Шахматный этюд

Ша́хматный этю́д (от фр. étude, буквально — изучение, исследование) — составленная шахматным композитором позиция, в которой одной из сторон (обычно белым) предлагается выполнить задание (выиграть или сделать ничью) без указания количества ходов, необходимых для достижения этой цели. Шахматист, составляющий этюды, называется этюдистом.

Этюдное искусство

Этюд более близок к практической партии, чем задача. Начальная позиция этюда выглядит обычно естественной и напоминает положение из партии (чаще всего из эндшпиля, реже — из середины игры). Решение этюда состоит в нахождении задуманного автором пути, ведущего к выполнению задания.

Художественные принципы

Скрытность и трудность решения этюда достигаются путём маскировки основной идеи при помощи вступительной игры и предоставления чёрным возможности активной контригры. В этюде необходимо соблюдать основные принципы этюдной шахматной композиции:

• Легальность начальной позиции, естественность и экономичность её формы.
• Решаемость во всех вариантах.
• Решение обязано быть единственным (при лучших ответах противника), труднонаходимым и должно производить художественное впечатление. Побочные решения в тематических вариантах недопустимы.

Этюдная тематика

Тематика шахматных этюдов чрезвычайно разнообразна. Ниже перечислены самые популярные темы.

• Традиционные темы: мат, пат, выигрыш фигуры.
• Позиционная ничья. Это практически отдельный жанр со своим обширным набором тем: блокада, привязывание, вечный шах, вечное нападение и др.
• Цугцванг, в том числе взаимный.
• Превращение пешек в слабые фигуры.
• Отказ от взятия фигуры.
• Доминация — ситуация, когда неприятельская фигура на свободной доске проигрывается при любом своём ходе.
• Систематическое движение комплекса фигур.
• Эхо-синтез: повторение однотипной идеи в разных вариантах.
• Тонкое позиционное маневрирование.
• Перенос в этюд задачных идей: критический ход, освобождение линии, отвлечение, перекрытие и т. п.

См. также: Категория:Темы в шахматной композиции.

Связанные термины

• Аристократ — этюд без пешек.
• Дуаль — незначительное отклонение от единственности решения.
• Близнец — вариант этюда с почти такой же начальной позицией, но существенно иным решением.
• Малютка — этюд, число фигур в котором не более пяти.
• Миниатюра — этюд, число фигур в котором не более семи.

История этюда

В ходе развития этюдного творчества требования к его форме и содержанию претерпевали изменения.

Мансубы

Этюд возник как самостоятельная форма композиции из мансуб и при анализе окончаний партий. Первые дошедшие до нас этюды — арабские и среднеазиатские мансубы — составлены ещё по правилам шатранджа, часто громоздки по построению, однако принципиально не отличаются от современных этюдов.

Средневековая Европа

Джамбатиста Лолли
1763

	a	b	c	d	e	f	g	h
8									8
7									7
6									6
5									5
4									4
3									3
2									2
1									1
	a	b	c	d	e	f	g	h

Выигрыш
(3 + 2)

Первые европейские сборники шахматных этюдов датируются XIII веком (см. «Бонус Социус»). Значительная часть включённых в них этюдов — это мансубы из исламских рукописей. С XV века старые правила шатранджа начали постепенно заменяться на современные; игра становилась гораздо более динамичной и богатой.

В XV—XVI веках вышло несколько шахматных книг (Луис Рамирес Лусена, Педро Дамиано), содержащих новые правила игры, руководство по дебютам, а также антологию этюдов и задач. Трактат Дамиано (на итальянском) получил особенную популярность, переиздавался 8 раз, был переведён на несколько языков. В XVI веке аналогичные по содержанию книги выпустили Джулио Чезаре Полерио и Алессандро Сальвио.

Большую роль в развитии композиции сыграли Эрколе дель Рио, Джамбатиста Лолли, Филипп Стамма и Франсуа-Андре Даникан Филидор, сильные шахматисты и авторы содержательных шахматных сборников (XVIII век). Приведённые в этих работах этюды по существу представляют собой эндшпильные позиции с неочевидным решением.

