Серапион (Шевалеевский)

Епископ Серапион (в миру Владимир Макарович Шевалеевский; 3 (15) июля 1873, село Паревка, Кирсановский уезд, Тамбовская губерния — 13 сентября 1937, Сыктывкар) — епископ Русской православной церкви, епископ Арзамасский, викарий Горьковской епархии.

Семья и образование

Родился 16 июля 1873 года в селе Паревка Кирсановского уезда Тамбовской губернии, в семье священника.

В 1898 году окончил Казанскую духовную академию со степенью кандидата богословия.

С 1898 года — учитель Кермисинской второклассной церковно-приходской школы Тамбовской губернии.

С 1899 года — учитель Старооскольского духовного училища.

С 6 июня 1902 года — иерей к соборной церкви города Короч Курской епархии. При этом одновременно на иерея Серапиона были возложены обязанности миссионера.

С 15 июня 1905 года — помощник смотрителя Белгородского духовного училища.

В 1907 году переведен в Гродненскую епархию, где исполнял обязанности наблюдателя всех церковных школ епархии, затем зннимал аналогичные должности в Тверской и Витебской епархиях, стремясь создавать наилучшие условия для воспитания детей в духе православия.

С 13 июля 1913 года — протоиерей, наблюдатель церковно-приходских школ Полоцкой епархии.

В 1917—1918 годы участвовал в деятельности Всероссийского Поместного Собора в качестве заместителя епископа Двинского Пантелеимона (Рожновского), управляющего Полоцкой епархией. В этот же период преподавал основное, догматическое и нравственное богословие в Витебской духовной семинарии.

После ликвидации семинарии возвратился в Тамбовскую епархию, где продолжил священнослужение.

В 1920-е годы неоднократно арестовывался, подвергался репрессиям и направлялся в ссылку.

Епископ Моршанский

21 августа 1928 года состоялась его хиротония во епископа Моршанского, викария Тамбовской епархии.

Проявил себя грамотным, активным и очень добрым архипастырем, совершил много иерейских рукоположения. Епископу Серапиону удалось вернуть в лоно тихоновской церкви городской Вознесенский храм, бывший ранее кафедральным у обновленческого архиерея. В январе 1929 года по благословению епископа Серапиона в нем были организованы душеспасительные беседы и регулярные совещания церковного актива. Но в ночь под 1 мая 1930 года Вознесенский храм местными властями был взорван. Епископ Серапион пытался мирно сосуществовать с клиром обновленческого течения, и даже пустил их (возможно, из-за материальных трудностей по содержанию большого здания, на правах своего второго отдельного штата) в Свято-Троицкий собор, где располагалась епископская кафедра, в результате чего она была потеряна. Тогда же кафедральным тихоновским храмом стала маленькая однопрестольная деревянная церковка Николая Чудотворца в бывшей слободе Базево. Имея Кафедральным храмом церковь Николая Чудотворца, старался всячески подражать святителю из Мир Ликийских; на большие церковные праздники он обязательно кормил нищих.

Епископ Арзамасский

С марта 1933 года — епископ Арзамасский, викарий Горьковской епархии.

По воспоминаниям современников, был среднего роста с большой седой бородой.

2 марта 1934 года был арестован и препровожден в Арзамасское исправительно-трудовое учреждение. Поводом для задержания послужили его проповеди. 4 марта епископу было предъявлено обвинение в том, что он «является руководителем контрреволюционной церковной группировки, участники которой в своих основных очагах… распространяют провокационные слухи о неизбежности в недалеком будущем реставрации капитализма, о голоде в СССР и вместе с тем, подстрекают население к отказу от засыпки семенного и страхового фондов, сопровождая все это группированием вокруг себя бывших людей, административно высланных».

Вместе с епископом Серапионом было арестовано еще 11 человек, среди которых был Герман (Ряшенцев), проживавсший в Арзамасе в статусе административно высланного поселенца.

1 марта 1934 года приговорён к трём годам ссылки, которую отбывал в Усть-Сысольске (ныне Сыктывкар) автономной области Коми (Зырян).

Расстрел

24 февраля 1937 года в ссылке был арестован по обвинению в участии в «контрреволюционной группе церковников „Священная дружина“». К тому времени был уже пожилым и больным человеком. На следствии виновным себя не признал.

13 сентября того же года приговорён к расстрелу тройкой при УНКВД Коми АССР. Расстрелян 15 сентября 1937 года в Сыктывкаре.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_359 Серапион (Шевалеевский)] на сайте «Русское православие»
• [www.vitebsk.orthodoxy.ru/martyros/newmartyr/shevaleevski.shtml Биография]
• [rusvera.mrezha.ru/457/7.htm Данные об аресте и гибели]
• [www.eparhia-tmb.ru/o-eparxii/istoriya/episkopy-morshanskie/ Епископы Моршанские]

Отрывок, характеризующий Серапион (Шевалеевский)

24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.