Шверник, Николай Михайлович

Николай Михайлович Шверник<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Член Президиума ЦК КПСС
29 июня 1957 года — 29 марта 1966 года
Председатель Комитета партийного контроля при ЦК КПСС
27 февраля 1956 года — 29 марта 1966 года
Предшественник:	Матвей Фёдорович Шкирятов
Преемник:	Арвид Янович Пельше
Кандидат в члены Президиума ЦК КПСС
5 марта 1953 года — 29 июня 1957 года
Председатель Президиума Верховного Совета СССР
19 марта 1946 года — 15 марта 1953 года
Предшественник:	Михаил Иванович Калинин
Преемник:	Климент Ефремович Ворошилов
Член Президиума ЦК КПСС
16 октября 1952 года — 5 марта 1953 года
Кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б)
22 марта 1939 года — 5 октября 1952 года
Председатель Президиума Верховного Совета РСФСР
4 марта 1944 года — 25 июня 1946 года
Предшественник:	Алексей Егорович Бадаев Иван Алексеевич Власов (и.о.)
Преемник:	Иван Алексеевич Власов
Председатель Совета Национальностей Верховного Совета СССР
12 января 1938 года — 10 февраля 1946 года
Предшественник:	Должность учреждена
Преемник:	Василий Васильевич Кузнецов
Народный комиссар Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР
2 февраля 1924 года — 30 ноября 1925 года
Предшественник:	Алексей Семёнович Киселёв
Преемник:	Никифор Ильич Ильин
Рождение:	7 (19) мая 1888(1888-05-19) Санкт-Петербург, Российская империя
Смерть:	24 декабря 1970(1970-12-24) (82 года) Москва, РСФСР, СССР
Место погребения:	Некрополь у Кремлёвской стены
Партия:	КПСС (с 1905 года)
Награды:

Никола́й Миха́йлович Шве́рник (7 (19 мая) 1888 года, Санкт-Петербург — 24 декабря 1970 года, Москва) — советский политический деятель. В последний период правления Сталина, в 1946—1953 годах, занимал высшую государственную должность - Председателя Президиума Верховного Совета СССР.

Член ВЦИК (1927—38) и Президиума ЦИК СССР (1935—38), депутат Верховного Совета СССР (1937—66).

Член Президиума (Политбюро) ЦК КПСС в 1952—53 и 1957—66 годах, кандидат в члены в 1939—52 и 1953—57 годах.

Герой Социалистического Труда (1958).

Биография

Родился третьим в многодетной рабочей семье. Детей у Шверников, живших на окраине Петербурга, было тринадцать, но пятеро умерли ещё в младенческом возрасте. Фамилия Шверников сократилась из-за ошибки в метрике отца.

Окончил церковно-приходскую школу, а затем ремесленное училище.

Четырнадцатилетним подростком, c 1902 года, начал работать подручным токаря на электромеханическом заводе «Дюфлон и Константинович» в Санкт-Петербурге.

Был очевидцем событий 9 января 1905 года.

В 17 лет вступил в РСДРП, а в 21 год стал членом её Петербургского комитета. В 1905 году вступил в РСДРП, большевик. Вёл партийную агитацию в Петербурге, Николаеве, Туле, Самаре.

В 1910—1911 годах — член правления Союза металлистов (Петербург).

В 1913 году во избежание ареста он покидает Петербург, устраивается на работу в Туле. После возвращается в Петербург устраивается на завод Эриксона и продолжает антиправительственную пропаганду, его ссылают обратно в Тулу. В Туле знакомится с работницей завода «Айваз» Марией Федоровной Улазовской, тоже сосланной сюда под негласный надзор полиции, которая стала его женой.

Весной 1915 году Шверник вместе с женой отбывает ссылку в Самаре, где устраивается на Трубочный завод, устанавливает связь с большевиками и включается в революционную работу.

За активную антивоенную агитацию и революционные призывы в феврале 1917 года его ссылают в Саратов, где его застаёт весть о Февральской революции, вскоре он возвращается из Саратова в Самару. В Самаре избирается председателем Трубочного райкома партии, председателем правления профсоюза завода, членом президиума исполкома городского совета. Именно тогда в Самаре Шверник впервые занялся партийной работой в профсоюзах.

Окончил городское училище (1917) в Самаре.

В октябре 1917 года — председатель Всероссийского комитета рабочих артиллерийских заводов и член Правления артиллерийских заводов.