Решение этюда Лолли: 1.Крd6 Крf8! (чтобы на 2.Крe6 ответить 2…Крe8) 2.f7! Кр:f7 3.Крd7 Крf8 4.Крe6 Kpg7 5.Kpe7 Kpg8 6.Kpf6, далее выигрыш прост.

Становление этюдного творчества (XIX век)

И. Клинг, Б. Горвиц
1851

	a	b	c	d	e	f	g	h
8									8
7									7
6									6
5									5
4									4
3									3
2									2
1									1
	a	b	c	d	e	f	g	h

Выигрыш
(3 + 3)

Среди обширной шахматной литературы XIX века выделяется монументальный «Сборник лучших шахматных задач» Аарона Александра (1846), содержащий 2000 лучших этюдов и задач разных авторов. К середине XIX века крупные этюдисты имелись во всех развитых странах; среди них Луи Шарль де Лабурдонне, Адольф Андерсен, Лионель Кизерицкий и другие.

Как уже упоминалось выше, вначале этюды имели преимущественно аналитический характер и форсированное решение, красоте комбинации или манёвра уделялось недостаточное внимание.

Историю современного этюда принято начинать со сборника этюдов И. Клинга и Б. Горвица (1851). Они стали не только крупнейшими этюдистами своего времени (более 200 этюдов), но и родоначальниками значительного количества этюдных тем. Кроме того, им принадлежит сам термин «этюд» (нем. Studie; в русский язык, по инициативе М. И. Чигорина, вошёл его французский аналог). В творчестве Клинга и Горвица ещё немало чисто аналитических позиций, но немало и ярких, зрелищных этюдов, красота которых заслуживает быть отмеченной и с современной точки зрения.

Решение этюда Клинга и Горвица: 1.Крa6! (см. 7-й ход белых) Фg6+ 2.Крa7! Фg1+ 3.Крa8! Фb1 4.Фe5+ Фb2 5.Фe1+ Фb1 6.Фc3+ Фb2 7.Фa5+ Крb1 8.Сe4+ Крc1 9.Фe1#

В 1862 году в Лондоне был проведен первый в мире конкурс составления задач и этюдов; треть призов по разделу этюдов получили Клинг и Горвиц. Благодаря подъёму интереса к шахматам такие конкурсы вскоре стали массовым явлением. Начали выходить шахматные журналы и газеты, образовались национальные школы шахматных композиторов (немецкая, чешская, русская и другие).

Мастера этюда конца XIX века

К концу XIX века в творчестве ряда этюдистов начинают формироваться отдельные творческие принципы современного этюда (датчанин Йесперсен, латыши Зеверс, Амелунг и др.). Принцип экономичности построения, утвердившийся в задаче, становится ведущим и в этюде. Постепенно изживается форсированность решения, разрабатываются новые технические приёмы, расширяется этюдная тематика.

Ж. Барбье, Ф. Сааведра «Уикли ситизен» (Глазго), 1895 a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Выигрыш (2 + 2)

Льюис ван Флит «Дойче шахцайтунг», 1888 a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Выигрыш (3 + 2)

Герман Нейштадтль «Стратежи», 1897 a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Выигрыш (4 + 3)

18 мая 1895 года в шотландской газете «Уикли ситизен» был опубликован этюд, появившийся на свет благодаря усилиям редактора шахматного раздела Ж. Барбье и местного католического священника Фернандо Сааведры (1847—1922). Изысканная красота этюда стала настоящим открытием. Шедевр послужил мощным стимулом для шахматных композиторов в их стремлении усилить эстетическую сторону этюда и парадоксальную, зрелищную сторону решения. Решение этюда: 1.c7 Лd6+ 2.Крb5! (2.Крc5? Лd1 и Лc1+, или 2.Крb7? Лd7) Лd5+ 3.Крb4 Лd4+ 4.Крb3 Лd3+ 5.Крc2 Лd4! (ожидая 6.c8Ф? Лc4+! 7.Ф:c4 пат) 6.c8Л!! Лa4 7.Крb3!

Ещё одним «автором одного шедевра» стал английский мастер Льюис ван Флит (Louis van Vliet, 1870—1932), опубликовавший свой классический этюд в 1888 году. Решение этюда ван Флита: 1.Фb4! Цугцванг. Далее возможны 3 варианта.

