Шахматы-960

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шахматы Фишера»)
Перейти к: навигация, поиск

Шахматы-960 (англ. chess960), случайные шахматы Фишера, шахматы Фишера, Фишер-рэндом (англ. fischerandom chess) — вариант шахмат, в котором начальная расстановка фигур выбирается случайным образом с ограничениями. Предложен Робертом Фишером — 11‑м чемпионом мира по шахматам. Правила игры, в основном, такие же, как в классических шахматах, но начальная расстановка фигур выбирается случайным образом с ограничениями, необходимыми для обеспечения разнопольности слонов и возможности рокировки из любой начальной позиции. Правила самой рокировки отличаются от классических. Всего возможно 960 начальных позиций, что и указано в названии игры. Впервые были представлены 19 июня 1996 года в Буэнос-Айресе (Аргентина).[1]

abcdefgh
8
8
77
66
55
44
33
22
11
abcdefgh
Один из 960 вариантов расстановки фигур.




История

О необходимости изменения правил игры в шахматы говорилось многократно, практически с момента формирования этих правил. Причиной, побуждающей к нововведениям, было активное развитие шахматной теории, которое заставляло опасаться, что в скором времени шахматы ждёт ничейная смерть. К концу XX века стало, в общем, понятно, что ничейная смерть шахматам не будет грозить ещё долго, но появились два других мотива изменения правил: повышение увлекательности игры и защита от компьютера. Развитие дебютной теории привело к тому, что реальная борьба в партии начинается только на втором десятке ходов. В некоторых вариантах анализ проведён буквально до эндшпиля, большинство дебютов проанализировано настолько глубоко, что не оставляют места экспериментам и творчеству в начальной части партии; шахматист может лишь выбирать из известных, заученных вариантов. Компьютерные шахматы также создают игре массу проблем; дело даже не в том, что компьютер обыгрывает лучших шахматистов-людей, а в том, что появилась возможность использовать в турнирах компьютерные подсказки. Одна из причин силы компьютеров заключается в том, что они могут хранить и оперативно использовать огромные массивы готовых вариантов, что непосильно для человека.

Изобретением новых видов и модификаций шахмат увлекались и просто любители, и теоретики, занимающиеся изучением игр, и сильнейшие шахматисты. Так, например, Хосе Рауль Капабланка предлагал несколько вариантов новых шахмат, один из которых известен как шахматы Капабланки. В основном нововведения шли по нескольким направлениям, иногда одновременно:

  • изменение правил ходов;
  • изменение доски (размеров, а иногда и формы);
  • введение новых фигур;
  • изменение начальной позиции партии.

Предлагались как весьма экзотические варианты, такие как гексагональные шахматы, так и просто шахматы по обычным правилам, но на сильно увеличенной доске.

Общий недостаток большинства «радикальных» вариантов — они представляют собой, фактически, новые игры, в которых от шахмат сохраняется только внешний вид и основные принципы. Это не умаляет самостоятельного значения и достоинств данных игр, но препятствует их широкому распространению среди шахматистов и делает крайне маловероятным массовый переход к ним от классических шахмат. Довольно давно известны «косметические» варианты реформы шахмат, разработчики которых стремились сохранить максимум от существующей игры. В этих вариантах ход партии меняется лишь за счёт нестандартной начальной расстановки фигур и пешек. Вариантов довольно много, от необычных фиксированных расстановок (простейший вариант — поменять местами коней и слонов) до полностью случайной расстановки фигур и пешек по всей доске (малоприменимо для серьёзных игр, так как на исход партии начинает слишком сильно влиять случайность). Наиболее консервативные из них предусматривают произвольное размещение фигур на первой и восьмой горизонталях за фиксированным пешечным рядом и, возможно, некоторые ограничения на порядок расстановки.

Предлагались варианты:

  • произвольная расстановка фигур (существует до 25 миллионов начальных позиций);
  • произвольная расстановка фигур с обязательно разнопольными слонами;
  • произвольная симметричная расстановка фигур с разнопольными слонами.

Возможны варианты расстановки фигур:

  • «в открытую»: игроки перед партией ставят фигуры по одной, соблюдая очерёдность и зная, куда поставил фигуру соперник (при симметричном расположении игрок сначала ставит свою фигуру напротив поставленной противником, затем выбирает место для очередной своей);
  • «в тёмную»: доска перед игрой разделяется непрозрачным экраном, игроки не видят друг друга и расставляют фигуры, после чего экран убирается.

Вариант с произвольной открытой расстановкой и разнопольными слонами предлагал, например, в 1970-х годах Давид Бронштейн.

