Шарлотта Амалия Гессен-Кассельская
| Шарлотта Амалия Гессен-Кассельская | ||
| ||
|---|---|---|
| 1670 — 1699 | ||
| Предшественник: | София Амалия Брауншвейг-Люнебургская | |
| Преемник: | Луиза Мекленбургская | |
| Место погребения: | Роскилльский собор | |
Шарлотта Амалия Гессен-Кассельская (нем. Charlotte Amalie von Hessen-Kassel; 27 апреля 1650 — 27 марта 1714) — принцесса Гессен-Кассельская, супруга Кристиана V, короля Дании и Норвегии.
Биография
Шарлотта Амалия была дочерью ландграфа Гессен-Касселя Вильгельма VI и его супруги Гедвиги Софии Бранденбургской. Принцесса получила строгое религиозное, реформатское (кальвинистское) воспитание.
25 июня 1667 года в Нюкёбинге она вышла замуж за короля Дании и Норвегии Кристиана V. В брачном договоре было специально упомянуто, что Шарлотта Амалия и после вступления в брак сохранит своё реформатское вероисповедание. Таким образом, она была единственной среди датских королев, не сменивших при восшествии на трон свою религию на лютеранство. Впрочем, первоначально в Дании всё же предпринимались попытки принудить молодую королеву к принятию лютеранства, бывшего государственной религией Дании и Норвегии. В связи с этим Шарлотте Амалии пришлось обратиться за поддержкой к своей матери и дяде, курфюрсту Бранденбурга Фридриху-Вильгельму I.
Королева Шарлотта Амалия стала очень популярна в Дании с 1700 года, когда она приняла активное участие в обороне страны против вторгшихся на остров Зеландия войск шведского короля Карла XII. Она также в значительной мере способствовала принятию Данией изгнанных из Франции гугенотов, которым Кристиан V предоставил своим указом в 1685 году различные привилегии. В 1689 году, при личном участии королевы, в Копенгагене была освящена первая реформатская церковь. Шарлотта Амалия также добилась свободы вероисповедания в Дании для всех представителей реформатских религиозных общин.
В честь королевы названы город Шарлотта-Амалия, ныне административный центр Виргинских островов и копенгагенский замок Шарлоттенбург, перестроенный по её указанию. В этом дворце королева Шарлотта Амалия жила с 1699 года и до своей смерти. Ныне в нём находится Датская академия художеств. Похоронена королева в соборе города Роскилле.
Семья
В браке с Кристианом V у Шарлотты Амалии родились дети:
- Фредерик (1671—1730), король Дании и Норвегии, в первом браке был женат на Луизе Мекленбургской, во втором — на Анне Софии Ревентлов;
- Кристиан Вильгельм (1672—1673);
- Кристиан (1675—1695);
- София Гедвига (1677—1735);
- Кристиана-Шарлотта (1679—1689);
- Карл (1680—1729);
- Вильгельм (1687—1705).
Напишите отзыв о статье "Шарлотта Амалия Гессен-Кассельская"
Литература
- Jean-François Kervégan. [books.google.com/books?id=qS56qHYlp-0C&pg=PA75&dq=charlotte+amalie+kassel+d%C3%A4nemark&lr=&hl=de Wirtschaft und Wirtschaftstheorien in Rechtsgeschichte und Philosophie. — S. 75]
- Pauline Puppel. [books.google.com/books?id=KLQawvFB8EAC&pg=PA247&dq=charlotte+amalie+kassel+d%C3%A4nemark&lr=&hl=de Die Regentin. — S. 247f.]
- Friedrich Münter. [books.google.com/books?id=QMkAAAAAcAAJ&pg=PA4&dq=charlotte+amalie+kassel+d%C3%A4nemark&lr=&hl=de Magazin für Kirchengeschichte und Kirchenrecht des Nordens. — S. 4]
Отрывок, характеризующий Шарлотта Амалия Гессен-Кассельская
25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
