Шёберг, Биргер
| Биргер Шёберг | |
| швед. Birger Sjöberg |
Биргер Шёберг (швед. Birger Sjöberg; род. 6 декабря 1885 г. Венерсборг — ум. 3 апреля 1929 г. Векшё) — шведский поэт и писатель.
Жизнь и творчество
Родился в семье владельца магазина готового платья. Когда мальчику было 13 лет, его отец разорился, и семья, в которой всего было трое детей, столкнулась с материальными трудностями. В школе Биргер учился плохо, и гимназию не окончил. Затем учился на профессионального фотографа, работал в течение ряда лет помощником продавца в магазине. В 1906 году Биргер приезжает в Стокгольм, где при помощи своего брата Гёсты Шёберга получает место журналиста. Через год он переезжает в Хельсингборг в южной Швеции, где также работает журналистом. После того, как в начале 20-х годов ХХ столетия написанные им книги становятся широко известными, Шёберг зарабатывает уже исключительно писательством.
Б. Шёберг был талантливым артистом и пародистом, в то же время характер его отличался застенчивостью и скромностью. В течение своей жизни он оставался холостяком, неизвестно также были ли в его жизни возлюбленные. Писать поэтические произведения — в частности песни — Б. Шёберг начал ещё в юности. Эти песни с одной стороны звучали как народное творчество, с другой — обладали художественными достоинствами литературного произведения. Под сильным нажимом друзей, Шёберг публикует в 1922 году свой первый поэтический (песенный) сборник под названием Книга Фриды (Fridas bok). Песни в нём с известной иронией описывают быт маленького шведского городка и любовь некоего лирического «Я» к Фриде. Существовала ли в действительности в жизни поэта такая «Фрида», остаётся неизвестным. Книга Фриды имела в шведском обществе большой успех. Исполняя песни из неё Шёберг, несмотря на врождённую робость и стеснительность, провёл весьма удачное турне по всей Швеции. Песни из первого сборника Шёберга пользуются популярностью на его родине вплоть до наших дней.
В 1924 году выходит в свет роман Б. Шёберга Взорванный квартет (Kvartetten som sprängdes). Его действие происходит также в маленькой шведской общине и он является как-бы продолжением песен из «Фриды». Роман также был популярен у читателей. В 1926 появляется второй поэтический сборник Шёберга, Кризисы и венки (Kriser och kranser), стихотворения в котором были написаны в непривычном для почитателей Шёберга экспрессионистском ключе. В этой его поэзии ясно проступали темы человеческого одиночества, страха перед будущим и отчаяния. Сборник заслужил тогда плохую литературную критику, однако в наше время относится к шедеврам шведской поэзии первой половины ХХ века и одним из первых поэтических работ шведской модернистской литературы. В 1929 году Б. Шёбергу присуждается национальная литературная премия, однако об этом смертельно больной писатель так и не узнал.
Б. Шёберг скончался от воспаления лёгких. После его смерти в архиве писателя были обнаружены многочисленные неопубликованные стихотворения, вышедшие затем в сборниках Вторая книга Фриды (Fridas andra bok, 1929), Воспоминания о Земле (Minnen från jorden, 1940), Синтаксическое восстание (Syntaxupproret, 1955), Третья книга Фриды (Syntaxupproret, 1956).
Напишите отзыв о статье "Шёберг, Биргер"
Литература
- Johan Svedjedal, Skrivaredans — Birger Sjöbergs liv och diktning, 1999, ISBN 91-46-17378-1 (Biographie in Schwedisch)
Примечания
Отрывок, характеризующий Шёберг, Биргер
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