19 июня 1996 года в Буэнос-Айресе (Аргентина) 11-й чемпион мира по шахматам Роберт Фишер представил свой вариант модификации правил шахмат. Этот вариант шахмат получил его имя («fischerandom chess», по-русски употребляются названия «Фишер-рэндом», «шахматы Фишера», «случайные шахматы», «случайные шахматы Фишера», «СШФ»).

Особенности фишеровского варианта следующие:

  • расстановка фигур случайна (не зависит от игроков);
  • чёрные и белые фигуры расставляются симметрично;
  • слоны обязательно разнопольные;
  • добавлено ограничение на взаиморасположение короля и ладей;
  • сохранена рокировка, но правила рокировки немного изменены (максимально приближены к правилам классических шахмат).

Число возможных начальных позиций, удовлетворяющих ограничениям Фишера, равно 960, поэтому иногда эту игру называют «шахматы 960». Как уже замечено, нельзя сказать, что Фишер был первым, кто предложил подобное преобразование. Более того, вряд ли возможно определить, кто был первым на этом направлении. Однако, именно вариант Фишера стал популярен среди профессиональных шахматистов, чему способствовала как известность разработчика, так и максимальная близость игры к классическим шахматам.

Правила

Поле, фигуры, ходы

В шахматы Фишера играют на обычной 64‑клеточной шахматной доске, стандартным набором фигур, ходящих по обычным правилам классических шахмат, за исключением правил рокировки.

Начальная позиция

Начальная расстановка фигур выбирается отдельно для каждой партии. Это можно сделать с помощью компьютерной программы «fischerandom chess computerized shuffler». Программа случайным образом выбирает начальную позицию, соблюдая следующие ограничения:

  • пешки находятся на тех же позициях, что и в обычных шахматах (на второй и седьмой горизонталях), фигуры размещаются за рядом своих пешек;
  • одна ладья должна находиться слева от короля, другая — справа (таким образом, король в начальной позиции не может находиться на вертикалях «a» и «h»);
  • слоны должны находиться на полях разного цвета;
  • начальные позиции белых и чёрных являются симметричными относительно горизонтальной линии, проходящей по середине доски (то есть чёрные фигуры должны стоять на тех же вертикалях, на которых стоят одноимённые белые).

Первоначально Фишер предлагал расставлять чёрные и белые фигуры независимо для увеличения количества вариантов начальных позиций. Но в конечном итоге пришли к симметричному варианту.

При таких ограничениях возможно 960 различных начальных позиций (отсюда один из вариантов названия игры — «шахматы 960»). Одна из начальных позиций совпадает с начальной позицией классических шахмат.

При отсутствии компьютерной программы начальную позицию можно получить и вручную, например, с помощью игральных костей или монет. Ниже приведено описание одной из таких процедур, предложенной Гансом Бодландером (англ. Hans L. Bodlaender).

  1. Случайным образом выбрать одно из четырёх чёрных полей для слона. Для этого можно использовать игральную кость: выпавшая единица означает первое слева чёрное поле («a1» в шахматной нотации), двойка — следующее чёрное поле («c1») и т. д. Если выпадет 5 или 6, то бросать кость ещё раз, пока не выпадет грань от 1 до 4.
  2. Аналогично найти место для белопольного слона.
  3. Случайным образом выбрать одно из свободных полей для ферзя. Число от 1 до 6, выпавшее на грани означает номер свободного поля, считая слева.
  4. Случайным образом выбрать одно из свободных полей для коня. Перебрасывать кость, если выпадет 6.
  5. Случайным образом выбрать одно из свободных полей для второго коня. Перебрасывать кость, если выпадет 5 или 6.
  6. На оставшиеся три поля поставить короля и ладей так, чтобы король оказался между ладьями.
  7. Расставить пешки.
  8. Расставить чёрные фигуры симметрично белым.

Нетрудно убедиться, что данная процедура позволяет получить каждую из 960 начальных позиций, причём с равной вероятностью.

Правила рокировки

Единственный ход, который отличается от классических шахмат — рокировка. Всего возможны 84 рокировки (42 — для белых и 42 — для чёрных фигур). Правила рокировки следующие.

