Шварев, Николай Александрович

Николай Александрович Шварев
Дата рождения	14 апреля 1896(1896-04-14)
Место рождения	Москва, Российская империя.
Дата смерти	1 июня 1960(1960-06-01) (64 года)
Место смерти	поселок Снегири, Истринский район, Московской области РСФСР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя РСФСР РСФСР СССР СССР
Род войск	Сухопутные войска
Годы службы	1915—1917 1917—1946
Звание	старший унтер-офицер
Командовал	388-я стрелковая дивизия (1-го формирования) 317-я стрелковая дивизия (2-го формирования) 20-й стрелковый корпус 3-й горнострелковый корпус 11-я гвардейская стрелковая дивизия
Сражения/войны	Первая мировая война; Гражданская война в России; Советско-финская война; Великая Отечественная война
Награды и премии	Иностранные награды:

Николай Александрович Шварев (14 апреля 1896, Москва, Российская империя — 1 июня 1960 поселок Снегири, Московская область, СССР) — советский военачальник, генерал-майор (31.03.1943).

Биография

Родился 14 апреля 1896 года в Москве. Русский.

Первая мировая война

В сентябре 1915 года поступил на военную службу в Русскую императорскую армию и зачислен вольноопределяющимся в 191-й запасной пехотный полк. В начале 1916 года командирован на пулеметные курсы в город Ораниенбаум (учебная пулеметная команда). По её окончании направлен на Западный фронт, где воевал младшим и старшим унтер-офицером в составе 13-го пехотного полка в должности командира взвода. На фронте был вплоть до Октябрьской революции 1917 года, после чего вернулся на родину.

Гражданская война

15 декабря 1917 года добровольно вступил в красногвардейский отряд в Москве. В январе 1918 года назначен командиром взвода и инструктором пулеметного дела на 1-е Московские пулеметные курсы, одновременно в том же году окончил эти курсы. В январе 1919 года от Московских курсов было выделен костяк на формирование Уральских советских курсов пулеметного дела, куда Шварев назначен инструктором. В апреле того же года от курсов направлен на Восточный фронт, где воевал командиром пулеметной команды 5-го стрелкового полка бригады курсантов. В июле с бригадой убыл на Украину в город Черкассы на формирование Черкасских советских курсов. В составе Восточной бригады курсантов начальником пулеметной команды участвовал в борьбе с бандами «зеленых» на Южном фронте.

После их разгрома в ноябре 1919 году отозван в Главное управление вузов и назначен затем инструктором пулеметного дела на Вольские советские курсы. В августе 1920 года Шварев назначен начальником пулеметной команды маршевого батальона и направлен с ним в Восточную бригаду курсантов. С этой бригадой по Каспийскому морю направлен на Кавказский фронт в город Баку.

Межвоенный период

В декабре 1920 года направлен слушателем на курсы «Выстрел». Однако уже в феврале 1921 года был откомандирован на 81-е Минские пехотные курсы, где служил командиром батальона и инструктором пулеметного дела. В сентябре 1924 года зачислен слушателем курсов «Выстрел». По их окончании в августе 1925 года направлен в 7-ю Белорусскую объединенную школу им. ЦИК БССР, где был командиром роты и врид начальника строевого обучения.

В 1925 году вступил в ВКП(б).

С октября 1927 года командовал батальоном в 6-м стрелковом полку, с декабря 1930 года и. д. помощника командира по хозяйственной части 79-го стрелкового полка 27-й стрелковой дивизии БВО. С февраля по июнь 1931 года вновь учился на курсах «Выстрел» (хозяйственное отделение), затем вернулся на прежнюю должность. В июле 1935 года Шварев назначен начальником военно-хозяйственной службы этой же 27-й стрелковой дивизии. В апреле 1938 года он был переведен на ту же должность в управление 4-го стрелкового корпуса БОВО.

С августа 1939 года майор Шварев командовал 635-м стрелковым полком 143-й стрелковой дивизии. В декабре 1939 года назначен командиром 355-го стрелкового полка 100-й стрелковой дивизии. В этой должности участвовал в Советско-финляндской войне, за что был награждён орденом Красного Знамени. По окончании боевых действий дивизия вошла в состав ЗапОВО.

Великая Отечественная война

С началом войны полковник Шварев продолжал командовать этим полком на Западном фронте. Участвовал с ним в приграничном сражении в Белоруссии и Смоленском сражении. С августа по ноябрь 1941 года, после тяжелого ранения, находился в госпиталях в Москве и Тбилиси.

По выздоровлении он был назначен заместителем командира 79-й отдельной стрелковой бригады СКВО. В январе 1942 года бригада вошла в состав Отдельной Приморской армии и участвовала в боях под Севастополем. В апреле Шварев назначается и. д. командира 388-й стрелковой дивизии, которая в составе этой же армии Крымского фронта принимала участие в обороне города Севастополь.

