Швейцер, Михаил Абрамович

Михаил Швейцер
Имя при рождении:	Моисей Абрамович Швейцер
Дата рождения:	16 февраля 1920(1920-02-16)
Место рождения:	Пермь, РСФСР
Дата смерти:	2 июня 2000(2000-06-02) (80 лет)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Гражданство:	СССР СССР → Россия Россия
Профессия:	кинорежиссёр, сценарист
Карьера:	1949—1993
Награды:

Михаи́л (при рождении Моисе́й) Абра́мович Шве́йцер (1920—2000) — советский российский кинорежиссёр, сценарист. Народный артист СССР (1990). Лауреат Государственной премии СССР (1977).

Биография

Родился 16 февраля 1920 года в Перми (по другим источникам — 16 марта в Пензе).

Весной 1925 года семья переехала в Москву. Окончил режиссёрский факультет ВГИКа (1943, мастерская С. С. М. Эйзенштейна). В 1941—1942 годах — ассистент режиссёра ЦОКС, с 1943 года работал на киностудии «Мосфильм». Был ассистентом Михаила Ромма на фильме «Человек № 217» (1944). В 1951—1953 — режиссёр документальных фильмов и видовых киноочерков на Свердловской киностудии.

Первые работы в качестве постановщика создал совместно с однокашниками из ВГИКа — «Путь славы» (1949, с Б. А. Бунеевым и А. М. Рыбаковым) и «Кортик» (1954, по А. Н. Рыбакову, с В. Я. Венгеровым). Интерес Швейцера к человеческим судьбам не только в переломные моменты истории, но и в ситуации непростого нравственного выбора во вполне обыденной жизни проявился в его самостоятельных фильмах о советской деревне — «Чужая родня» (1956, по повести «Не ко двору» В. Ф. Тендрякова) и «Тугой узел» (1957, по В. Ф. Тендрякову). Последняя из лент подверглась резкой партийной критике и последующей переделке с целью упрощения и сглаживания конфликтов и характеров. Позднее она была выпущена в прокат под оптимистическим названием «Саша вступает в жизнь». Лишь в 1988 году режиссёр смог частично восстановить первоначальный вариант «Тугого узла».

Следующий фильм Швейцер поставил на историко-революционную тему. Это был «Мичман Панин» (1960) с В. В. Тихоновым в главной роли. Картина имела успех, что обеспечило Швейцеру место в обойме советских кинорежиссёров первого ряда. Незаурядное мастерство позволяло режиссёру даже в пафосных, идеологически правильных произведениях («Время, вперед!» по В. П. Катаеву, совместно с С. А. Милькиной, 1966; «Бегство мистера Мак-Кинли», по Л. М. Леонову, 1975) находить, кроме аттракционности и заострённости стилевых решений, по-своему стереоскопическое видение отображаемой эпохи.

В полной мере талант Швейцера раскрылся в серии экранизаций литературной классики. В своих версиях произведений Л. Н. Толстого («Воскресение», 1960—1962; «Крейцерова соната», с С. А. Милькиной, 1987), И. А. Ильфа и Е. П. Петрова («Золотой телёнок», 1968), А. П. Чехов («Карусель», 1970; «Смешные люди», 1978), А. С. Пушкина («Маленькие трагедии», 1979) и Н. В. Гоголя («Мёртвые души», 1984) режиссёр бережно, внимательно относясь чуть ли не к каждому слову классиков, сохраняет и личную интонацию, меняющую свой регистр подчас в пределах одной сцены: от комической, фарсовой, эксцентрической ноты до печальной, драматической, даже трагической.

В последнее десятилетие своей жизни, тяжёлое для всей российской кинематографии, режиссёр испытывал трудности с реализацией своих проектов, выпустив только два фильма — социальный фарс «Как живёте, караси?» (1992, совместно с С. А. Милькиной) и своеобразный бенефис «Послушай, Феллини!» (1993, совместно с С. А. Милькиной) с Л. М. Гурченко в единственной роли.

Михаил Швейцер умер 2 июня 2000 года. Похоронен на 39-м участке Востряковского кладбища Москвы.