  • Независимо от фактического положения короля и ладей, рокировка короля и ладьи, находящейся от него со стороны вертикали «a» (для белых — слева, для чёрных — справа) традиционно называется «длинной рокировкой» (обозначается «0-0-0»), а короля и ладьи, находящейся от него со стороны вертикали «h» (для белых — справа, для чёрных — слева) — «короткой рокировкой» («0-0»).
  • В результате «короткой рокировки» король всегда ставится на вертикаль «g», а ладья — на вертикаль «f». В результате «длинной рокировки» король всегда ставится на вертикаль «c», а ладья — на вертикаль «d». Таким образом, независимо от начального положения, после рокировки король и ладья оказываются на тех же местах, где они оказались бы после рокировки в классических шахматах.
  • Если одна из рокируемых фигур в начальной позиции уже стоит на конечном поле рокировки, то в результате рокировки она остаётся на этом поле, и перемещается только вторая фигура.
  • Рокировка допустима при следующих условиях:
    1. король и ладья, участвующая в рокировке, не сделали в партии ни одного хода (в том числе не рокировались);
    2. все поля между начальной и конечной позицией короля и начальной и конечной позицией рокируемой ладьи свободны, без учёта самих рокируемых фигур;
    3. конечные поля для короля и ладьи свободны (рокировка не может проводиться со взятием);
    4. король при перемещении на конечную позицию не проходит битое поле (если король при рокировке «перепрыгивает» через ладью, она также не должна находиться под боем);
    5. король не находится под шахом перед рокировкой (запрещена рокировка «из-под шаха»);
    6. король не находится под шахом после рокировки (запрещена рокировка «под шах»).

В зависимости от начальной позиции, возможны четыре варианта перемещения фигур при рокировке:

  1. король и ладья перемещаются на свободные поля (рокировка в два шага, как в обычных шахматах);
  2. король и ладья меняются местами;
  3. рокировка короля (когда перемещается только король, а ладья уже стоит на конечной позиции);
  4. рокировка ладьи (когда перемещается только ладья, а король уже стоит на конечной позиции).

В соответствии с этим, возможны различные варианты порядка перемещения фигур. В отличие от классических шахмат, где твёрдо установлено, что при рокировке игрок обязан сначала переместить короля, в шахматах Фишера игрок вправе перемещать рокируемые фигуры в том порядке, в котором ему удобнее. Чтобы избежать недоразумений, действует следующее правило: при игре с контролем времени ход считается сделанным, когда переключены часы. Соответственно, при рокировке игрок должен сначала поставить рокируемые фигуры на конечные поля, и только потом переключать часы. При игре без контроля времени игрок, желающий сделать рокировку, должен перед началом хода предупредить противника, сказав: «рокируюсь» или «делаю рокировку».

Нотация

Обозначения полей доски и порядок записи партий полностью аналогичны классическим шахматам (алгебраическая нотация).

Анализ

Шахматы Фишера успешно справляются со своей основной задачей — делают непригодными старые дебютные наработки и лишают смысла проработку новых вариантов дебюта. Хотя 960 начальных позиций — это, в принципе, немного, особенно при наличии компьютера, даже этого разнообразия оказывается вполне достаточно, чтобы глубокий анализ вариантов дебюта стал бесполезным. Практически невозможно глубоко проанализировать все возможные дебюты, а прорабатывать варианты для каких-то конкретных начальных позиций бессмысленно — нет никакой гарантии, что в реальной партии будет встречена именно эта позиция. Безусловно, со временем начальные позиции будут классифицированы и для различных их типов будут сформулированы рекомендации и, возможно, даже просчитаны некоторые варианты, но глубина проработки вряд ли достигнет нынешнего «классического» уровня. Некоторые шахматисты высказывали надежду, что такое положение благотворно скажется на развитии теории дебютов, поскольку от механического перебора вариантов она вынужденно перейдёт к глубокому анализу более общих закономерностей дебютной борьбы и формулированию более общих критериев оценки позиции.

Характер борьбы в дебюте сильно зависит от выпавшей начальной расстановки фигур. Как показали уже довольно многочисленные турниры по шахматам Фишера, «классическая» начальная позиция оптимальна с точки зрения богатства вариантов и возможностей. Многие начальные позиции, сильно отличающиеся от классической, практически однозначно определяют оптимальную стратегию игры в дебюте, и шахматисту остаётся выбрать наиболее действенный способ реализации этой стратегии.

В миттельшпиле и особенно эндшпиле никакой разницы между шахматами Фишера и классическими шахматами нет. К третьему десятку ходов позиция приобретает достаточно обычный вид, а к началу эндшпиля часто уже невозможно определить, по каким правилам — классическим или фишеровским — играется эта партия.

К интересным результатам привёл факт сохранения в шахматах Фишера несимметричной рокировки. Она явно обогатила игру, так как из-за неё даже зеркально-симметричные позиции являются существенно различными и приводят к разным продолжениям.

