Шебор, Иосиф (Осип) Антонович

Иосиф Антонович Шебор
чеш. Josef Šeber
Дата рождения:	22 января 1847(1847-01-22)
Место рождения:	Нимбурк, Австро-Венгрия
Дата смерти:	10 апреля 1928(1928-04-10) (81 год)
Место смерти:	Прага, Чехословакия
Страна:	Австро-Венгрия Австро-Венгрия Российская империя Российская империя Чехословакия Чехословакия
Научная сфера:	классическая филология
Альма-матер:	Санкт-Петербургский университет
Награды и премии:

Ше́бор, Ио́сиф (Осип) Анто́нович (чешск. Jozef Šebor или Šeber; 22 января 1847, Нимбурк, Австро-Венгрия — 10 апреля 1928, Прага, Чехословакия) — филолог-классик, латинист, славист.

Биография

В 1859 поступил в пражскую классическую гимназию, закончил её в 1867. В том же году прослушал на пражских политехнических курсах лекции по русскому, польскому, сербскому и церковно-славянскому языкам и, в качестве филологической практики, перевел на чешский гоголевского «Ревизора» (первое издание в 1867, второе в 1882). В том же году, по приглашению академика Я. К. Грота переселился в Санкт-Петербург. Был домашним учителем сыновей Грота — Николая и Константина (1867—1871).

В 1868 поступил в Санкт-Петербургский университет на историко-филологический факультет. В 1873 назначен преподавателем древних языков в Пятую санкт-петербургскую гимназию. В 1875 приглашен преподавателем латинского языка на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, а в 1877, «по выдержании магистерского экзамена», назначен экстраординарным профессором римской словесности. Также преподавал в Петербургском историко-филологическом институте и на Высших женских (Бестужевских) курсах. В 1898 вышел в отставку по причине ослабевшего зрения.

В 1906 году вернулся в Чехию, преподавал латынь, чешский и русский. В 1914, после начала Первой мировой войны, Шебор был взят под арест в австрийском Цветтле (Нижняя Австрия). В пражской квартире Шеборов прошел обыск по делу православного священника Николая Рыжкова (см. статью Православие в Чехии, раздел Преследования во время Первой мировой войны). В 1918 году Шебор смог вернуться в Чехию.

С 1922 читал лекции в Русском народном университете в Праге.

Похоронен на Ольшанском кладбище в Праге.

Шебор в воспоминаниях современников

…и живу я несравненно счастливее, чем в Институте имеющем дерзость называться высшим уч. заведением, я свободен, никто не гнетет, не надо слушать ни Шебора, ни Вейсмана, ни Астафьева и прочая; занимаюсь, тем что мне нравится, чего лучше?

Из письма Г. И. Куликовского В. И. Ламанскому, ноябрь 1886.

СПФ РАН. Фонд 35. Опись 1. Ед. хр. 807. Л. 5—6.

Труды

Автор ряда статей, печатавшихся в «Журнале Министерства Народного Просвещения» и в «Филологическом Обозрении». Готовил издания римских поэтов, чаще прочих переиздавалось собрание стихотворений Горация:

Гораций. Избранные стихотворения. Вып. 1. Оды и Эподы с введ., примеч. и рисункам. Объяснил О. А. Шебор. Ч. I и II, Изд. 10, Пг., изд. Манштейна, 1916. 40 + 160 стр. (Иллюстрированное собрание греческих и римских классиков с объяснительными примечаниями. Под ред. Л. А. Георгиевского и С. А. Манштейна).

Кроме того, был издан ряд пособий по читавшимся им курсам:

• Историческая грамматика латинского языка. Лекции О. А. Шебора. СПб., 1891.
• Краткий обзор развития грамматики в древности и в новые времена. СПб., 1891.
• Лекции латинского языка. Курс I. СПб., 1892.
• Латинская палеография, курс II. [б/д]
• Синтаксис латинского языка. Лекции преподавателя Шебора. (Издание О.Сановой). 1879/1880. СПб.

(Подробный список см. [www.nlr.ru/e-case3/sc2.php/web_gak/lc/127189/1#pict в каталоге РНБ].)

Награды

За многолетнюю преподавательскую деятельность был удостоен орденов: св. Станислава (1887), св. Анны (1890), св. Владимира (1894).

Литература

• Шебор, Иосиф Антонович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [capek.narod.ru/2009.pdf Краткие сведения в статье И. М. Порочкиной «Чехи в Санкт-Петербургском университете» // Ежегодник общества братьев Чапек. СПб., 2009. № 10. С.24 (PDF)]