В июне 1918 года участвовал в боях против Чехословацкого корпуса, оборонявшего Самару от красных совместно с Белой армией, и называемого в большевистской печати «белочехами». В июле — октябре 1918 года — военный комиссар 2-го Симбирского стрелкового полка 1-й сводной Симбирской дивизии, которая свергла первое в России народное антибольшевистское правительство (Комитет Членов Учредительного собрания). С октября 1918 года — в Главном артиллерийском управлении. С апреля 1919 года председатель Самарского горисполкома.

В 1919—1921 годах работал на руководящих постах в системе снабжения армий на Кавказе.

С 1921 года на профсоюзной работе. С 27 ноября 1923 года — заместитель председателя созданной Политбюро «постоянно действующей Комиссии для борьбы с самогоном, кокаином, пивными и азартными играми (в частности, лото)». С февраля 1924 года по декабрь 1925 года — нарком Рабоче-крестьянской инспекции РСФСР.

Член ЦКК с 1923 года, с 1924 года — член Президиума ЦКК РКП(б). На XIV съезде партии в декабре 1925 года избран членом ЦК. В 1925—1926 годах секретарь Ленинградского обкома и Северо-Западного бюро ЦК ВКП(б). С 9 апреля 1926 года по 16 апреля 1927 года — секретарь ЦК ВКП(б) и одновременно член Оргбюро. В 1927 году был освобождён от работы в Секретариате и Оргбюро и направлен на Урал для работы секретарём Уральского обкома партии (март 1927 — январь 1929). Показал себя последовательным сторонником индустриализации и вернулся в Москву в 1929 году в должности председателя ЦК профсоюза металлистов. Вновь выдвинут в кандидаты в члены Оргбюро (17 ноября 1929 — 26 июня 1930). После XVI съезда ВКП(б) 13 июля 1930 года избран членом Оргбюро ЦК (по 18 марта 1946) и кандидатом в члены Секретариата ЦК (по 26 января 1934). С этого времени работа Шверника была тесно связана с профсоюзами. С 1929 года — секретарь ВЦСПС в составе секретариата из пяти человек, в 1930 году избран первым секретарём ВЦСПС (июль 1930 — март 1944).

12 декабря 1937 года избран в Верховный Совет СССР от Коми АССР. Избранный депутатом Верховного Совета СССР (1938—1966), Шверник принимал участие в организации нового советского законодательного органа и был избран Председателем Совета Национальностей (12 января 1938 — 10 февраля 1946). После XVIII съезда партии утвержден кандидатом в члены Политбюро ЦК (22 марта 1939 — 5 октября 1952).

В годы Великой Отечественной войны, возглавляя Совет по эвакуации, отвечал за эвакуацию советской промышленности в восточные регионы СССР. Являлся председателем Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков (2 ноября 1942 — 9 июня 1951). Был инициатором создания англо-советского профсоюзного комитета, главной задачей которого было объединение усилий профсоюзов двух стран для победы над Германией. Участвовал в подготовке конференции, заложившей основы Всемирной федерации профсоюзов.

В 1944 году избран первым заместителем председателя Президиума Верховного Совета СССР (1 февраля 1944 — 19 марта 1946) и Председателем Президиума Верховного Совета РСФСР (4 марта 1944 — 25 июня 1946).

После выхода Михаила Калинина на пенсию Шверник сменил его на посту Председателя Президиума Верховного Совета СССР (19 марта 1946 — 15 марта 1953). Сильно уступал Калинину в известности. В отличие от него, принимал просителей крайне редко. Занимая самый высокий по Конституции в стране пост, был прирождённым бюрократом, любил работать с аппаратом. Инициатор безрезультатной кампании по повышению роли Советов на местах. 26 марта 1947 года подписал инициированный Сталиным указ об отмене в стране смертной казни. 12 января 1950 года подписал новый указ о восстановлении смертной казни. Возглавлял Комитет по разработке и организации проведения мероприятий, связанных с 70-летием со дня рождения Сталина (декабрь 1949). Предложил учредить орден Сталина, но идея была не поддержана Сталиным.

