Французский язык в Швейцарии

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Швейцарский французский язык»)
Перейти к: навигация, поиск

Францу́зский язы́к в Швейца́рии распространён в виде диалектов (патуа) и собственно литературного французского языка. Диалекты, принадлежащие к группе языков ойль, и франкопровансальский язык уже имеют ограниченное хождение в Швейцарии, несмотря на активную поддержку локальных диалектов престарелыми жителями Романдии (французской Швейцарии), а также возрастанием интереса к патуа у нового поколения[1]. Патуа используется в богослужениях и в бытовом общении обычно пожилыми жителями отдалённых сёл, деревень и мелких городов.





История

В современной Швейцарии многие кантоны Романдии, за исключением разве что Фрибура (1481), были включены слишком поздно (примерно в начале XIX века), поэтому в разное время эти территории испытывали самое различное влияние: реформация, расширения Берна и французская революция. Франкоязычные соседи (носители периферийных между ок и ойль диалектов) оказывали очень большое влияние на жизнь регионов, однако с XIX века ситуация меняется: в Романдии появляются запреты на пропаганду и преподавание франкопровансальского языка, появляется мода на литературный язык Франции. Таким образом, к 1990 году лишь 2 % франкоязычных швейцарцев могли говорить на патуа.

Современный статус

В целом швейцарский французский язык и литературный французский совпадают, в отличие, например, от немецкого литературного языка и швейцарского варианта, который используется немецкоязычной частью Швейцарии. Недопонимания между французами и швейцарцами франкоязычных кантонов Швейцарии практически не возникает. Однако в речи последних ещё наблюдаются архаизмы от патуа и германизмы, которые особенно отличимы вдоль языковых границ. Так, например, используются слова vattre et mouttre вместо père et mère, poutzer вместо nettoyer, speck вместо lard, witz вместо blague и так далее.

Таким образом, сегодня выделяют три разновидности идиома франкоязычных швейцарцев: патуа, швейцарский вариант французского языка и собственно французский язык, который обозначают как français fédéral и используют только в официальных документах, применяя грамматику, лексику и синтаксис литературного французского. Dictionnaire suisse romand определяет français fédéral как язык учреждений, который только пишется, но не говорится.

Напишите отзыв о статье "Французский язык в Швейцарии"

Примечания

  1. [www.tagesschau.sf.tv/Nachrichten/Archiv/2011/11/08/Vermischtes/Patois-wird-wieder-Schulfach?WT.z_rss=vermischtes «Patois» wird wieder Schulfach] (нем.). Schweizer Fernsehen (8. November 2011). Проверено 1 апреля 2012. [www.webcitation.org/6AkolZT1V Архивировано из первоисточника 18 сентября 2012].

Ссылки

  • [henrysuter.ch/ Termes régionaux de Suisse romande et de Savoie] (фр.). Проверено 13 апреля 2012. [www.webcitation.org/67hJ4PzLZ Архивировано из первоисточника 16 мая 2012].
  • [www.bdlp.org/ Base de données lexicographiques panfrancophone (BDLP)] (фр.). Проверено 13 апреля 2012. [www.webcitation.org/67hJ4y5Z9 Архивировано из первоисточника 16 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Французский язык в Швейцарии

В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.