Рэмплинг, Шарлотта

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шарлотта Рэмплинг»)
Перейти к: навигация, поиск
Шарлотта Рэмплинг

Рэмплинг в 2012 году
Место рождения:

Стермер, графство Эссекс, Великобритания

Гражданство:

Великобритания Великобритания

Профессия:

актриса

Награды:

Тесса Шарлотта Рэмплинг (англ. Tessa Charlotte Rampling, 5 февраля 1946, Стермер, Эссекс, Великобритания) — британская актриса, кавалер ордена Британской империи (OBE), обладательница множества международных и национальных наград. Номинант на премию Оскар.





Биография

Отец Шарлотты Рэмплинг Годфри Рэмплинг — британский офицер, завоевавший на летних Олимпийских играх 1936 года золотую медаль в эстафетном беге 4×400 м.

Получив образование в учебных заведениях Франции и Англии, Шарлотта Рэмплинг начала карьеру модели. Бросив модельный бизнес, Рэмплинг училась в Лондонской актёрской школе «Роял корт». Первой киноролью Рэмплинг стала эпизодическая роль водной лыжницы в комедии Ричарда Лестера «Сноровка» 1965 года. Годом позже Рэмплинг получила более серьёзную роль в комедии «Девушка Джорджи» с Линн Редгрейв. Эта роль сделала её популярной в Великобритании и обеспечила новые предложения ролей.

Однако на родине Рэмплинг в 1960-е гг. снимались преимущественно в лёгких комедиях. В поисках более интересной работы Шарлотта Рэмплинг обратила своё внимание на итальянский кинематограф и вскоре получила роль в политической драме Лукино Висконти 1969 года «Гибель богов». До середины 1970-х гг. Рэмплинг занята в итальянском кино, среди её ролей — главная роль в фильме Лилианы Кавани «Ночной портье», повествующем о садо-мазохистской связи между бывшим охранником концентрационного лагеря (роль Дирка Богарда) и заключённой концлагеря. Фильм был запрещён в Италии и вызвал дебаты в среде европейских и американских кинокритиков.

Роль в этом фильме значительно продвинула творческую карьеру Шарлотты Рэмплинг, заинтересовав таких режиссёров, как Вуди Аллен, Сидни Люмет и Алан Паркер. В 1980 году Рэмплинг получает главную женскую роль в фильме Вуди Аллена «Воспоминания о „Звездной пыли“». Шарлотте Рэмплинг стали предлагать серьёзные и сложные женские роли, и в 1980-е гг. она работает в Европе. В 1986 году актриса снимается в фильме «Макс, моя любовь», в котором играет женщину, вступившую в порочную связь с шимпанзе.

В 2000 году Шарлотта Рэмплинг снялась в главной роли в драме Франсуа Озона «Под песком», который принёс ей номинацию на французскую кинопремию Сезар и Европейскую кинопремию за главную женскую роль.

За свои заслуги в развитии культурных связей между Францией и Великобританией в конце 2000 года Шарлотта Рэмплинг была награждена Орденом Британской империи.

В 2002 года вышел альбом песен Мишеля Ривгоша и Жана-Пьера Стора «comme une femme», исполняемых Шарлоттой Рэмплинг на французском и английском языке под аккомпанемент пианиста Клода Рожена.

В 2003 году выходит новый фильм Франсуа Озона с участием Шарлотты Рэмплинг — «Бассейн». Рэмплинг опять выдвигалась на премию «Сезар» и «Европейскую кинопремию» за лучшую женскую роль и получила последнюю.

В том же году Рэмплинг вернулась к театральной карьере, выступив в спектакле парижского Театра Эдуарда VII «Petits Crimes Conjugaux». В следующем году критики восторженно отзываются об успехе Рэмплинг в комедии Пьера Мариво «The False Servant».

В 2006 году Шарлотта Рэмплинг возглавляла жюри 56-го Берлинского международного кинофестиваля. Спустя почти десять лет, в 2015 году, в Берлине Рэмплинг была удостоена главного актёрского приза за работу в драме «45 лет».

Личная жизнь

В середине 1970-х гг. Шарлотта Рэмплинг переехала жить во Францию, а в 1978 году вышла замуж за музыканта Жана-Мишеля Жарра. Брак с ним распался в 1996 году.