Жена и сорежиссёр — С. А. Милькина.

Награды и звания

• Заслуженный деятель искусств РСФСР (1965)
• Народный артист РСФСР (1977)
• Народный артист СССР (3 мая 1990) — за большие заслуги в развитии советского киноискусства
• Орден Почёта (28 декабря 1995) — за заслуги перед государством, многолетнюю плодотворную деятельность в области культуры и искусства
• Орден «За заслуги перед Отечеством» III степени (13 марта 2000) — за выдающийся вклад в развитие отечественного киноискусства

Премии

• 1977 — Государственная премия СССР — за фильм «Бегство мистера Мак-Кинли» (1975)
• 1989 — Государственная премия РСФСР имени братьев Васильевых — за фильм «Крейцерова соната» (1987)
• 1992 — КФ «Кинотавр» в Сочи (Специальная премия за творчество)
• 1992 — КФ «Кинотавр» в Сочи (Спец. приз жюри «За последовательное служение искусству и зрителю» в конкурсе «Кино для всех»)
• 1992 — КФ «Кинотавр» в Сочи (Приз за творческий вклад в киноискусство в Большом конкурсе, фильм «Как живете, караси?»)
• 1995 — Премия «Золотой Овен»
• 1998 — Премия Президента Российской Федерации в области литературы и искусства (12 января 1999)
• 1999 — Премия «Ника» в номинации «Честь и достоинство»

Фильмография

Режиссёрские работы и сценарии

1. 1949 — Путь славы (режиссёр)
2. 1954 — Кортик (режиссёр)
3. 1955 — Чужая родня (режиссёр)
4. 1957 — Тугой узел (режиссёр)
5. 1960 — Мичман Панин (режиссёр)
6. 1960 — Воскресение (режиссёр, сценарист)
7. 1965 — Время, вперёд! (режиссёр, сценарист)
8. 1968 — Золотой телёнок (режиссёр, сценарист)
9. 1970 — Карусель (режиссёр, сценарист)
10. 1975 — Бегство мистера Мак-Кинли (режиссёр)
11. 1977 — Смешные люди! (режиссёр, сценарист)
12. 1979 — Маленькие трагедии (режиссёр, сценарист)
13. 1984 — Мёртвые души (режиссёр, сценарист)
14. 1987 — Крейцерова соната (режиссёр, сценарист)
15. 1991 — Как живёте, караси? (режиссёр, сценарист)
16. 1993 — Послушай, Феллини! (режиссёр, сценарист)
17. 2001 — Кошки под дождём (сценарист)

Актёрские работы

1. 1966 — Время, вперёд!

Интересные факты

В фильме «Золотой телёнок» Швейцер «передал привет» своему другу режиссёру Георгию Натансону: в одной из сцен фильма Остап Бендер (актёр Сергей Юрский), а в другой сцене Корейко (актёр Евгений Евстигнеев) — проходят мимо вывески на стене — «Фотография Г. Натансона».

Ссылки

• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/SHVETSER_MIHAIL_ABRAMOVICH.html ШВЕЙЦЕР МИХАИЛ АБРАМОВИЧ]
• Аронин С. В. [zpu-journal.ru/e-zpu/2015/5/Aronin_Performative-Aesthetics-Pushkin-Little-Tragedies/ Признаки перформативной эстетики «Маленьких трагедий» А. С. Пушкина в тезаурусном осмыслении спектакля В. А. Рыжакова и телефильма М. А. Швейцера] // Информационный гуманитарный портал «Знание. Понимание. Умение». — 2015. — № 5. — С. 5—21 (архивировано в [www.webcitation.org/6gWBTvYXk WebCite]).

