Шах!

Жан-Жорж Вибер

Шах!

англ. Check!

Дерево, масло. 73,66 × 97,79 см

Музей Хэггин, Стоктон, Калифорния, США

Шах! (англ. Check!, или англ. Check – Napoleon and the Cardinal) — картина французского художника Жана-Жоржа Вибера (фр. Jean-Georges Vibert) на сюжет эпизода из жизни Наполеона I Бонапарта.

История создания картины и её судьба

Дед художника, художник-гравёр Жан-Пьер-Мари Жазе (фр. Jean-Pierre-Marie Jazet), у которого учился молодой Вивер и с которым он был чрезвычайно близок, во времена Наполеона создал большое число патриотических работ, прославляющих императора. Но сам Вибер был убеждённым республиканцем. Вибер написал несколько картин на тему жизни Наполеона Бонапарта, которая была весьма популярна во французском искусстве XIX века. В работах художника легко заметна скрытая ирония по отношению к Бонапарту. При этом не только в живописи, но и в литературных сочинениях Вивера. Его статья, сопровождаемая изображением, созданным самим художником, «Монастырь под ружьём», была помещена в журнале The Century Magazine. Картина «Apotheosis of Theirs» художника (была выставлена на Парижском Салоне 1878 года) представляет несколько сцен из жизни Наполеона во времена империи.

Художник был антиклерикалом, в своих картинах он иногда с мягким юмором, а иногда сатирически высмеивает повседневную жизнь духовенства, далёкую от забот о Царстве Небесном. Он изображает богатство и светские забавы кардиналов, их наивность и невежество. Иногда представлена игра в шахматы.

Дата создания картины «Шах!» неизвестна. Размер картины — 29 на 38 1/2 дюйма (73,66 на 97,79 сантиметров). Техника — масло по дереву. В настоящее время картина находится в собрании Музея Хэггин (англ. The Haggin Museum) в Стоктоне, Калифорния, США.

Персонажи, изображённые на картине

На картине изображены:

• Наполеон Бонапарт
• дядя Наполеона — кардинал Жозеф Феш (фр. Joseph Fesch; 3 января 1763, Аяччо, Корсиканская республика — 13 мая 1839, Рим, Папская область), единоутробный брат матери Наполеона, возведённый при его содействии в кардиналы и получивший кафедру архиепископа Лионского.

После прихода к власти Наполеон задумал превратить католическую церковь в свою опору. С его помощью Феш сделал головокружительную карьеру в церковной иерархии. Он был также весьма богатым человеком. Архиепископ Лиона с 31 июля 1802 года. В 1803 году Феш получил сан кардинала и должность французского посланника в Ватикане. Феш в 1804 году обвенчал Наполеона и Жозефину Богарне накануне их коронации. В 1810 году он вновь обвенчал Наполеона, на сей раз с австрийской эрцгерцогиней Марией Луизой Габсбург. После провозглашения империи он стал графом, сенатором и заведующим духовными благотворительными суммами. В семье Бонапартов Феш считался главным финансовым советником. Назначения на административные должности на родине (на Корсике) не обходилось без благословения дяди императора. В 1808—1809 годах его отношения с Наполеоном резко ухудшаются. Когда в 1809 году Наполеон ликвидировал Папскую область, а протестовавшего против этого римского папу Пия VII арестовал и содержал в плену во Франции, Феш в знак протеста отказался занять место архиепископа Парижского. Для осуждения папы в 1811 году в Париже был собран собор галликанской церкви, председательствовать на котором был назначен кардинал Феш. Феш (вопреки ожиданиям Наполеона) проявил строптивость и встал на сторону римского папы. Это вызвало гнев Наполеона, Феш был выслан в Лион и вплоть до 1814 года находился в опале. Наполеон также перехватил письмо, посланное кардиналом папе Пию VII.

Сюжет картины

В картине Вибер объединяет свои две любимые темы — иронию над светским образом жизни высшего духовенства и над эпизодами жизни императора Франции. Ковёр из шкуры белого медведя добавляет ноту агрессии к шахматной партии противников, но может также относиться к русской кампании Наполеона в 1812 году. Феш на картине самодовольно подносит к носу щепотку табаку. Искусствоведы считают, что он сделал ход, который ставит Наполеона в трудное положение на шахматной доске (шах). В картине Вибера, изображающей Наполеона I и младенца-короля Рима, также показано скрытое противостояние между дядей и племянником. Император на картине «Шах!» задумался не только над шахматной позицией. Дядя, встав на сторону римского папы, вмешался в государственные дела Франции (в представлении художника — поставил ему шах в жизни). Теперь племянник должен принять ответственное решение.