В результате трансформации Политбюро в Президиум ЦК Шверник был избран членом Президиума (16 октября 1952 — 5 марта 1953), но смерть Сталина послужила причиной ухода Шверника с главных партийных и государственных должностей. Совместное заседание ЦК КПСС, Совета Министров СССР и Президиума Верховного Совета СССР рекомендовало переместить Шверника с поста номинального главы Советского государства на какую-нибудь другую должность. Решением Совместного заседания Шверник также был переведён в кандидаты в члены Президиума ЦК (5 марта 1953 — 29 июня 1957). Действуя согласно рекомендации, сессия Верховного Совета избрала новым главой государства Климента Ворошилова (15 марта 1953). Шверник вернулся к работе в ВЦСПС в должности председателя этого органа (март 1953 — февраль 1956). В декабре 1953 года входил в состав Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, судившего Лаврентия Берию.

С усилением власти Н. С. Хрущёва Шверник был назначен председателем Комитета партийного контроля при ЦК КПСС (февраль 1956 — ноябрь 1962), а затем председателем партийной комиссии при ЦК КПСС (ноябрь 1962 — март 1966), занимался вопросами реабилитации жертв политических репрессий (т. н. «Комиссия Шверника»). В 1957 году возвращён в ряды членов Президиума ЦК (29 июня 1957 — 29 марта 1966).

Возглавлял Правительственную комиссию по перезахоронению Сталина. Отмечают, что при перезахоронениии Сталина Шверник плакал.

После XXIII съезда КПСС (1966) оставил аппаратную деятельность из-за преклонного возраста и вышел на пенсию.

Похоронен на Красной площади в Москве.

Единственная родная дочь Людмила (1916—2008) — первая в СССР женщина, закончившая до войны Академию им. Жуковского, под её руководством изобрели первый отечественный телепроектор «Аристон», она возглавляла лабораторию в Московском НИИ телевидения. Была замужем за Ростиславом Беляковым.

В 1942 году Николай Михайлович Шверник вместе со своей супругой Марией Федоровной Шверник удочерили Зибу Ганиеву — первую азербайджанскую девушку-снайпера, героя Великой Отечественной войны, которой Мария Федоровна, работавшая в московском госпитале, буквально спасла жизнь, потому что девушка умирала от заражения крови. Одиннадцать месяцев Мария Федоровна не отходила от её постели, а когда та поднялась на ноги, то со слезами на глазах сказала: «Все нормальные женщины носят ребёнка девять месяцев, я же тебя вынашивала одиннадцать». Так Зиба стала дочерью Николая Михайловича и Марии Федоровны.

Награды

• Герой Социалистического Труда (17.05.1958)
• Пять Орденов Ленина (15.07.1938; 24.01.1946; 18.05.1948; 17.05.1958; 17.05.1968)
• медали

Память

В 1950-е годы именем Шверника были названы многочисленные колхозы и совхозы в Советском Союзе, например:

• в с. Чинар Дербентского района ДАССР
• в с. Побочино Одесского района Омской области
• в с. Ломово Залегощенского района Орловской области
• в с. Барановка Змеиногорского района Алтайского края
• в Новомосковском районе
• в Верхне-Муллинском районе Пермского края
• в Татарбунарском районе Измаильской области
• в Эльбрусском районе Кабардино-Балкарии
• в Луховицком районе Московская области
• в Большесосновском районе
• в с. Рославлево Тутаевского района Ярославской области и др.
• в Узбекской ССР, Ташкентская область

В Москве, Самаре и Сарове есть улица Шверника.
В Санкт-Петербурге 2-й Муринский проспект с 1971 по 1993 годы носил имя Шверника.

Ссылки

•  [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=9112 Шверник, Николай Михайлович]. Сайт «Герои Страны».
• [fnpr.org.ru/1/36/3763.html Н. М. Шверник на сайте ФНПР]
• [www.hrono.ru/biograf/shvernik.html Н. М. Шверник на Хроносе]
• [www.knowbysight.info/ShSS/00633.asp Н. М. Шверник] — Справочник по истории Коммунистической партии и Советского Союза 1898—1991