Отрывок, характеризующий Шебор, Иосиф (Осип) Антонович

Четвертое направление было направление, которого самым видным представителем был великий князь, наследник цесаревич, не могший забыть своего аустерлицкого разочарования, где он, как на смотр, выехал перед гвардиею в каске и колете, рассчитывая молодецки раздавить французов, и, попав неожиданно в первую линию, насилу ушел в общем смятении. Люди этой партии имели в своих суждениях и качество и недостаток искренности. Они боялись Наполеона, видели в нем силу, в себе слабость и прямо высказывали это. Они говорили: «Ничего, кроме горя, срама и погибели, из всего этого не выйдет! Вот мы оставили Вильну, оставили Витебск, оставим и Дриссу. Одно, что нам остается умного сделать, это заключить мир, и как можно скорее, пока не выгнали нас из Петербурга!»
Воззрение это, сильно распространенное в высших сферах армии, находило себе поддержку и в Петербурге, и в канцлере Румянцеве, по другим государственным причинам стоявшем тоже за мир.
Пятые были приверженцы Барклая де Толли, не столько как человека, сколько как военного министра и главнокомандующего. Они говорили: «Какой он ни есть (всегда так начинали), но он честный, дельный человек, и лучше его нет. Дайте ему настоящую власть, потому что война не может идти успешно без единства начальствования, и он покажет то, что он может сделать, как он показал себя в Финляндии. Ежели армия наша устроена и сильна и отступила до Дриссы, не понесши никаких поражений, то мы обязаны этим только Барклаю. Ежели теперь заменят Барклая Бенигсеном, то все погибнет, потому что Бенигсен уже показал свою неспособность в 1807 году», – говорили люди этой партии.
Шестые, бенигсенисты, говорили, напротив, что все таки не было никого дельнее и опытнее Бенигсена, и, как ни вертись, все таки придешь к нему. И люди этой партии доказывали, что все наше отступление до Дриссы было постыднейшее поражение и беспрерывный ряд ошибок. «Чем больше наделают ошибок, – говорили они, – тем лучше: по крайней мере, скорее поймут, что так не может идти. А нужен не какой нибудь Барклай, а человек, как Бенигсен, который показал уже себя в 1807 м году, которому отдал справедливость сам Наполеон, и такой человек, за которым бы охотно признавали власть, – и таковой есть только один Бенигсен».
Седьмые – были лица, которые всегда есть, в особенности при молодых государях, и которых особенно много было при императоре Александре, – лица генералов и флигель адъютантов, страстно преданные государю не как императору, но как человека обожающие его искренно и бескорыстно, как его обожал Ростов в 1805 м году, и видящие в нем не только все добродетели, но и все качества человеческие. Эти лица хотя и восхищались скромностью государя, отказывавшегося от командования войсками, но осуждали эту излишнюю скромность и желали только одного и настаивали на том, чтобы обожаемый государь, оставив излишнее недоверие к себе, объявил открыто, что он становится во главе войска, составил бы при себе штаб квартиру главнокомандующего и, советуясь, где нужно, с опытными теоретиками и практиками, сам бы вел свои войска, которых одно это довело бы до высшего состояния воодушевления.
Восьмая, самая большая группа людей, которая по своему огромному количеству относилась к другим, как 99 к 1 му, состояла из людей, не желавших ни мира, ни войны, ни наступательных движений, ни оборонительного лагеря ни при Дриссе, ни где бы то ни было, ни Барклая, ни государя, ни Пфуля, ни Бенигсена, но желающих только одного, и самого существенного: наибольших для себя выгод и удовольствий. В той мутной воде перекрещивающихся и перепутывающихся интриг, которые кишели при главной квартире государя, в весьма многом можно было успеть в таком, что немыслимо бы было в другое время. Один, не желая только потерять своего выгодного положения, нынче соглашался с Пфулем, завтра с противником его, послезавтра утверждал, что не имеет никакого мнения об известном предмете, только для того, чтобы избежать ответственности и угодить государю. Другой, желающий приобрести выгоды, обращал на себя внимание государя, громко крича то самое, на что намекнул государь накануне, спорил и кричал в совете, ударяя себя в грудь и вызывая несоглашающихся на дуэль и тем показывая, что он готов быть жертвою общей пользы. Третий просто выпрашивал себе, между двух советов и в отсутствие врагов, единовременное пособие за свою верную службу, зная, что теперь некогда будет отказать ему. Четвертый нечаянно все попадался на глаза государю, отягченный работой. Пятый, для того чтобы достигнуть давно желанной цели – обеда у государя, ожесточенно доказывал правоту или неправоту вновь выступившего мнения и для этого приводил более или менее сильные и справедливые доказательства.
Все люди этой партии ловили рубли, кресты, чины и в этом ловлении следили только за направлением флюгера царской милости, и только что замечали, что флюгер обратился в одну сторону, как все это трутневое население армии начинало дуть в ту же сторону, так что государю тем труднее было повернуть его в другую. Среди неопределенности положения, при угрожающей, серьезной опасности, придававшей всему особенно тревожный характер, среди этого вихря интриг, самолюбий, столкновений различных воззрений и чувств, при разноплеменности всех этих лиц, эта восьмая, самая большая партия людей, нанятых личными интересами, придавала большую запутанность и смутность общему делу. Какой бы ни поднимался вопрос, а уж рой этих трутней, не оттрубив еще над прежней темой, перелетал на новую и своим жужжанием заглушал и затемнял искренние, спорящие голоса.