• 1…Фd5(f3) 2.Фa4+ Крb6 3.Фb3+!! Ф:b3 4.b8Ф+
• 1…Фg2 2.Фa3+ Крb6 3.Фb2+!! Ф:b2 4.b8Ф+
• 1…Фh1 2.Фa3+ Крb6 3.Фb2+ Крc7 (иначе та же жертва) 4.Фh2+!! Ф:h2 5.b8Ф+

Австрийский этюдист Герман Нейштадтль (Hermann Neustadtl, 1862—1909) оставил в истории этюда несколько ярких классических произведений. Решение его этюда: 1.Сh5!! Крg3 2.С:g6! Крf4 3.h7 Далее два варианта:

• 3…Лc8 4.Сe8! и 5.g6 с выигрышем.
• 3…Лc3+ 4.Крb4 Лh3 5.Сh5! и 5.g6.

Лидером австрийской школы композиции на рубеже XIX—XX веков был мастер Иоганн Непомук Бергер, крупный теоретик, многолетний редактор шахматной газеты «Дойче шахцайтунг». В датской школе активно действовал Йеспер Йесперсен (Jesper Karl Lorenz Jespersen, почти 3500 задач и этюдов).

Первый русский мастер Александр Петров составлял только задачи, но его ученики Карл Яниш и Илья Шумов стали первыми русскими этюдистами. Одновременно сильная школа шахматных композиторов появилась в российской Прибалтике: Фридрих Амелунг, братья Янис Бетиньш и Карлис Бетиньш и др. Первый в России этюдный конкурс был проведен в 1895 году газетой «Rigaer tageblatt».

Школа Троицкого

Подлинным основоположником художественного этюда явился Алексей Троицкий, первые работы которого относятся к 1895 году. Он не только дал законченное теоретическое и творческое определение принципов этюдной композиции, но и виртуозно продемонстрировал их на примере собственного творчества.

А. А. Троицкий «Новое время», 1895 a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Этюд 1. Выигрыш (3 + 2)

А. А. Троицкий «Задачи и этюды», 1928, III приз a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Этюд 2. Ничья (5 + 4)

А. А. Троицкий «Новое время», 1897 a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Этюд 3. Выигрыш (4 + 6)

Главная заслуга Троицкого состоит в том, что он перенёс в этюд свойственную практической партии борьбу во всей её красоте и разнообразии и выразил эту борьбу в художественной, то есть чистой и экономичной форме. Троицкий ещё более укрепил связь этюда с практической игрой. Эта связь заключается в естественности и жизненности начальной позиции (этюд должен быть как бы эпизодом из партии), в обоюдоострой, полной эмоционального содержания борьбе с неожиданными эффектными жертвами, манёврами, интересными, подчёркивающими основную идею ложными следами, в красивом, запоминающемся финале.

Решение этюда 1: 1.Сh6+ Крg8 2.g7 Крf7 3.g8Ф+!! Кр:g8 4.Крe6 Крh8 5.Крf7 e5 6.Сg7#

Решение этюда 2: 1.Сb4+! Крb3! (1…Кр:b4 2.Кd3+ Крc3 3.К:f2 fe 4.Кe4+ Крd3 5.Кf2+ Крe3 6.Кg4+ с вечным шахом) 2.К:f3!! f1Ф+ 3.Сe1 Фg2 (другого выхода у ферзя нет) 4.Сg3 Крc3 5.Крd1 — ферзю из клетки не вырваться.

Решение этюда 3: 1.Сc6! Лb1+ 2.Крe2 Л:h1 3.Сg2+!! Кр:g2 4.Кf4+ Крg1 5.Крe1 g2 6.Кe2#

Наряду с Троицким, большую роль в становлении художественного этюда сыграл также Анри Ринк.

Советский шахматный этюд

В СССР шахматное творчество пользовалось мощной государственной поддержкой. Ежегодно проводились конкурсы составления и решения этюдов, массовым тиражом выпускались этюдные сборники. Первый конкурс составления этюдов в СССР объявил частный журнал «Шахматы» (выпускавшийся в 1922—1929 годах); в дальнейшем такие конкурсы стали регулярными во многих изданиях, и прежде всего в главном советском шахматном журнале «Шахматы в СССР».