После сдачи города и эвакуации на Таманский полуостров в июле 1942 года он был зачислен в распоряжение Военного совета Северо-Кавказского фронта, затем с 4 августа допущен к и. д. командира 317-й стрелковой дивизии, находившейся на формировании в городе Грозный (утвержден приказом НКО от 26.10.1942). В конце августа она вошла в 58-ю армию Северной группы войск Закавказского фронта и занималась оборудованием оборонительного рубежа общей протяженностью 75 км. С 24 сентября по 4 октября дивизия входила в 44-ю армию Северной группы войск Закавказского фронта, затем была передислоцирована в район города Беслан, где заняла оборону. С 17 октября она была включена в 9-ю армию и участвовала в Нальчикско-Орджоникидзевской оборонительной операции. С 3 декабря 1942 года дивизия вновь вошла в 58-ю армию и со 2 января 1943 года участвовала с ней в Северо-Кавказской наступательной операции, в преследовании отступающего противника в направлении городов Прохладный, Минеральные Воды, Георгиевск. 30 января её передовой отряд участвовал в освобождении города Тихорецк. С 9 февраля 1943 года дивизия принимала участие в Краснодарской наступательной операции, вела тяжелые наступательные и оборонительные бои в Плавнях. С 16 апреля она была выведена в резерв Ставки ВГК на пополнение, затем с 24 апреля вошла в 56-ю армию и вела бои в направлении ст. Крымская. Однако, встретив упорное сопротивление противника на оборонительном рубеже «Голубая линия», дивизия перешла к обороне. В июне 1943 года генерал-майор Шварев назначен заместителем командующего 18-й армией, одновременно руководил десантной группой армии в ходе Керченско-Эльтигенской десантной операции.

С 5 ноября 1943 года вступил в командование 20-м стрелковым корпусом, входившим в состав этой же армии Северо-Кавказского фронта, затем Отдельной Приморской армии. Корпус участвовал в оборонительных боях в районе населенного пункта Мысхако, в освобождении Таманского полуострова и города Новороссийск.

За умелое командование, успешное выполнение боевых задач частями корпуса Шварев был награждён орденом Кутузова 2-й степени.

С 18 марта 1944 года временно и. д. командира 3-го горнострелкового корпуса Отдельной Приморской армии. Участвовал с ним в Крымской наступательной операции, в освобождении городов Керчь и Ялта.

С 16 апреля 1944 года генерал-майор Шварев вновь командовал 20-м стрелковым корпусом (переведен в связи с возвращением командира 3-го горнострелкового корпуса генерал-майора А. А. Лучинского). В составе 28-й армии 1-го и 3-го Белорусских фронтов корпус принимал участие в Белорусской, Восточно-Прусской и Берлинской наступательных операциях, в овладении городами Бережаны, Брест, Гумбиннен, Фридланд и в штурме Берлина.

За успешное командование в этих операциях Шварев был награждён орденами Красного Знамени, Суворова 2-й степени и Богдана Хмельницкого 2-й степени.

В мае 1945 года корпус в составе 3-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта участвовал в Пражской наступательной операции. Его соединения и части отличились при овладении города Дрезден и ликвидации окруженной группировки противника, за что Шварев был награждён орденом Кутузова 1-й степени.

За время войны Шварев был одиннадцать раз упомянут в благодарственных в приказах Верховного Главнокомандующего

Послевоенная карьера

После войны продолжал командовать 20-м стрелковым корпусом (с августа 1945 г. — в составе Барановичского ВО). В октябре 1945 года отстранен от должности и зачислен в распоряжение ГУК НКО, затем в январе 1946 года назначен командиром 11-й гвардейской стрелковой Городокской ордена Ленина Краснознаменной ордена Суворова дивизии (с марта — в составе ПрибВО). По её расформировании в июне того же года зачислен в распоряжение Военного совета округа. 19 октября 1946 года уволен в запас.

Награды

СССР

• орден Ленина (21.02.1945)
• четыре ордена Красного Знамени (1940, 31.08.1941, 1942, 03.11.1944)
• орден Кутузова I степени (29.05.1945)
• орден Суворова II степени (23.07.1944)
• орден Кутузова II степени (25.10.1943)
• орден Богдана Хмельницкого II степени (19.04.1945 )
• орден Отечественной войны I степени (02.04.1943 )
• Медали в том числе:
  • «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» (1938)
  • «За оборону Севастополя» (1943)
  • «За оборону Кавказа» (1944)
  • «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» (1945)
  • «За взятие Кёнигсберга» (1945)
  • «За взятие Берлина» (1945)
  • «За освобождение Праги» (1945)

Приказы (благодарности) Верховного Главнокомандующего в которых отмечен Н. А. Шварев