Мнения профессиональных шахматистов о шахматах Фишера

Мнения профессионалов и любителей шахмат о случайных шахматах Фишера высказываются различные — от восторженных до резко негативных. Но большинство известных шахматистов относится к ним, как явствует из их высказываний, как минимум, со сдержанным оптимизмом. Высказывались критические замечания по поводу особенностей правил. Так, некоторые шахматисты-профессионалы оказались недовольны случайным выбором начальной позиции на каждую партию; они высказывали предложения проводить турниры по шахматам Фишера, в которых начальная позиция выбиралась бы одна на весь турнир, причём определялась и сообщалась игрокам заранее (за несколько дней или недель до начала турнира). Такие правила позволили бы предварительно подготовиться к турниру, снизив затраты времени на обдумывание дебютных ходов. В то же время эффект отказа от дебютной теории сохранился бы — за короткое время провести полный анализ позиции невозможно, волей-неволей пришлось бы ограничиться только общими намётками.

Анатолий Карпов

Имеют ли «шахматы Фишера» будущее, сказать трудно. Сейчас проводят отдельные турниры по правилам Фишера. Идея есть, но насколько она будет воспринята в будущем, сказать трудно, потому что есть и плюсы, и минусы.
Плюс совершенно очевиден: в пору компьютеров Фишер пытается уйти от домашней подготовки и считает, что таким образом он снимает важность набора какой-то команды, работы с компьютером[2].

Собственно, к «шахматам Фишера» готовиться особенно не надо. Эндшпильными позициями и эндшпильными знаниями и в «шахматах Фишера» можно пользоваться и даже с большим успехом. А вот что касается дебютной теории, то здесь, конечно, все ломается. И здесь основные принципы — кто лучше и быстрее понимает и принимает решения, у кого интуиция, кто лучше подготовится к битве. Поэтому готовиться особенно не нужно, главное — быть в отличном состоянии, чтобы голова работала, ноги-руки двигались[3].

Гарри Каспаров

По мнению Гарри Каспарова, у шахмат Фишера есть будущее, главным образом потому, что они дают человеку более равную позицию для игры с компьютером — компьютер уже не сможет опираться на накопленную столетиями дебютную базу. Тем не менее, экс-чемпион предрёк большие потрясения при введении новых шахмат.

Но главное мое замечание такое: новые шахматы — это мечта двоечника! Ведь каждый двоечник думает про отличника, что тот зубрит книжку и поэтому у него лучше оценки. Те, кому просто лень учить теорию, не понимают, что в так называемых «шахматах Фишера» резко возрастёт разрыв между шахматистами очень сильными и шахматистами просто сильными. Ведь сегодня определённое выравнивание между этими игроками происходит потому, что они примерно на равных проходят дебютную стадию. Каждый выучил свой вариант и может на «своей территории» бороться успешно даже с чемпионом мира[4].

Владимир Крамник

Владимир Крамник предлагал свой вариант снижения эффекта домашней подготовки и компьютерного анализа отдельных дебютных систем: жеребьёвка дебютов, при которых из классической начальной позиции случайным образом, но тоже с определёнными ограничениями, исключающими заведомо сомнительные начала, задаётся несколько первых ходов. Затем шахматисты играют как обычно. По поводу шахмат Фишера Крамник сказал:

Я немножко поиграл в «Фишер-рэндом». Безусловно, это полностью сбивает дебютную подготовку. Но проблема в том, что теряется некоторая гармония игры. Трудно объяснить это словами, но, когда в начальной позиции слон стоит на h8, конь на g8 и ладья на f8, то теряется ощущение эстетики шахмат. Кстати, я спрашивал шахматистов — у многих возникает то же ощущение: что-то «не то», как-то некрасиво… Да и любители привыкли к красоте взаимодействия фигур при обычной начальной расстановке.
Поэтому, если уж мы хотим убирать дебютную подготовку, то жеребьёвка представляется мне более удачным выходом. В этом случае изучение теории начал пойдёт в более общем направлении: вряд ли шахматист станет изучать жёсткие форсированные варианты с большим числом разветвлений где-нибудь в защите Бенони просто потому, что их невозможно запомнить. Скорее, люди начнут изучать дебюты с позиционной точки зрения: общие планы, стратегия. Вряд ли будет много партий, где шахматист на 25 ходов потратит одну минуту. Это заставит людей больше играть за доской[5].

Борис Спасский

К шахматам Фишера отношусь положительно, потому что это те же условия игры, просто вы освобождаетесь от теории и творите. Кстати, идеи мягко реорганизовать классические шахматы были ещё и до Фишера. Что там говорить, если мой родной дядя призывал: давайте, меняйте слонов местами с конями и все у вас будет хорошо. У Фишера, правда, там ещё целый ряд гениальных изобретений — с часами, например. Вообще, он, в отличие от нынешних чемпионов, всегда бился за качество игры[6].