Художественные принципы Троицкого разделяли и обогащали братья Платовы и Леонид Куббель. Так называемое «романтическое» направление, начало которому положили Фроим Симхович и Михаил Кляцкин, долгое время развивал Владимир Корольков. Непревзойдённым виртуозом в области пешечного этюда был Николай Григорьев. Идейным манифестом советской школы стала статья «Шахматная поэзия» Абрама Гурвича (вокруг положений которой, впрочем, развернулась оживлённая полемика).

А. С. Селецкий «Шахматы в СССР», 1933 I приз a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Выигрыш (5 + 4)

М. Ф. Диментберг «Шахматы в СССР», 1947 Специальный почётный отзыв a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Ничья (2 + 3)

В. И. Тявловский «Мадьяр шаккелет», 1962 III приз a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Выигрыш (4 + 3)

Решение этюда Селецкого: 1.Фg5!! Крe6+ (1…С:d7 2.Кf4 и 3.Сh5+) 2.Крg1! Кр:d7 3.Кc5+ Крc8 (3…Крd6 4.Фg3+ Крd5 5.Сc4+! Кр:c4 6.Фb3+; не лучше в этом варианте и 4…Крe7 5.Фe5+ Крf7 6.Сc4+ Крg6 7.Сd3+ Крh6 8.Фh2+ с выигрышем ферзя) 4.Сa6+ Крb8 5.Фg3+ Крa8 6.Сb7+! С:b7 7.Кd7!! Фd8 8.Фb8+!! Ф:b8 9.Кb6#

Решение этюда Диментберга: 1.Лd3+ Сf3+! (1…Крg4 2.Л:d1) 2.Л:f3+ Крg2 3.Лf1 Кc3+ 4.Крe1 Кe4! 5.Лh1!! Кр:h1 6.Крf1, и ничья.

Решение этюда Тявловского: 1. g7 Далее этюд разветвляется на два варианта.
(A) 1…Сd1 2.g4+! Крh6 3.g8К+!! Крg6 4.Кf6 Крg5 5.Кd5! с выигрышем.
(Б) 1…Сe2 2.Крd5 Сd1 3.Крc4 Сg4! 4.g8С!! с выигрышем.

Помимо уже перечисленных имён, советская этюдная школа прославилась такими выдающимися мастерами этюда, как:

Зиновий Бирнов Владимир Брон Александр Гербстман Тигран Горгиев Глеб Заходякин Александр Казанцев Сергей Каминер

Генрих Каспарян Анатолий Кузнецов Марк Либуркин Александр Сарычев Евгений Сомов-Насимович Витольд Якимчик

Сильная школа шахматной композиции образовалась в Грузии: Давид Гургенидзе, Иосиф Крихели, Гиа Надареишвили, Важа Неидзе и др.

Во второй половине XX века появилось новое поколение советских этюдистов: Эрнест Погосянц, Николай Кралин, Александр Максимовских и другие. В начале 1980-х годов появились первые этюды нового лидера российской композиции Олега Первакова.

Этюдная композиция в XX—XXI веках

В период после А. А. Троицкого его принцип яркой, остроумной, обоюдоострой борьбы как основы этюда утвердился и воплотился в лучших произведениях российских и зарубежных мастеров композиции.

Жан Вильнёв-Эсклапон «Schweizerische Schachzeitung», 1923 II приз a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Ничья (3 + 4)

В. А. Корольков «Труд», 1935 I приз a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Выигрыш (5 + 6)

М. С. Либуркин «64», 1930 (II полугодие) I приз a b c d e f g h 8 8 7 7 6 6 5 5 4 4 3 3 2 2 1 1 a b c d e f g h Выигрыш (4 + 4)

Решение этюда Вильнёв-Эсклапона:
1.Крh5! (проигрывает 1. Крg5? Кe6+ и 2…Л:g7) Кf5 2.С:b2 Л:h6+ 3.Крg5! Лh2! 4.Сe5! Лf2 5.Сf4 Кd4! 6.Сe3 Лf5+ 7.Крg4 Лd5 8.Крf4! Крb6 9.Крe4 Крc5 10.Крd3!, и чёрные, имея лишнюю ладью, не могут усилить свою позицию.