Избранная фильмография

Напишите отзыв о статье "Рэмплинг, Шарлотта"

Примечания

Ссылки


К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Рэмплинг, Шарлотта

Кутузов обернулся. Видно было, что офицер мог управлять своим лицом, как хотел: в ту минуту, как Кутузов обернулся, офицер успел сделать гримасу, а вслед за тем принять самое серьезное, почтительное и невинное выражение.
Третья рота была последняя, и Кутузов задумался, видимо припоминая что то. Князь Андрей выступил из свиты и по французски тихо сказал:
– Вы приказали напомнить о разжалованном Долохове в этом полку.
– Где тут Долохов? – спросил Кутузов.
Долохов, уже переодетый в солдатскую серую шинель, не дожидался, чтоб его вызвали. Стройная фигура белокурого с ясными голубыми глазами солдата выступила из фронта. Он подошел к главнокомандующему и сделал на караул.
– Претензия? – нахмурившись слегка, спросил Кутузов.
– Это Долохов, – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Кутузов. – Надеюсь, что этот урок тебя исправит, служи хорошенько. Государь милостив. И я не забуду тебя, ежели ты заслужишь.
Голубые ясные глаза смотрели на главнокомандующего так же дерзко, как и на полкового командира, как будто своим выражением разрывая завесу условности, отделявшую так далеко главнокомандующего от солдата.
– Об одном прошу, ваше высокопревосходительство, – сказал он своим звучным, твердым, неспешащим голосом. – Прошу дать мне случай загладить мою вину и доказать мою преданность государю императору и России.
Кутузов отвернулся. На лице его промелькнула та же улыбка глаз, как и в то время, когда он отвернулся от капитана Тимохина. Он отвернулся и поморщился, как будто хотел выразить этим, что всё, что ему сказал Долохов, и всё, что он мог сказать ему, он давно, давно знает, что всё это уже прискучило ему и что всё это совсем не то, что нужно. Он отвернулся и направился к коляске.
Полк разобрался ротами и направился к назначенным квартирам невдалеке от Браунау, где надеялся обуться, одеться и отдохнуть после трудных переходов.
– Вы на меня не претендуете, Прохор Игнатьич? – сказал полковой командир, объезжая двигавшуюся к месту 3 ю роту и подъезжая к шедшему впереди ее капитану Тимохину. Лицо полкового командира выражало после счастливо отбытого смотра неудержимую радость. – Служба царская… нельзя… другой раз во фронте оборвешь… Сам извинюсь первый, вы меня знаете… Очень благодарил! – И он протянул руку ротному.
– Помилуйте, генерал, да смею ли я! – отвечал капитан, краснея носом, улыбаясь и раскрывая улыбкой недостаток двух передних зубов, выбитых прикладом под Измаилом.
– Да господину Долохову передайте, что я его не забуду, чтоб он был спокоен. Да скажите, пожалуйста, я всё хотел спросить, что он, как себя ведет? И всё…
– По службе очень исправен, ваше превосходительство… но карахтер… – сказал Тимохин.
– А что, что характер? – спросил полковой командир.
– Находит, ваше превосходительство, днями, – говорил капитан, – то и умен, и учен, и добр. А то зверь. В Польше убил было жида, изволите знать…
– Ну да, ну да, – сказал полковой командир, – всё надо пожалеть молодого человека в несчастии. Ведь большие связи… Так вы того…
– Слушаю, ваше превосходительство, – сказал Тимохин, улыбкой давая чувствовать, что он понимает желания начальника.
– Ну да, ну да.
Полковой командир отыскал в рядах Долохова и придержал лошадь.
– До первого дела – эполеты, – сказал он ему.
Долохов оглянулся, ничего не сказал и не изменил выражения своего насмешливо улыбающегося рта.
– Ну, вот и хорошо, – продолжал полковой командир. – Людям по чарке водки от меня, – прибавил он, чтобы солдаты слышали. – Благодарю всех! Слава Богу! – И он, обогнав роту, подъехал к другой.
– Что ж, он, право, хороший человек; с ним служить можно, – сказал Тимохин субалтерн офицеру, шедшему подле него.
– Одно слово, червонный!… (полкового командира прозвали червонным королем) – смеясь, сказал субалтерн офицер.
Счастливое расположение духа начальства после смотра перешло и к солдатам. Рота шла весело. Со всех сторон переговаривались солдатские голоса.
– Как же сказывали, Кутузов кривой, об одном глазу?
– А то нет! Вовсе кривой.
– Не… брат, глазастее тебя. Сапоги и подвертки – всё оглядел…
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…
– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.