Отрывок, характеризующий Шверник, Николай Михайлович

Пьеру захотелось быть там, где были эти дымы, эти блестящие штыки и пушки, это движение, эти звуки. Он оглянулся на Кутузова и на его свиту, чтобы сверить свое впечатление с другими. Все точно так же, как и он, и, как ему казалось, с тем же чувством смотрели вперед, на поле сражения. На всех лицах светилась теперь та скрытая теплота (chaleur latente) чувства, которое Пьер замечал вчера и которое он понял совершенно после своего разговора с князем Андреем.
– Поезжай, голубчик, поезжай, Христос с тобой, – говорил Кутузов, не спуская глаз с поля сражения, генералу, стоявшему подле него.
Выслушав приказание, генерал этот прошел мимо Пьера, к сходу с кургана.
– К переправе! – холодно и строго сказал генерал в ответ на вопрос одного из штабных, куда он едет. «И я, и я», – подумал Пьер и пошел по направлению за генералом.
Генерал садился на лошадь, которую подал ему казак. Пьер подошел к своему берейтору, державшему лошадей. Спросив, которая посмирнее, Пьер взлез на лошадь, схватился за гриву, прижал каблуки вывернутых ног к животу лошади и, чувствуя, что очки его спадают и что он не в силах отвести рук от гривы и поводьев, поскакал за генералом, возбуждая улыбки штабных, с кургана смотревших на него.