• За овладение городом и крепостью Керчь – важным опорным пунктом обороны немцев. 11 апреля 1944 года № 105.
• За форсирование реки Друть севернее города Рогачев, прорыв сильной, глубоко эшелонированной обороны противника на фронте протяжением 30 километров и в глубину до 12 километров. 25 июня 1944 года № 118.
• За стремительное наступление северо-западнее Минска, овладение областным центром Белоруссии городом Вилейка - важной железнодорожной станцией и городом Красное. 2 июля 1944 года № 127.
• За овладение областным центром Белоруссии городом Барановичи – важным железнодорожным узлом и мощным укрепленным районом обороны немцев, прикрывающим направления на Белосток и Брест. 8 июля 1944 года № 132.
• За овладение городом Слоним – крупным узлом коммуникаций и мощным опорным пунктом обороны немцев на реке Шара. 10 июля 1944 года № 134.
• За овладение областным центром Белоруссии городом и крепостью Брест (Брест-Литовск) – оперативно важным железнодорожным узлом и мощным укрепленным районом обороны немцев на варшавском направлении. 28 июля 1944 года № 157.
• За овладение штурмом в Восточной Пруссии городом Гумбиннен – важным узлом коммуникаций и сильным опорным пунктом обороны немцев на кенигсбергском направлении. 21 января 1945 года. № 238.
• За овладение штурмом городами Хайльсберг и Фридланд – важными узлами коммуникаций и сильными опорными пунктами обороны немцев в центральных районах Восточной Пруссии. 31 января 1945 года. № 267.
• За овладение городом Прейс-Эйлау – важным узлом коммуникаций и сильным опорным пунктом обороны немцев в Восточной Пруссии. 10 февраля 1945 года. № 272.
• За завершение ликвидации окруженной восточно-прусской группы немецких войск юго-западнее Кенигсберга. 29 марта 1945 года. № 317.
• За полное овладение столицей Германии городом Берлин – центра немецкого империализма и очага немецкой агрессии. 2 мая 1945 года. № 359.

Иностранных государств

• Крест «За выдающиеся заслуги» (1944, США)

Память

В честь Николая Александровича Шварева в городе Майский (Кабардино-Балкария) названа улица.

Ссылки

• [www.podvignaroda.mil.ru Общедоступный электронный банк документов «Подвиг Народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.»]

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 5. — С. 986-988. — 1500 экз. — ISBN 978-5-9950-0457-8.
• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 628—629. — ISBN 5-901679-08-3.
• [interpretive.ru/dictionary/1019344/word/shvarev-nikolai-aleksandrovich Залесский К.А. Великая Отечественная война. Большая биографическая энциклопедия М.: АСТ, 2013. — 832 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-17-078426-4]

Отрывок, характеризующий Шварев, Николай Александрович

На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
В соседний бенуар вошла высокая, красивая дама с огромной косой и очень оголенными, белыми, полными плечами и шеей, на которой была двойная нитка больших жемчугов, и долго усаживалась, шумя своим толстым шелковым платьем.
Наташа невольно вглядывалась в эту шею, плечи, жемчуги, прическу и любовалась красотой плеч и жемчугов. В то время как Наташа уже второй раз вглядывалась в нее, дама оглянулась и, встретившись глазами с графом Ильей Андреичем, кивнула ему головой и улыбнулась. Это была графиня Безухова, жена Пьера. Илья Андреич, знавший всех на свете, перегнувшись, заговорил с ней.
– Давно пожаловали, графиня? – заговорил он. – Приду, приду, ручку поцелую. А я вот приехал по делам и девочек своих с собой привез. Бесподобно, говорят, Семенова играет, – говорил Илья Андреич. – Граф Петр Кириллович нас никогда не забывал. Он здесь?
– Да, он хотел зайти, – сказала Элен и внимательно посмотрела на Наташу.
Граф Илья Андреич опять сел на свое место.
– Ведь хороша? – шопотом сказал он Наташе.
– Чудо! – сказала Наташа, – вот влюбиться можно! В это время зазвучали последние аккорды увертюры и застучала палочка капельмейстера. В партере прошли на места запоздавшие мужчины и поднялась занавесь.
Как только поднялась занавесь, в ложах и партере всё замолкло, и все мужчины, старые и молодые, в мундирах и фраках, все женщины в драгоценных каменьях на голом теле, с жадным любопытством устремили всё внимание на сцену. Наташа тоже стала смотреть.


На сцене были ровные доски по средине, с боков стояли крашеные картины, изображавшие деревья, позади было протянуто полотно на досках. В середине сцены сидели девицы в красных корсажах и белых юбках. Одна, очень толстая, в шелковом белом платье, сидела особо на низкой скамеечке, к которой был приклеен сзади зеленый картон. Все они пели что то. Когда они кончили свою песню, девица в белом подошла к будочке суфлера, и к ней подошел мужчина в шелковых, в обтяжку, панталонах на толстых ногах, с пером и кинжалом и стал петь и разводить руками.
Мужчина в обтянутых панталонах пропел один, потом пропела она. Потом оба замолкли, заиграла музыка, и мужчина стал перебирать пальцами руку девицы в белом платье, очевидно выжидая опять такта, чтобы начать свою партию вместе с нею. Они пропели вдвоем, и все в театре стали хлопать и кричать, а мужчина и женщина на сцене, которые изображали влюбленных, стали, улыбаясь и разводя руками, кланяться.