Решение этюда Королькова:
1.d7 Крe7 2.Лb8! (рассчитывая на 2…f1Ф 3.d8Ф+! Кр:d8 4.Сa6+ Крc7 5.С:f1 с быстрым выигрышем) С:g3!! 3.Лa8!! f1Ф 4.d8Ф+ Кр:d8 5.Сa6+ Сb8!! 6.С:f1 Крc7 7.Сa6! e2 8.С:e2 Крb7 9.Сf3! Кр:a8 10.С:c6#

Решение этюда Либуркина:
1.Лc7+ Крb8 2.Лb7+ Крa8 3.Сe8 К:c6 4.Л:b6 Кb4!! (4…Крa7 5.Лb1 и 6.Лa1) 5.Сf7! Сe8! 6.Кр:b4 С:f7 7.Лh6! Сd5 8.Крc5 и 9. Крb6 с выигрышем.

Значительно повысилась техника мастеров этюда, и это позволило художественно реализовать самые дерзкие идеи. Среди популярных этюдных тем — динамическая позиционная ничья, систематическое движение фигурных комплексов, многовариантные сходные финалы и т. п. Этюдным творчеством занялись мастера композиции в десятках новых стран.

Среди известных этюдистов XX века можно назвать следующие имена.

• Австрия: Иоганн Непомук Бергер, Йозеф Крейчик, Алоиз Вотава.
• Аргентина: Хосе Муньос (Jose Joaquin Araiza Muñoz, 1900—1971).
• Великобритания: Гарольд Ломмер (Harold Lommer, 1910—1980).
• Венгрия: Артур Хаваши (1864—1939).
• Германия: Пауль Хойекер, Адольф Херберг (1896—1962).
• Голландия: Генри Венинк, Йохан ван ден Энде.
• Италия: Ринальдо Бианкетти.
• Латвия: Герман Матисон, лидер прибалтийской этюдной школы первой половины XX века.
• Польша: Шая Козловский, Давид Пшепюрка, Ян Русинек.
• Румыния: Эмилиан Добреску.
• США: Николас Россолимо.
• Финляндия: Виса Киви.
• Франция: Жан Вильнёв-Эсклапон, Фредерик Лазар, Андре Шерон, Виталий Гальберштадт.
• Чехословакия дала миру целую плеяду первоклассных этюдистов: Олдржих Дурас, Ладислав Прокеш, Франтишек Дедрле (František Dedrle, 1878—1957), Рихард Рети, Артур Мандлер, Мирослав Хавель, Франтишек Прокоп, Йиндржих Фритз.
• Швейцария: Самуэль Изенегер.
• Швеция: Хель Рунквист, Аксель Акерблом, Александр Хильдебранд.

Большинство этюдистов, знаменитых своими композициями, практически неизвестны как игроки. Следует отметить, однако, успешное участие Генриха Каспаряна в чемпионатах СССР по шахматам 1931 и 1937 годов. Среди известных шахматистов, составлявших этюды — Эммануил Ласкер, Рихард Рети, Ян Тимман. Одним из признанных мастеров составления этюдов является экс-чемпион мира Василий Смыслов.

См. также

• Альбом ФИДЕ
• Постоянная комиссия ФИДЕ по шахматной композиции
• Чемпионат мира по шахматной композиции (личный)
• Шахматная задача

Библиография

История этюда

• Бондаренко Ф. С. Становление шахматного этюда. Киев: Здоров’я, 1980. 176 с.
• Бондаренко Ф. С. Развитие шахматного этюда. Киев: Здоров’я, 1982. 232 с.
• Бондаренко Ф. С. Триумф советского шахматного этюда. Киев: Здоров’я, 1984. 176 с.