Генерал, за которым скакал Пьер, спустившись под гору, круто повернул влево, и Пьер, потеряв его из вида, вскакал в ряды пехотных солдат, шедших впереди его. Он пытался выехать из них то вправо, то влево; но везде были солдаты, с одинаково озабоченными лицами, занятыми каким то невидным, но, очевидно, важным делом. Все с одинаково недовольно вопросительным взглядом смотрели на этого толстого человека в белой шляпе, неизвестно для чего топчущего их своею лошадью.
– Чего ездит посерёд батальона! – крикнул на него один. Другой толконул прикладом его лошадь, и Пьер, прижавшись к луке и едва удерживая шарахнувшуюся лошадь, выскакал вперед солдат, где было просторнее.
Впереди его был мост, а у моста, стреляя, стояли другие солдаты. Пьер подъехал к ним. Сам того не зная, Пьер заехал к мосту через Колочу, который был между Горками и Бородиным и который в первом действии сражения (заняв Бородино) атаковали французы. Пьер видел, что впереди его был мост и что с обеих сторон моста и на лугу, в тех рядах лежащего сена, которые он заметил вчера, в дыму что то делали солдаты; но, несмотря на неумолкающую стрельбу, происходившую в этом месте, он никак не думал, что тут то и было поле сражения. Он не слыхал звуков пуль, визжавших со всех сторон, и снарядов, перелетавших через него, не видал неприятеля, бывшего на той стороне реки, и долго не видал убитых и раненых, хотя многие падали недалеко от него. С улыбкой, не сходившей с его лица, он оглядывался вокруг себя.
– Что ездит этот перед линией? – опять крикнул на него кто то.
– Влево, вправо возьми, – кричали ему. Пьер взял вправо и неожиданно съехался с знакомым ему адъютантом генерала Раевского. Адъютант этот сердито взглянул на Пьера, очевидно, сбираясь тоже крикнуть на него, но, узнав его, кивнул ему головой.
– Вы как тут? – проговорил он и поскакал дальше.
Пьер, чувствуя себя не на своем месте и без дела, боясь опять помешать кому нибудь, поскакал за адъютантом.
– Это здесь, что же? Можно мне с вами? – спрашивал он.
– Сейчас, сейчас, – отвечал адъютант и, подскакав к толстому полковнику, стоявшему на лугу, что то передал ему и тогда уже обратился к Пьеру.
– Вы зачем сюда попали, граф? – сказал он ему с улыбкой. – Все любопытствуете?
– Да, да, – сказал Пьер. Но адъютант, повернув лошадь, ехал дальше.
– Здесь то слава богу, – сказал адъютант, – но на левом фланге у Багратиона ужасная жарня идет.
– Неужели? – спросил Пьер. – Это где же?
– Да вот поедемте со мной на курган, от нас видно. А у нас на батарее еще сносно, – сказал адъютант. – Что ж, едете?
– Да, я с вами, – сказал Пьер, глядя вокруг себя и отыскивая глазами своего берейтора. Тут только в первый раз Пьер увидал раненых, бредущих пешком и несомых на носилках. На том самом лужке с пахучими рядами сена, по которому он проезжал вчера, поперек рядов, неловко подвернув голову, неподвижно лежал один солдат с свалившимся кивером. – А этого отчего не подняли? – начал было Пьер; но, увидав строгое лицо адъютанта, оглянувшегося в ту же сторону, он замолчал.
Пьер не нашел своего берейтора и вместе с адъютантом низом поехал по лощине к кургану Раевского. Лошадь Пьера отставала от адъютанта и равномерно встряхивала его.
– Вы, видно, не привыкли верхом ездить, граф? – спросил адъютант.
– Нет, ничего, но что то она прыгает очень, – с недоуменьем сказал Пьер.
– Ээ!.. да она ранена, – сказал адъютант, – правая передняя, выше колена. Пуля, должно быть. Поздравляю, граф, – сказал он, – le bapteme de feu [крещение огнем].
Проехав в дыму по шестому корпусу, позади артиллерии, которая, выдвинутая вперед, стреляла, оглушая своими выстрелами, они приехали к небольшому лесу. В лесу было прохладно, тихо и пахло осенью. Пьер и адъютант слезли с лошадей и пешком вошли на гору.
– Здесь генерал? – спросил адъютант, подходя к кургану.
– Сейчас были, поехали сюда, – указывая вправо, отвечали ему.
Адъютант оглянулся на Пьера, как бы не зная, что ему теперь с ним делать.
– Не беспокойтесь, – сказал Пьер. – Я пойду на курган, можно?
– Да пойдите, оттуда все видно и не так опасно. А я заеду за вами.
Пьер пошел на батарею, и адъютант поехал дальше. Больше они не видались, и уже гораздо после Пьер узнал, что этому адъютанту в этот день оторвало руку.
Курган, на который вошел Пьер, был то знаменитое (потом известное у русских под именем курганной батареи, или батареи Раевского, а у французов под именем la grande redoute, la fatale redoute, la redoute du centre [большого редута, рокового редута, центрального редута] место, вокруг которого положены десятки тысяч людей и которое французы считали важнейшим пунктом позиции.
Редут этот состоял из кургана, на котором с трех сторон были выкопаны канавы. В окопанном канавами место стояли десять стрелявших пушек, высунутых в отверстие валов.
В линию с курганом стояли с обеих сторон пушки, тоже беспрестанно стрелявшие. Немного позади пушек стояли пехотные войска. Входя на этот курган, Пьер никак не думал, что это окопанное небольшими канавами место, на котором стояло и стреляло несколько пушек, было самое важное место в сражении.
