Шах-Армениды

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Шах-Армени́ды (также Шахармены[1] или Ахлатшахи) — династия правившая с 1100 по 1207 гг. государством[2][3] в юго-западной Армении с центром в городе Хлат, на берегу Вана[4][1]. Их владения охватывали бассейн озера Ван.





История

После распада империи Сельджукидов, в южной части Армении (современная юго-восточная Турция) на территории, частично принадлежавшей ранее Марванидам, утвердилась арменизированная[5] сельджукская династия Шах-Арменидов. Основатель династии - сельджукский эмир Сукман I, курд по происхождению[6]. Его внук Сукман II принял титул Шах-Арменa («армянского шаха»[Комм 1]). Был женат на родственнице эмира Эрзурума Салтука.

В восточной Малой Азии, где армяне составляли подавляющее большинство населения[7], имела место определенная «арменизация» сельджуков[8], поскольку не только большая часть населения была представлена армянами разного вероисповедания, но также, в результате смешанных браков, образовалась армяно-тюркская община. Наследственные правители могущественного эмирата Хлата на юге Армении именовали себя Шах-и Армен (царь армян) и брали в жены армянок. Арменизация была не только этническим, но и культурным процессом. Так сельджукская архитектура вдохновлялась в том числе мотивами армянской архитектуры[9].

Не все армяне, после сельджукского завоевания Армении и Малой Азии, переходили в ислам насильственно, многие ремесленники и военные принимали ислам добровольно по экономическим причинам. Исламизации способствовали также смешанные браки между представителями турецких и армянских высших классов. Ряд независимых эмиров в Анатолии имели армянское происхождение. Тем не менее, основная часть армянского населения, крестьяне, остались христианами[10].

Армяне, греки и грузины служившие в войсках Шах-Арменов и соседнего Конийского султаната получали икты (земельные наделы) власть над которыми быстро стала наследственной[7].

После смерти Сукмана II в 1185 году властью завладел мамлюк Бег-Тимур. В 1198 году его сын Мухаммад ал-Мансур сменил на престоле сына Сукмана, ак-Сонкора. Вскоре после смерти Мухаммада, в 1208 году в Хлате утвердилась династия мияфракинских Айюбидов. Шахармены были упорными противниками грузинских Багратионов в их борьбе за Армению и сумели остановить их продвижение на юг страны[6].

Список правителей

Напишите отзыв о статье "Шах-Армениды"

Комментарии

  1. [www.vostlit.info/Texts/rus15/Istor_vencenoscev/text1.phtml История и восхваление венценосцев. Тбилиси. АН ГрузССР. 1954]:"Осыпав милостями амеров и имеров, жителей верхней и нижней [Картли], вельмож и азнауров, военачальников и полководцев, своих — домашних, и чужих — внешних, он собрал их и направился на город Кагзеван, причем пленил все скалистые ущелья и города Ашорнии, принадлежавшей Шах-Армену, прозванному царем армян."

Примечания

  1. 1 2 Большой энциклопедический словарь, статья: [www.vedu.ru/bigencdic/71475/ Шахармены]
  2. Роберт Хьюсен «Armenia: A Historical Atlas», стр. 129:
  3. Richard G. Hovannisian. The Armenian People from Ancient to Modern Times Vol. I. Chapter 10 «[rbedrosian.com/asmp1.htm Armenia during the Seljuk and Mongol Periods]» by Robert Bedrosian. pp. 241-271:
  4. [www.iranica.com/articles/armenia-vi Armenia and Iran] — статья из Encyclopædia Iranica. G. Bournoutian
  5. Joseph Strayer «Dictionary of the Middle Ages» vol. 1, 1982. P. 505:
  6. 1 2 Рыжов К. В. Шах-Армениды // Все монархи мира. Мусульманский Восток. VII—XV вв. — М. : Вече, 2004. — ISBN 5-94538-301-5.</span>
  7. 1 2 Richard G. Hovannisian. The Armenian People from Ancient to Modern Times Vol. I. Chapter 10 «Armenia during the Seljuk and Mongol Periods» by Robert Bedrosian. pp. 241-271:
  8. Seta B. Dadoyan «The Armenians in the Medieval Islamic World: Armenian Realpolitik in the Islamic World and Diverging ParadigmsCase of Cilicia Eleventh to Fourteenth Centuries» Transaction Publishers, 2013. Глава «The “Dynastic Triangle” or the Second Age of Kingdoms—Diverging Paradigms and the Case of Armenian Cilicia: Twelfth to Fourteenth Centuries», раздел II, часть A:
  9. Richard G. Hovannisian. The Armenian People from Ancient to Modern Times Vol. I. Chapter 10 «Armenia during the Seljuk and Mongol Periods» by Robert Bedrosian. pp. 241-271:
  10. Дж. Бурнутян «A concise history of the Armenian people: (from ancient times to the present)» Mazda Publishers, 2005. Стр. 109—110:
  11. </ol>

См. также

Отрывок, характеризующий Шах-Армениды

– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.