Отрывок, характеризующий Швейцер, Михаил Абрамович

Но несмотря на то, в этот вечер Наташа, то взволнованная, то испуганная, с останавливающимися глазами лежала долго в постели матери. То она рассказывала ей, как он хвалил ее, то как он говорил, что поедет за границу, то, что он спрашивал, где они будут жить это лето, то как он спрашивал ее про Бориса.
– Но такого, такого… со мной никогда не бывало! – говорила она. – Только мне страшно при нем, мне всегда страшно при нем, что это значит? Значит, что это настоящее, да? Мама, вы спите?
– Нет, душа моя, мне самой страшно, – отвечала мать. – Иди.
– Все равно я не буду спать. Что за глупости спать? Maмаша, мамаша, такого со мной никогда не бывало! – говорила она с удивлением и испугом перед тем чувством, которое она сознавала в себе. – И могли ли мы думать!…
Наташе казалось, что еще когда она в первый раз увидала князя Андрея в Отрадном, она влюбилась в него. Ее как будто пугало это странное, неожиданное счастье, что тот, кого она выбрала еще тогда (она твердо была уверена в этом), что тот самый теперь опять встретился ей, и, как кажется, неравнодушен к ней. «И надо было ему нарочно теперь, когда мы здесь, приехать в Петербург. И надо было нам встретиться на этом бале. Всё это судьба. Ясно, что это судьба, что всё это велось к этому. Еще тогда, как только я увидала его, я почувствовала что то особенное».
– Что ж он тебе еще говорил? Какие стихи то эти? Прочти… – задумчиво сказала мать, спрашивая про стихи, которые князь Андрей написал в альбом Наташе.
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?
– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.

В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.


Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
Князь Андрей ясно видел, что старик надеялся, что чувство его или его будущей невесты не выдержит испытания года, или что он сам, старый князь, умрет к этому времени, и решил исполнить волю отца: сделать предложение и отложить свадьбу на год.
Через три недели после своего последнего вечера у Ростовых, князь Андрей вернулся в Петербург.

На другой день после своего объяснения с матерью, Наташа ждала целый день Болконского, но он не приехал. На другой, на третий день было то же самое. Пьер также не приезжал, и Наташа, не зная того, что князь Андрей уехал к отцу, не могла себе объяснить его отсутствия.
Так прошли три недели. Наташа никуда не хотела выезжать и как тень, праздная и унылая, ходила по комнатам, вечером тайно от всех плакала и не являлась по вечерам к матери. Она беспрестанно краснела и раздражалась. Ей казалось, что все знают о ее разочаровании, смеются и жалеют о ней. При всей силе внутреннего горя, это тщеславное горе усиливало ее несчастие.
Однажды она пришла к графине, хотела что то сказать ей, и вдруг заплакала. Слезы ее были слезы обиженного ребенка, который сам не знает, за что он наказан.
Графиня стала успокоивать Наташу. Наташа, вслушивавшаяся сначала в слова матери, вдруг прервала ее:
– Перестаньте, мама, я и не думаю, и не хочу думать! Так, поездил и перестал, и перестал…
Голос ее задрожал, она чуть не заплакала, но оправилась и спокойно продолжала: – И совсем я не хочу выходить замуж. И я его боюсь; я теперь совсем, совсем, успокоилась…
На другой день после этого разговора Наташа надела то старое платье, которое было ей особенно известно за доставляемую им по утрам веселость, и с утра начала тот свой прежний образ жизни, от которого она отстала после бала. Она, напившись чаю, пошла в залу, которую она особенно любила за сильный резонанс, и начала петь свои солфеджи (упражнения пения). Окончив первый урок, она остановилась на середине залы и повторила одну музыкальную фразу, особенно понравившуюся ей. Она прислушалась радостно к той (как будто неожиданной для нее) прелести, с которой эти звуки переливаясь наполнили всю пустоту залы и медленно замерли, и ей вдруг стало весело. «Что об этом думать много и так хорошо», сказала она себе и стала взад и вперед ходить по зале, ступая не простыми шагами по звонкому паркету, но на всяком шагу переступая с каблучка (на ней были новые, любимые башмаки) на носок, и так же радостно, как и к звукам своего голоса прислушиваясь к этому мерному топоту каблучка и поскрипыванью носка. Проходя мимо зеркала, она заглянула в него. – «Вот она я!» как будто говорило выражение ее лица при виде себя. – «Ну, и хорошо. И никого мне не нужно».