Пьеру, напротив, казалось, что это место (именно потому, что он находился на нем) было одно из самых незначительных мест сражения.
Войдя на курган, Пьер сел в конце канавы, окружающей батарею, и с бессознательно радостной улыбкой смотрел на то, что делалось вокруг него. Изредка Пьер все с той же улыбкой вставал и, стараясь не помешать солдатам, заряжавшим и накатывавшим орудия, беспрестанно пробегавшим мимо него с сумками и зарядами, прохаживался по батарее. Пушки с этой батареи беспрестанно одна за другой стреляли, оглушая своими звуками и застилая всю окрестность пороховым дымом.
В противность той жуткости, которая чувствовалась между пехотными солдатами прикрытия, здесь, на батарее, где небольшое количество людей, занятых делом, бело ограничено, отделено от других канавой, – здесь чувствовалось одинаковое и общее всем, как бы семейное оживление.
Появление невоенной фигуры Пьера в белой шляпе сначала неприятно поразило этих людей. Солдаты, проходя мимо его, удивленно и даже испуганно косились на его фигуру. Старший артиллерийский офицер, высокий, с длинными ногами, рябой человек, как будто для того, чтобы посмотреть на действие крайнего орудия, подошел к Пьеру и любопытно посмотрел на него.
Молоденький круглолицый офицерик, еще совершенный ребенок, очевидно, только что выпущенный из корпуса, распоряжаясь весьма старательно порученными ему двумя пушками, строго обратился к Пьеру.
– Господин, позвольте вас попросить с дороги, – сказал он ему, – здесь нельзя.
Солдаты неодобрительно покачивали головами, глядя на Пьера. Но когда все убедились, что этот человек в белой шляпе не только не делал ничего дурного, но или смирно сидел на откосе вала, или с робкой улыбкой, учтиво сторонясь перед солдатами, прохаживался по батарее под выстрелами так же спокойно, как по бульвару, тогда понемногу чувство недоброжелательного недоуменья к нему стало переходить в ласковое и шутливое участие, подобное тому, которое солдаты имеют к своим животным: собакам, петухам, козлам и вообще животным, живущим при воинских командах. Солдаты эти сейчас же мысленно приняли Пьера в свою семью, присвоили себе и дали ему прозвище. «Наш барин» прозвали его и про него ласково смеялись между собой.
Одно ядро взрыло землю в двух шагах от Пьера. Он, обчищая взбрызнутую ядром землю с платья, с улыбкой оглянулся вокруг себя.
– И как это вы не боитесь, барин, право! – обратился к Пьеру краснорожий широкий солдат, оскаливая крепкие белые зубы.
– А ты разве боишься? – спросил Пьер.
– А то как же? – отвечал солдат. – Ведь она не помилует. Она шмякнет, так кишки вон. Нельзя не бояться, – сказал он, смеясь.
Несколько солдат с веселыми и ласковыми лицами остановились подле Пьера. Они как будто не ожидали того, чтобы он говорил, как все, и это открытие обрадовало их.
– Наше дело солдатское. А вот барин, так удивительно. Вот так барин!
– По местам! – крикнул молоденький офицер на собравшихся вокруг Пьера солдат. Молоденький офицер этот, видимо, исполнял свою должность в первый или во второй раз и потому с особенной отчетливостью и форменностью обращался и с солдатами и с начальником.
Перекатная пальба пушек и ружей усиливалась по всему полю, в особенности влево, там, где были флеши Багратиона, но из за дыма выстрелов с того места, где был Пьер, нельзя было почти ничего видеть. Притом, наблюдения за тем, как бы семейным (отделенным от всех других) кружком людей, находившихся на батарее, поглощали все внимание Пьера. Первое его бессознательно радостное возбуждение, произведенное видом и звуками поля сражения, заменилось теперь, в особенности после вида этого одиноко лежащего солдата на лугу, другим чувством. Сидя теперь на откосе канавы, он наблюдал окружавшие его лица.
К десяти часам уже человек двадцать унесли с батареи; два орудия были разбиты, чаще и чаще на батарею попадали снаряды и залетали, жужжа и свистя, дальние пули. Но люди, бывшие на батарее, как будто не замечали этого; со всех сторон слышался веселый говор и шутки.
– Чиненка! – кричал солдат на приближающуюся, летевшую со свистом гранату. – Не сюда! К пехотным! – с хохотом прибавлял другой, заметив, что граната перелетела и попала в ряды прикрытия.
– Что, знакомая? – смеялся другой солдат на присевшего мужика под пролетевшим ядром.
Несколько солдат собрались у вала, разглядывая то, что делалось впереди.
– И цепь сняли, видишь, назад прошли, – говорили они, указывая через вал.
– Свое дело гляди, – крикнул на них старый унтер офицер. – Назад прошли, значит, назади дело есть. – И унтер офицер, взяв за плечо одного из солдат, толкнул его коленкой. Послышался хохот.
– К пятому орудию накатывай! – кричали с одной стороны.
– Разом, дружнее, по бурлацки, – слышались веселые крики переменявших пушку.
– Ай, нашему барину чуть шляпку не сбила, – показывая зубы, смеялся на Пьера краснорожий шутник. – Эх, нескладная, – укоризненно прибавил он на ядро, попавшее в колесо и ногу человека.
– Ну вы, лисицы! – смеялся другой на изгибающихся ополченцев, входивших на батарею за раненым.
– Аль не вкусна каша? Ах, вороны, заколянились! – кричали на ополченцев, замявшихся перед солдатом с оторванной ногой.
