Шаскольский, Игорь Павлович

Игорь Павлович Шаскольский
Место рождения:	Петроград, Петроградская губерния
Научная сфера:	история, этнография
Место работы:	Ленинградское отделение Института истории АН СССР
Учёная степень:	доктор исторических наук
Альма-матер:	Ленинградский университет

И́горь Па́влович Шаско́льский (31 октября 1918, Петроград — 1995, Санкт-Петербург) — советский и российский историк, доктор исторических наук.

Биография

Отец, П. Б. Шаскольский, до революции и в годы нэпа был владельцем аптеки в Петербурге, затем работал инженером-химиком в фармацевтической промышленности, погиб в блокаду. Мать — директор школы рабочей молодёжи, заведующая районной библиотекой.

И. Шаскольский закончил 28-ю среднюю школу (б. Петришуле) в 1936 году. В 1936—1941 учился на историческом факультете ЛГУ, прошёл подготовку по двум отделениям — историческому и археологическому. В эти годы сформировались основные научные интересы: история древней и средневековой Руси, взаимоотношения со Скандинавией. Уже в 1940 опубликованы первые печатные работы.

В годы войны И. П. Шаскольский (не призванный в армию из-за плохого зрения) работал в формированиях ПВО университета, на строительстве оборонительных сооружений. В марте 1942 был эвакуирован в Ярославль. Работал заведующим Арефинского РОНО Ярославской области.

Осенью 1944 вернулся в Ленинград, поступил в аспирантуру. В 1947 защитил кандидатскую диссертацию («Борьба Новгорода со Швецией и Норвегией до 60-х гг. XIII века»).

В 1949—1953 работал в Институте истории, языка и литературы в Петрозаводске, затем — в Музее истории религии и атеизма в Ленинграде.

С 1956 до конца жизни И. П. Шаскольский — сотрудник Ленинградского отделения Института истории АН СССР (ныне Санкт-Петербургский институт истории). В 1965 защитил докторскую диссертацию («Столбовский мир 1617 г. и торговые отношения России со Шведским государством в первой половине XVII в.»). Среди тем, разрабатываемых учёным в этот период — норманизм и антинорманизм, историческая география и историческое краеведение Северо-Запада России. С 1981 Шаскольский руководил секцией истории географических знаний Всесоюзного географического общества.

С 1951 по 1986 гг. в качестве совместителя преподавал в Ленинградском государственном университете, в частности, читал курс истории скандинавских стран на филологическом и историческом факультетах ЛГУ.

Автор около 300 научных работ по истории, исторической географии, источниковедению Северо-запада России, Скандинавских стран, Финляндии, Прибалтики, Карелии.

