Шахсевены

Шахсевены (азерб. شاهسون‌, Şahsevən — любящие шаха, преданные шаху) — этнографическая группа азербайджанцев, проживающие на северо-западе Ирана и на юге к Араксу в Джебраильской степи Азербайджана.

Начало формированию это группы положил в XVI веке сефевидский шах Аббас I, который с целью ослабить влияние кызылбашских племенных вождей, начал создавать специальную гвардию из членов кызылбашского племенного объединения, получившей название «шахсевен» (азерб. Şahsevən — букв. любящие шаха). Глава племени шахсевенов Назарали-хан явился основателем Ардебильского ханства.

Относятся к переднеазиатскому варианту балкано-кавказской расы большой европеоидной расы. Говорят на восточных (муганских) диалектах азербайджанского языка.

Традиционным занятием шахсевенов было кочевое скотоводство (разведение овец, крупного рогатого скота как тягловой силы, верблюдов и лошадей). Летом они кочевали в Себеланских горах, зимой — в Муганской степи. С конца XIX века шахсевены начали переход к оседлому земледелию.

Традиционное жилище шахсевенов — шатры, палатки.

Мужская одежда — белая или синяя рубаха, суконные коричневые шаровары, черкеска, баранья папаха, поршни. Зимой шахсевены носят бараньи шубы с длинными рукавами. Головы бреют, оставляя на висках локоны, носят бороды. Женский костюм — синяя рубаха, шаровары, архалук, синяя чадра, шерстяные чулки, чувяки, золотые и серебряные украшения. Голову женщины повязывают платком.

Традиционная пища — плов, похлёбки, баранина, молочные продукты.

Шахсевены сохраняют племенное деление и некоторые домусульманские обычаи (в том числе погребальные).

См. также

• Дыманская экспедиция
• Кызылбаши

Литература

• Народы мира. Историко-этнографический справочник.- М.,1988
• Ростопчин Ф. Б. Заметки о шахсевенах // «Советская этнография», 1933, ? 3-4.
• Марков В. С. Шахсевены на Мугани // «Западно-Кавказское отделение Русского Географического общества», 1890, кн. 14, в.1.

Ссылки

• [www.iranicaonline.org/articles/shahsevan Шахсевены] (англ.), Encyclopædia Iranica.

Отрывок, характеризующий Шахсевены

В исторических сочинениях о 1812 м годе авторы французы очень любят говорить о том, как Наполеон чувствовал опасность растяжения своей линии, как он искал сражения, как маршалы его советовали ему остановиться в Смоленске, и приводить другие подобные доводы, доказывающие, что тогда уже будто понята была опасность кампании; а авторы русские еще более любят говорить о том, как с начала кампании существовал план скифской войны заманивания Наполеона в глубь России, и приписывают этот план кто Пфулю, кто какому то французу, кто Толю, кто самому императору Александру, указывая на записки, проекты и письма, в которых действительно находятся намеки на этот образ действий. Но все эти намеки на предвидение того, что случилось, как со стороны французов так и со стороны русских выставляются теперь только потому, что событие оправдало их. Ежели бы событие не совершилось, то намеки эти были бы забыты, как забыты теперь тысячи и миллионы противоположных намеков и предположений, бывших в ходу тогда, но оказавшихся несправедливыми и потому забытых. Об исходе каждого совершающегося события всегда бывает так много предположений, что, чем бы оно ни кончилось, всегда найдутся люди, которые скажут: «Я тогда еще сказал, что это так будет», забывая совсем, что в числе бесчисленных предположений были делаемы и совершенно противоположные.
Предположения о сознании Наполеоном опасности растяжения линии и со стороны русских – о завлечении неприятеля в глубь России – принадлежат, очевидно, к этому разряду, и историки только с большой натяжкой могут приписывать такие соображения Наполеону и его маршалам и такие планы русским военачальникам. Все факты совершенно противоречат таким предположениям. Не только во все время войны со стороны русских не было желания заманить французов в глубь России, но все было делаемо для того, чтобы остановить их с первого вступления их в Россию, и не только Наполеон не боялся растяжения своей линии, но он радовался, как торжеству, каждому своему шагу вперед и очень лениво, не так, как в прежние свои кампании, искал сражения.
При самом начале кампании армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтобы отступать и завлекать неприятеля в глубь страны, в соединении армий не представляется выгод. Император находится при армии для воодушевления ее в отстаивании каждого шага русской земли, а не для отступления. Устроивается громадный Дрисский лагерь по плану Пфуля и не предполагается отступать далее. Государь делает упреки главнокомандующим за каждый шаг отступления. Не только сожжение Москвы, но допущение неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда армии соединяются, то государь негодует за то, что Смоленск взят и сожжен и не дано пред стенами его генерального сражения.
Так думает государь, но русские военачальники и все русские люди еще более негодуют при мысли о том, что наши отступают в глубь страны.
Наполеон, разрезав армии, движется в глубь страны и упускает несколько случаев сражения. В августе месяце он в Смоленске и думает только о том, как бы ему идти дальше, хотя, как мы теперь видим, это движение вперед для него очевидно пагубно.
Факты говорят очевидно, что ни Наполеон не предвидел опасности в движении на Москву, ни Александр и русские военачальники не думали тогда о заманивании Наполеона, а думали о противном. Завлечение Наполеона в глубь страны произошло не по чьему нибудь плану (никто и не верил в возможность этого), а произошло от сложнейшей игры интриг, целей, желаний людей – участников войны, не угадывавших того, что должно быть, и того, что было единственным спасением России. Все происходит нечаянно. Армии разрезаны при начале кампании. Мы стараемся соединить их с очевидной целью дать сражение и удержать наступление неприятеля, но и этом стремлении к соединению, избегая сражений с сильнейшим неприятелем и невольно отходя под острым углом, мы заводим французов до Смоленска. Но мало того сказать, что мы отходим под острым углом потому, что французы двигаются между обеими армиями, – угол этот делается еще острее, и мы еще дальше уходим потому, что Барклай де Толли, непопулярный немец, ненавистен Багратиону (имеющему стать под его начальство), и Багратион, командуя 2 й армией, старается как можно дольше не присоединяться к Барклаю, чтобы не стать под его команду. Багратион долго не присоединяется (хотя в этом главная цель всех начальствующих лиц) потому, что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою армию и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла неприятеля и комплектуя свою армию в Украине. А кажется, и придумано это им потому, что ему не хочется подчиняться ненавистному и младшему чином немцу Барклаю.