Авторские сборники

• Брон В. Избранные этюды и задачи. М.: Физкультура и спорт, 1969, 144с.
• Владимиров Я. Г., Фокин Ю. Г. Леонид Куббель. М.: Физкультура и спорт, 1984, 384 стр.
• Гербстман А. И. [webchess.ru/ebook/Gerbstman_Izbrannye_etudy.djvu Избранные шахматные этюды.] М.: Физкультура и спорт, 1963.
• Горгиев Т. Б. [webchess.ru/ebook/Gorgiev-IE.rar Избранные этюды.] М.: Физкультура и спорт, 1959.
• Гуляев А. П. [webchess.ru/ebook/Guljaev_izbrannye_zada4i.djvu Избранные шахматные задачи и этюды.] М.: Физкультура и спорт, 1956.
• Гурвич А. С. [webchess.ru/ebook/Gurvich_Etudi.djvu Этюды.] М.: Физкультура и спорт, 1961, 2-е изд. — 190 с.
• Каспарян Г. М. Этюды, статьи, анализы. М.: Физкультура и спорт, 1988.
• Корольков В. А. Избранные этюды. М.: Физкультура и спорт, 1958.
• Корольков В. А., Чеховер В. А. [webchess.ru/ebook/Korolkov_Chehover-Izbrannie_etudi_Troickogo.rar Избранные этюды А. А. Троицкого]. М.: Физкультура и спорт, 1959, 184 с.
• Кофман Р. М. Избранные этюды С. Каминера и М. Либуркина. М.: Физкультура и спорт, 1981, 160 с.
• Кузнецов А. Г. Цвета шахматного спектра, М.: Физкультура и спорт, 1980. 96 с.
• Надареишвили Г. А. Избранные шахматные этюды. М.: Физкультура и Спорт, 1976. 103 с. (первое издание — Тбилиси: Сабчота сакартвело, 1970).
• Платов Василий, Платов Михаил. [webchess.ru/ebook/Platovy-Sbornik_shahmatnyh_etyudov.rar Сборник шахматных этюдов.] М.: Госиздат, 1928, 185 стр.
• Шахматное творчество Н. Д. Григорьева. Анализы, теоретические работы, этюды, избранные партии. 2-е издание, исправленное и дополненное. М.: Физкультура и спорт, 1954, 488 с.

Антологии

Бондаренко Ф. С.	Галерея шахматных этюдистов.	М.: Физкультура и спорт	1968, 304 с.
Бондаренко Ф. С.	Этюд в пешечном окончании.	М.: Физкультура и спорт	1973, 160 с.
Владимиров Я. Г.	1000 шахматных этюдов.	М.: АСТ	2003, 438 с. ISBN 5-17-016841-1
Владимиров Я. Г.	1000 шедевров шахматной композиции.	М.: АСТ	2005, 542 с. ISBN 5-17-031575-9.
Гербстман А. И.	[webchess.ru/ebook/Gerbstman_SovChessEtud,300dpi.djvu Современный шахматный этюд.]	М. — Л.: Физкультура и туризм	1937.
Гурвич А. С.	Шахматная поэзия. В книге: Гурвич А. С. [webchess.ru/ebook/Gurvich_Etudi.djvu Этюды.]	М.: Физкультура и спорт	1961, 2-е изд., стр. 69—189.
Дворецкий М. И., Перваков О. В.	Этюды для практиков.	М.: ОАО «Типография „Новости“»	2009, ISBN 978-5-88149-331-8.
Каспарян Г. М.	Позиционная ничья. 2-е изд., перераб.	М.: Физкультура и спорт	1977, 144 с.
Надареишвили Г. А.	Этюд глазами гроссмейстеров. Предисл. М. М. Ботвинника.	М.: Физкультура и спорт	1982, 207с.
	[webchess.ru/ebook/Sovetskii_shahmatny_etyud.rar Советский шахматный этюд.]	М.: Физкультура и спорт	1955.

Ссылки

• [webchess.ru/ebook/21/index.html Библиотека webchess.ru] — бесплатные книги в формате djvu по шахматной композиции.
• [crazychess.narod.ru/baza/b.htm Шахматные этюды в формате pgn]
• [www.jmrw.com/Chess/Chess_Curiosities1.htm 4500 лучших шахматных партий и этюдов с картинами].

Отрывок, характеризующий Шахматный этюд

– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.