Основные труды

• Борьба Новгорода со Швецией перед Невской битвой // Военно-исторический журнал. 1940. № 7.
• Договоры Новгорода с Норвегией // Исторические записки. 1945. Т. 14. С. 38-61.
• Сигтунский поход 1187 г. // Исторические записки. 1949. Т. 29. С. 135—163.
• Шведская интервенция в Карелии в начале XVII в. Петрозаводск, 1950. 168 с., 2 л. карт. [www.kirjazh.spb.ru/biblio/shask_17/shask0.htm]
• Папская курия — главный организатор крестоносной агрессии 1240—1242 гг. против Руси // Исторические записки. 1951. Т. 37. С. 169—188.
• Борьба Александра Невского против крестоносной агрессии конца 40-50-х годов XIII в. // Исторические записки. 1953. Т. 43. С. 182—200.
• Тихвин : Историко-краеведческий очерк / И. П. Шаскольский, Л. А. Файнштейн, Л.: Лениздат, 1961. с.5-48 (Города Ленинградской области).
• Русско-ливонские переговоры 1554 г. и вопрос о ливонской дани // Международные связи России до XVII в. М., 1961. С. 376—399.
• О возникновении города Колы // Исторические записки. 1962. Т. 71. С. 270—279.
• Столбовский мир 1617 г. и торговые отношения России со Шведским государством. М.; Л.: Наука, 1964. 218 с.
• Норманская теория в современной буржуазной науке. М.; Л.: Наука, 1965. 221 с.
• Об основных особенностях русско-шведской торговли XVII в. // Международные связи России в XVII—XVIII вв. М., 1966. С. 7-34.
• Вопросы происхождения имени «Русь» в современной буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Л., 1967. С. 128—176.
• Историческая география // Вспомогательные исторические дисциплины. 1968. Т. 1. С. 95-118.
• Советские исторические атласы / И. П. Гасс и И. П. Шаскольский // Вспомогательные исторические дисциплины. 1969. Т. 2. С. 115—121.
• Экономические связи России с Данией и Норвегией в IX—XVII вв. // Исторические связи Скандинавии и России, IX—XX вв. Л., 1970. С. 9-63.
• Русско-шведские переговоры 1626 г. // Проблемы истории международных отношений. Л., 1972. С. 224—242.
• Приозерск / В. И. Громов, И. П. Шаскольский. 3-е изд., испр. и доп. Л. : Лениздат, 1976. 158 с. (Города Ленинградской области).
• Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII—XIII вв. Л.: Наука, 1978. 245 с.
• Материалы по истории Ижорской земли и Корельского уезда XVII в. в Государственном архиве Финляндии // Вспомогательные исторические дисциплины. 1979. Т. 11. С. 113—134.
• Известие Бертинских анналов в свете данных современной науки // Летописи и хроники, 1980 г. М., 1981. С. 43-54.
• Антинорманизм и его судьбы // Генезис и развитие феодализма в России. Л., 1983. С. 35-51.
• Тихвин : Историко-краеведческий очерк / И. П. Шаскольский, Л. А. Файнштейн, М. Л. Самушенкова. — Л.: Лениздат, 1984. — 192 с. — (Города Ленинградской области).
• Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV веке / И. П. Шаскольский; Отв. ред. А. И. Копанев; Рецензенты: М. А. Коган, М. Б. Свердлов. — Л.: Наука, 1987. — 176 с. — 7400 экз.
• Борьба Руси против шведской экспансии в Карелии, конец XIII — нач. XIV в. Петрозаводск: Карелия, 1987. 139, [2] с.
• Памятники русско-византийского искусства на острове Готланд // Вспомогательные исторические дисциплины. 1991. Т. 23. С. 134—143.
• Время и семья Малоземовых / Малоземов Платон Александрович; Гуляев Александр Павлович, Шаскольский Игорь Павлович. — М.: Металлургия, 1993.
• Русская морская торговля на Балтике в XVII в. : (Торговля со Швецией). СПб.: Наука, 1994. 187, [2] с. ISBN 5-02-027378-3.
• Экономические отношения России и Шведского государства в XVII веке. СПб.: Дмитрий Буланин, 1998. 319 с., [1] л. портр. ISBN 5-86007-105-1. Список трудов И. П. Шаскольского: с. 296—317.

Литература

• Коваленко Г. [annals.xlegio.ru/person/shaskolsky.htm Игорь Павлович Шаскольский (1918—1995) : Некролог] // Новгородский исторический сборник. СПб., 1997. Вып. 6 (16). С. 345—346.
• Свердлов М. Б. Игорь Павлович Шаскольский (1918—1995) // Вспомогательные исторические дисциплины. 1998. Т. 26. С. 328—335.

Ссылки

• [annals.xlegio.ru/sbo/bibliogr/shaskolsky.htm Список трудов];
• [allpetrischule-spb.org/index.php?title=%D0%A8%D0%B0%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B9,_%D0%98%D0%B3%D0%BE%D1%80%D1%8C_%D0%9F%D0%B0%D0%B2%D0%BB%D0%BE%D0%B2%D0%B8%D1%87 Энциклопедия Петришуле: Шаскольский, Игорь Павлович].
• Баринов Д. А., Ростовцев Е. А. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/1284.html Шаскольский Игорь Павлович // Биографика СПбГУ]

Отрывок, характеризующий Шаскольский, Игорь Павлович

– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.
– След заячий, много следов! – прозвучал в морозном скованном воздухе голос Наташи.
– Как видно, Nicolas! – сказал голос Сони. – Николай оглянулся на Соню и пригнулся, чтоб ближе рассмотреть ее лицо. Какое то совсем новое, милое, лицо, с черными бровями и усами, в лунном свете, близко и далеко, выглядывало из соболей.
«Это прежде была Соня», подумал Николай. Он ближе вгляделся в нее и улыбнулся.
– Вы что, Nicolas?
– Ничего, – сказал он и повернулся опять к лошадям.
Выехав на торную, большую дорогу, примасленную полозьями и всю иссеченную следами шипов, видными в свете месяца, лошади сами собой стали натягивать вожжи и прибавлять ходу. Левая пристяжная, загнув голову, прыжками подергивала свои постромки. Коренной раскачивался, поводя ушами, как будто спрашивая: «начинать или рано еще?» – Впереди, уже далеко отделившись и звеня удаляющимся густым колокольцом, ясно виднелась на белом снегу черная тройка Захара. Слышны были из его саней покрикиванье и хохот и голоса наряженных.