Марк Тайманов

Возможно, «шахматы Фишера» — панацея от компьютерного засилья в игре, возврат к импровизационному творчеству. С классическими шахматами ничего не произойдёт, как ничего не случится с историей. Любители, как и прежде, будут наслаждаться произведениями великих мастеров, изучая партии прошлых лет… А это будет, конечно, немного другая игра. Предложение Фишера позволяет преодолеть чудовищную закомпьютеризированность дебютной стадии, преодолеть рутину. Вам нравится, когда играют два известных гроссмейстера и до 26 хода повторяют все, что записано у них в картотеке компьютера? Это — что? Борьба? Творчество? Сейчас шахматная теория развивается полушажками где-то между 20 и 25 ходами. Никакой новой стратегии, никаких новых идей, никаких новых систем… Новшество позволит начать шахматную партию со 2-го хода, а не с 26-го. Но, как я себе представляю, где-то с 12 хода начнётся обычная шахматная игра по обычным шахматным законам. Я думаю, шахматы Фишера — шахматы XXI века![6].

Соревнования

  • Начиная с 2000 года высококвалифицированные шахматисты начали играть показательные партии в шахматы Фишера. Обычно такие встречи проводились в качестве дополнений к каким-либо обычным шахматным турнирам.
  • В 2001 году в Майнце состоялся матч Леко — Адамс, в котором Леко победил со счётом 4½:3½.
  • В 2002 году прошёл первый официальный турнир по случайным шахматам. Он, кстати, сразу же показал, что сильнейшие шахматисты берут отнюдь не памятью на дебютные системы — первые места заняли наиболее квалифицированные игроки.
  • В 2003 году был проведён первый матч на первенство мира по шахматам Фишера между победителями двух предыдущих опен-турниров — Леко и Свидлером. Победил Свидлер, со счётом 4½:3½.
  • В 2004 году в очередном матче Свидлер — Аронян чемпион отстоял своё звание.
  • В 2005 году Свидлер повторно защитил титул в матче с Алмаши.
  • В 2006 году Аронян выиграл матч у Свидлера со счётом 5:3 и стал новым чемпионом мира.
  • В 2007 году Аронян выиграл матч у Ананда со счётом 3½:2½ и остался чемпионом мира.
  • В 2009 году Накамура выиграл матч у Ароняна со счётом 3½:½ и стал новым чемпионом мира, действующим по настоящий момент.

См. также

Напишите отзыв о статье "Шахматы-960"

Примечания

  1. Eric van Reem. [www.chessvariants.com/diffsetup.dir/fischerh.html The birth of Fischer Random Chess]. chessvariants.com. Проверено 4 января 2016.
  2. [www.rian.ru/sport/20050921/41467259.html Интервью Анатолия Карпова]
  3. [www.kp.ru/daily/23525.4/40785/ Интервью Анатолия Карпова]
  4. [inostranets.rbc.ru/cgi-bin/materials.cgi?id=8717&chapter=112 Интервью с Гарри Каспаровым]
  5. [www.e3e5.com/article.php?id=197 Интервью Владимира Крамника]
  6. 1 2 [www.scarlett.ru/club/games/pc/pragmatichess/fischer/?lang=rus О шахматах Фишера]

Ссылки

  • [www.sport-express.ru/newspaper/2009-08-04/6_5/ Отличники и двоечники] — Спорт-Экспресс, 04.08.2009.
  • [russiachess.org/content/view/1205/376/ Пожалейте будущего чемпиона] — Russian Chess Federation (Российская шахматная федерация), 28.09.2007.
  • [www.chesspro.ru/_events/2007/anand.html Виши Ананд. Интервью] — ChessPro.ru, 2007.
  • [www.chess.scarlett.ru/fischer/ Правила игры в шахматы Фишера]
  • [www.mrfixitonline.com/FischerRandomOnMFO.asp Шахматы 960 на МФО (по переписке)]
  • [www.ficgs.com FICGS — Fischer Random Chess tournaments]
  • [quantoforum.ru/fairy/233-shakhmaty-fishera-sovremennaya-rendomnaya-partiya Теория шахмат Фишера]
  • [www.chess960athome.org/alpha/ Проект распределённых вычислений посвящённый шахматам 960]
  • [crazy-chess.ru/ Играть онлайн в шахматы Фишера (шахматы960)]
  • [www.chess-world.net/ Chess-World.net - играть онлайн в шахматы-960]

Отрывок, характеризующий Шахматы-960

– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.