– Тое кое, малый, – передразнивали мужиков. – Страсть не любят.
Пьер замечал, как после каждого попавшего ядра, после каждой потери все более и более разгоралось общее оживление.
Как из придвигающейся грозовой тучи, чаще и чаще, светлее и светлее вспыхивали на лицах всех этих людей (как бы в отпор совершающегося) молнии скрытого, разгорающегося огня.
Пьер не смотрел вперед на поле сражения и не интересовался знать о том, что там делалось: он весь был поглощен в созерцание этого, все более и более разгорающегося огня, который точно так же (он чувствовал) разгорался и в его душе.
В десять часов пехотные солдаты, бывшие впереди батареи в кустах и по речке Каменке, отступили. С батареи видно было, как они пробегали назад мимо нее, неся на ружьях раненых. Какой то генерал со свитой вошел на курган и, поговорив с полковником, сердито посмотрев на Пьера, сошел опять вниз, приказав прикрытию пехоты, стоявшему позади батареи, лечь, чтобы менее подвергаться выстрелам. Вслед за этим в рядах пехоты, правее батареи, послышался барабан, командные крики, и с батареи видно было, как ряды пехоты двинулись вперед.
Пьер смотрел через вал. Одно лицо особенно бросилось ему в глаза. Это был офицер, который с бледным молодым лицом шел задом, неся опущенную шпагу, и беспокойно оглядывался.
Ряды пехотных солдат скрылись в дыму, послышался их протяжный крик и частая стрельба ружей. Через несколько минут толпы раненых и носилок прошли оттуда. На батарею еще чаще стали попадать снаряды. Несколько человек лежали неубранные. Около пушек хлопотливее и оживленнее двигались солдаты. Никто уже не обращал внимания на Пьера. Раза два на него сердито крикнули за то, что он был на дороге. Старший офицер, с нахмуренным лицом, большими, быстрыми шагами переходил от одного орудия к другому. Молоденький офицерик, еще больше разрумянившись, еще старательнее командовал солдатами. Солдаты подавали заряды, поворачивались, заряжали и делали свое дело с напряженным щегольством. Они на ходу подпрыгивали, как на пружинах.
Грозовая туча надвинулась, и ярко во всех лицах горел тот огонь, за разгоранием которого следил Пьер. Он стоял подле старшего офицера. Молоденький офицерик подбежал, с рукой к киверу, к старшему.
– Имею честь доложить, господин полковник, зарядов имеется только восемь, прикажете ли продолжать огонь? – спросил он.
– Картечь! – не отвечая, крикнул старший офицер, смотревший через вал.
Вдруг что то случилось; офицерик ахнул и, свернувшись, сел на землю, как на лету подстреленная птица. Все сделалось странно, неясно и пасмурно в глазах Пьера.
Одно за другим свистели ядра и бились в бруствер, в солдат, в пушки. Пьер, прежде не слыхавший этих звуков, теперь только слышал одни эти звуки. Сбоку батареи, справа, с криком «ура» бежали солдаты не вперед, а назад, как показалось Пьеру.
Ядро ударило в самый край вала, перед которым стоял Пьер, ссыпало землю, и в глазах его мелькнул черный мячик, и в то же мгновенье шлепнуло во что то. Ополченцы, вошедшие было на батарею, побежали назад.
– Все картечью! – кричал офицер.
Унтер офицер подбежал к старшему офицеру и испуганным шепотом (как за обедом докладывает дворецкий хозяину, что нет больше требуемого вина) сказал, что зарядов больше не было.
– Разбойники, что делают! – закричал офицер, оборачиваясь к Пьеру. Лицо старшего офицера было красно и потно, нахмуренные глаза блестели. – Беги к резервам, приводи ящики! – крикнул он, сердито обходя взглядом Пьера и обращаясь к своему солдату.
– Я пойду, – сказал Пьер. Офицер, не отвечая ему, большими шагами пошел в другую сторону.
– Не стрелять… Выжидай! – кричал он.
Солдат, которому приказано было идти за зарядами, столкнулся с Пьером.
– Эх, барин, не место тебе тут, – сказал он и побежал вниз. Пьер побежал за солдатом, обходя то место, на котором сидел молоденький офицерик.
Одно, другое, третье ядро пролетало над ним, ударялось впереди, с боков, сзади. Пьер сбежал вниз. «Куда я?» – вдруг вспомнил он, уже подбегая к зеленым ящикам. Он остановился в нерешительности, идти ему назад или вперед. Вдруг страшный толчок откинул его назад, на землю. В то же мгновенье блеск большого огня осветил его, и в то же мгновенье раздался оглушающий, зазвеневший в ушах гром, треск и свист.
Пьер, очнувшись, сидел на заду, опираясь руками о землю; ящика, около которого он был, не было; только валялись зеленые обожженные доски и тряпки на выжженной траве, и лошадь, трепля обломками оглобель, проскакала от него, а другая, так же как и сам Пьер, лежала на земле и пронзительно, протяжно визжала.


Пьер, не помня себя от страха, вскочил и побежал назад на батарею, как на единственное убежище от всех ужасов, окружавших его.
В то время как Пьер входил в окоп, он заметил, что на батарее выстрелов не слышно было, но какие то люди что то делали там. Пьер не успел понять того, какие это были люди. Он увидел старшего полковника, задом к нему лежащего на валу, как будто рассматривающего что то внизу, и видел одного, замеченного им, солдата, который, прорываясь вперед от людей, державших его за руку, кричал: «Братцы!» – и видел еще что то странное.