Как обычно в своих полотнах, Вибер детально точен в отношении истории. Он, как предполагают, изучал портреты обоих персонажей и воспроизводит их костюмы точно, вплоть до мелочей, например, особенностей ордена Почётного легиона, который они носят. Он изобразил Наполеона в роскошной спальне во дворце Фонтенбло с большим вниманием к малейшим деталям, включая подлинные символы, находившиеся там во времена Империи и уже не существовавшие в эпоху художника, — золотую букву «N» на стене, лавровые венки и оливковые ветви. Предполагают, что Вибер своей картиной показывает тщету власти и вмешательство церкви в политические дела.

Наполеон и шахматы

Наполеон играл в шахматы в молодости — в военной школе и в «Кафе де ля Режанс», в зрелые годы — в светских салонах (а иногда, на корабле во время плавания и в перерывах между сражениями). Обычно Бонапарт возил с собой шахматы — во время экспедиции в Египте, в ходе военной кампании в России, во время пребывания в Герцогстве Варшавском, в ссылке на острове Эльба, на острове Святой Елены у берегов Африки. Его частыми партнёрами были маршалы Иоахим Мюрат и Луи-Александр Бертье, Юг-Бернар Маре, герцог Бассано и генерал Анри-Гасьен Бертран. Современники отмечали, что Наполеон играл чрезвычайно быстро, особо не напрягаясь, давая полную свободу мысли. Когда соперник надолго задумывался, император приходил в раздражение. Проигрывая, Наполеон злился и не скрывал своей обиды.

См. также

• Шахматы в живописи

Литература

• [hagginmuseum.org/Collections/JehanGeorgesVibert/Check Checkc. Undated by Vibert, Jehan-Georges (1840—1902)] (англ.). The Haggin Museum. Проверено 13 октября 2016.

Шахматы   Франция   Живопись

Отрывок, характеризующий Шах!

– Sire, tout Paris regrette votre absence, [Государь, весь Париж сожалеет о вашем отсутствии.] – как и должно, ответил де Боссе. Но хотя Наполеон знал, что Боссе должен сказать это или тому подобное, хотя он в свои ясные минуты знал, что это было неправда, ему приятно было это слышать от де Боссе. Он опять удостоил его прикосновения за ухо.
– Je suis fache, de vous avoir fait faire tant de chemin, [Очень сожалею, что заставил вас проехаться так далеко.] – сказал он.
– Sire! Je ne m'attendais pas a moins qu'a vous trouver aux portes de Moscou, [Я ожидал не менее того, как найти вас, государь, у ворот Москвы.] – сказал Боссе.
Наполеон улыбнулся и, рассеянно подняв голову, оглянулся направо. Адъютант плывущим шагом подошел с золотой табакеркой и подставил ее. Наполеон взял ее.
– Да, хорошо случилось для вас, – сказал он, приставляя раскрытую табакерку к носу, – вы любите путешествовать, через три дня вы увидите Москву. Вы, верно, не ждали увидать азиатскую столицу. Вы сделаете приятное путешествие.
Боссе поклонился с благодарностью за эту внимательность к его (неизвестной ему до сей поры) склонности путешествовать.
– А! это что? – сказал Наполеон, заметив, что все придворные смотрели на что то, покрытое покрывалом. Боссе с придворной ловкостью, не показывая спины, сделал вполуоборот два шага назад и в одно и то же время сдернул покрывало и проговорил:
– Подарок вашему величеству от императрицы.
Это был яркими красками написанный Жераром портрет мальчика, рожденного от Наполеона и дочери австрийского императора, которого почему то все называли королем Рима.
Весьма красивый курчавый мальчик, со взглядом, похожим на взгляд Христа в Сикстинской мадонне, изображен был играющим в бильбоке. Шар представлял земной шар, а палочка в другой руке изображала скипетр.
Хотя и не совсем ясно было, что именно хотел выразить живописец, представив так называемого короля Рима протыкающим земной шар палочкой, но аллегория эта, так же как и всем видевшим картину в Париже, так и Наполеону, очевидно, показалась ясною и весьма понравилась.
– Roi de Rome, [Римский король.] – сказал он, грациозным жестом руки указывая на портрет. – Admirable! [Чудесно!] – С свойственной итальянцам способностью изменять произвольно выражение лица, он подошел к портрету и сделал вид задумчивой нежности. Он чувствовал, что то, что он скажет и сделает теперь, – есть история. И ему казалось, что лучшее, что он может сделать теперь, – это то, чтобы он с своим величием, вследствие которого сын его в бильбоке играл земным шаром, чтобы он выказал, в противоположность этого величия, самую простую отеческую нежность. Глаза его отуманились, он подвинулся, оглянулся на стул (стул подскочил под него) и сел на него против портрета. Один жест его – и все на цыпочках вышли, предоставляя самому себе и его чувству великого человека.
Посидев несколько времени и дотронувшись, сам не зная для чего, рукой до шероховатости блика портрета, он встал и опять позвал Боссе и дежурного. Он приказал вынести портрет перед палатку, с тем, чтобы не лишить старую гвардию, стоявшую около его палатки, счастья видеть римского короля, сына и наследника их обожаемого государя.
Как он и ожидал, в то время как он завтракал с господином Боссе, удостоившимся этой чести, перед палаткой слышались восторженные клики сбежавшихся к портрету офицеров и солдат старой гвардии.
– Vive l'Empereur! Vive le Roi de Rome! Vive l'Empereur! [Да здравствует император! Да здравствует римский король!] – слышались восторженные голоса.
После завтрака Наполеон, в присутствии Боссе, продиктовал свой приказ по армии.
– Courte et energique! [Короткий и энергический!] – проговорил Наполеон, когда он прочел сам сразу без поправок написанную прокламацию. В приказе было:
«Воины! Вот сражение, которого вы столько желали. Победа зависит от вас. Она необходима для нас; она доставит нам все нужное: удобные квартиры и скорое возвращение в отечество. Действуйте так, как вы действовали при Аустерлице, Фридланде, Витебске и Смоленске. Пусть позднейшее потомство с гордостью вспомнит о ваших подвигах в сей день. Да скажут о каждом из вас: он был в великой битве под Москвою!»
– De la Moskowa! [Под Москвою!] – повторил Наполеон, и, пригласив к своей прогулке господина Боссе, любившего путешествовать, он вышел из палатки к оседланным лошадям.
– Votre Majeste a trop de bonte, [Вы слишком добры, ваше величество,] – сказал Боссе на приглашение сопутствовать императору: ему хотелось спать и он не умел и боялся ездить верхом.
Но Наполеон кивнул головой путешественнику, и Боссе должен был ехать. Когда Наполеон вышел из палатки, крики гвардейцев пред портретом его сына еще более усилились. Наполеон нахмурился.
– Снимите его, – сказал он, грациозно величественным жестом указывая на портрет. – Ему еще рано видеть поле сражения.
Боссе, закрыв глаза и склонив голову, глубоко вздохнул, этим жестом показывая, как он умел ценить и понимать слова императора.


