Шафонский, Афанасий Филимонович
| Афанасий Филимонович Шафонский | |
| Род деятельности: |
экономист, этнограф, врач |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
деревня Гаповка, Сосницкий уезд, Черниговская губерния, |
Афана́сий Филимо́нович Шафо́нский (1740—1811) — украинский учёный, экономист, этнограф, врач.[1]
Биографические данные
Родился в Соснице Малороссийской губернии 13 (24) декабря 1740 года в семье малороссийского сотника Черниговского полка. Принадлежит к старинному дворянскому роду.
В 1756 году начал получать образование в городе Галле (получил диплом доктора права). Позднее жил и продолжал образование в городах Лейден (доктор философии) и Страсбург (доктор медицины). В Страсбурге в 1763 году защитил диссертацию «De gravidarum, parturientium et puerperarum convulsionibus» (Argentorati, 1763 г.). В том же 1763 году вернулся в Россию и после экзамена в медицинской коллегии в Санкт-Петербурге получил право практики в России и вновь учрежденное правительством место врача иностранных колонистов в Астраханской губернии.
Доктор права, философии и медицины. Один из основоположников отечественной эпидемиологии.[2]
В 1769 году короткое время состоял главным полевым доктором в армии и в том же году был перемещен старшим доктором в московский Генеральный госпиталь, где его застала чума 1770 года. Шафонский первым распознал её и должен был бороться не только с эпидемией, но и с невежественным отношением к ней многих московских врачей. По окончании эпидемии он издал её описание — «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 гг., с приложением всех для прекращения оной тогда установленных учреждений» (М., 1775 г. — авторство на титульном листе не указано), с посвящением Императрице Екатерине II.
В 1776 году назначен штадт-физиком и управляющим медицинской конторой в Москве.
С 1781 года — советник Уголовного Суда в Черниговском наместничестве.
Совместно с П. В. Малаховым составил «Черниговского наместничества топографское описание с кратким географическим и историческим описанием Малой России», которое было изданно в Киеве уже после смерти автора, в 1851 году.[3][4]
Кавалер. Имел чин действительного статского советника.
С 1798 года жил в своем имении в деревне Якличи (Гаповка) Сосницкого повета Черниговской губернии, где и умер 27 марта (8 апреля) 1811 года.[5]
Напишите отзыв о статье "Шафонский, Афанасий Филимонович"
Примечания
- ↑ [slovari.299.ru/word.php?id=71614&sl=enc Большой Энциклопедический словарь (БЭС) → ШАФОНСКИЙ Афанасий Филимонович]
- ↑ [www.hrono.info/biograf/bio_sh/shafonsky.html XPOHOC — БИОГРАФИИ — Шафонский Афанасий Филимонович]
- ↑ [slovari.yandex.ru/dict/io/article/io/19000/14220.htm Энциклопедический словарь «История Отечества с древнейших времен до наших дней». Шафонский Афанасий Филимонович](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2872 дня))
- ↑ [www.peoplelib.ru/libcb91c9fb27.html Шафонский Афанасий Филимонович]
- ↑ [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=136078 Биография]
Литература
- Никитин А. Н. Краткий обзор состояния медицины в России в царствовании Екатерины II. СПб., 1855.
- Митрополит Евгений. Словарь русских светских писателей, соотечественников и чужестранцев, писавших в России.
- Рихтер В. М. История медицины в России. В 3-х томах. М., 1814—1820.
- Новиков Н. И. Опыт исторического словаря о российских писателях.
- Чистович Я. А. История первых медицинских школ в России. СПб., 1883.
- Змеев Л. Ф. Русские врачи-писатели. — СПб., 1886—1889.
- Чтения в обществе Нестора-летописца, 1900, кн. XIV, вып. 2, отд. III, с. 71—83. Л. Дагаев.
|
Это заготовка статьи о человеке с Украины. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Шафонский, Афанасий Филимонович
– Не замуж, а так , – повторила она.– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.
На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.
31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