Весь этот день 25 августа, как говорят его историки, Наполеон провел на коне, осматривая местность, обсуживая планы, представляемые ему его маршалами, и отдавая лично приказания своим генералам.
Первоначальная линия расположения русских войск по Ко лоче была переломлена, и часть этой линии, именно левый фланг русских, вследствие взятия Шевардинского редута 24 го числа, была отнесена назад. Эта часть линии была не укреплена, не защищена более рекою, и перед нею одною было более открытое и ровное место. Очевидно было для всякого военного и невоенного, что эту часть линии и должно было атаковать французам. Казалось, что для этого не нужно было много соображений, не нужно было такой заботливости и хлопотливости императора и его маршалов и вовсе не нужно той особенной высшей способности, называемой гениальностью, которую так любят приписывать Наполеону; но историки, впоследствии описывавшие это событие, и люди, тогда окружавшие Наполеона, и он сам думали иначе.
Наполеон ездил по полю, глубокомысленно вглядывался в местность, сам с собой одобрительно или недоверчиво качал головой и, не сообщая окружавшим его генералам того глубокомысленного хода, который руководил его решеньями, передавал им только окончательные выводы в форме приказаний. Выслушав предложение Даву, называемого герцогом Экмюльским, о том, чтобы обойти левый фланг русских, Наполеон сказал, что этого не нужно делать, не объясняя, почему это было не нужно. На предложение же генерала Компана (который должен был атаковать флеши), провести свою дивизию лесом, Наполеон изъявил свое согласие, несмотря на то, что так называемый герцог Эльхингенский, то есть Ней, позволил себе заметить, что движение по лесу опасно и может расстроить дивизию.
Осмотрев местность против Шевардинского редута, Наполеон подумал несколько времени молча и указал на места, на которых должны были быть устроены к завтрему две батареи для действия против русских укреплений, и места, где рядом с ними должна была выстроиться полевая артиллерия.
Отдав эти и другие приказания, он вернулся в свою ставку, и под его диктовку была написана диспозиция сражения.
Диспозиция эта, про которую с восторгом говорят французские историки и с глубоким уважением другие историки, была следующая:
«С рассветом две новые батареи, устроенные в ночи, на равнине, занимаемой принцем Экмюльским, откроют огонь по двум противостоящим батареям неприятельским.
В это же время начальник артиллерии 1 го корпуса, генерал Пернетти, с 30 ю орудиями дивизии Компана и всеми гаубицами дивизии Дессе и Фриана, двинется вперед, откроет огонь и засыплет гранатами неприятельскую батарею, против которой будут действовать!
24 орудия гвардейской артиллерии,
30 орудий дивизии Компана
и 8 орудий дивизии Фриана и Дессе,
Всего – 62 орудия.
Начальник артиллерии 3 го корпуса, генерал Фуше, поставит все гаубицы 3 го и 8 го корпусов, всего 16, по флангам батареи, которая назначена обстреливать левое укрепление, что составит против него вообще 40 орудий.