Шевердин, Фёдор Ефимович

Фёдор Ефимович Шевердин
Дата рождения	25 декабря 1895(1895-12-25)
Место рождения	село Мордовский Белый Ключ, ныне Вешкаймский район, Ульяновская область
Дата смерти	27 апреля 1970(1970-04-27) (74 года)
Место смерти	Москва
Принадлежность	Российская империя Российская империя → СССР СССР
Род войск	Пехота
Годы службы	1916 — 1918 годы 1919 — 1946 годы
Звание
Командовал	250-й стрелковый полк 74-я стрелковая дивизия 14-й стрелковый корпус 27-й гвардейский стрелковый корпус 74-й стрелковый корпус
Сражения/войны	Первая мировая война Гражданская война в России Конфликт на КВЖД Великая Отечественная война
Награды и премии

Фёдор Ефимович Шевердин (25 декабря 1895 года, село Мордовский Белый Ключ, ныне Вешкаймский район, Ульяновская область — 27 апреля 1970 года, Москва) — советский военный деятель, Генерал-лейтенант (1943 год).

Начальная биография

Фёдор Ефимович Шевердин родился 25 декабря 1895 года в селе Мордовский Белый Ключ ныне Вешкаймского района Ульяновской области.

Военная служба

Первая мировая и гражданская войны

В январе 1916 года был призван в ряды Русской императорской армии и направлен служить в город Карсун (Самарская губерния), где закончил учебную команду. В июле 1917 года Шевердин с маршевой ротой был направлен в 75-й Севастопольский полк (Юго-Западный фронт), где был назначен на должность командира отделения, после чего принимал участие в боевых действиях в районе Каменец-Подольска. В марте 1918 года в чине младшего унтер-офицера был демобилизован из рядов армии.

В январе 1919 года вступил в ряды РККА, после чего был направлен в 13-й особый отряда, дислоцированный в Челябинске, где служил красноармейцем и командиром отделения и принимал участие в боевых действиях против войск под командованием адмирала А. В. Колчака и генерала А. И. Дутова в районах Петропавловска и Кокчетава, а в июне 1920 года, являясь курсантом 3-х Сибирских пехотных курсов, принимал участие в подавлении антисоветского мятежа на территории Семипалатинской области.

Межвоенное время

После окончания войны был направлен на учёбу в Высшую объединённую военную школу, дислоцированную в Киев, после окончания которой в 1923 году служил командиром роты в составе 61-го и 62-го Новороссийских стрелковых полков (21-я стрелковая дивизия, Сибирский военный округ). Принимал участие в боевых действиях на КВЖД, после окончания которых был назначен на должность начальника общевойсковой подготовки управления 21-й стрелковой дивизии.

После окончания курсов усовершенствования комсостава «Выстрел» в 1931 году был назначен на должность командира батальона 145-го стрелкового полка (49-я стрелковая дивизия, Московский военный округ), в марте 1935 года — на должность начальника отдела штаба 10-го стрелкового корпуса, а в 1936 году — на должность командира 250-го стрелкового полка (184-я стрелковая дивизия).

В 1938 году Шевердин заочно закончил Военную академию имени М. В. Фрунзе и в феврале 1939 года был назначен на должность командира 74-й стрелковой дивизии (Одесский военный округ).

Великая Отечественная война

С началом войны дивизия под командованием Шевердина принимала участие в ходе приграничного сражения, во время которого вела оборонительные боевые действия на восточном берегу Прута северо-западнее Кишинева, а затем на реках Днестр, Южный Буг и Днепр.

В мае 1942 года был направлен на учёбу на ускоренный курс Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова, после окончания которого в ноябре того же года назначен на должность командира 14-го стрелкового корпуса, который принимал участие в ходе контрнаступления под Сталинградом, а затем в Ворошиловградской наступательной операции и освобождении Морозовска и Антрацита, за что в апреле 1943 года корпус был преобразован в 27-й гвардейский, а Шепердин за боевую работу и обеспечение управления частями корпуса награждён орденом Красного Знамени и ему присвоено воинское звание «генерал-лейтенант». Летом корпус принимал участие в ходе Курской битвы и Донбасской наступательной операции. 22 августа года Шевердин был освобождён от занимаемой должности и в сентябре был назначен на должность командира 74-го стрелкового корпуса, который принимал участие в ходе наступления на полтавско-кременчугском направлении и освобождении Полтавы и Кременчуга, а с января 1944 года вёл боевые действия в ходе Житомирско-Бердичевской и Проскуровско-Черновицкой наступательных операций, а также при освобождении Бердичева и Винницы. В июле корпус принимал участие в ходе Львовско-Сандомирской операции и освобождении Галича и Станиславова. За образцовое выполнение заданий командования и высокие командирские качества генерал-лейтенант Фёдор Ефимович Шевердин был награждён орденами Кутузова 2 степени и Красного Знамени. В августе 1944 года был тяжело ранен, после чего был направлен в госпиталь.

Послевоенная карьера

После окончания войны до ноября 1945 года находился на лечении.

Генерал-лейтенант Фёдор Ефимович Шевердин в сентябре 1946 года вышел в запас. Умер 27 апреля 1970 года в Москве.

Награды

• Два ордена Ленина;
• Три ордена Красного Знамени;
• Орден Кутузова 2 степени;
• Медали.

Литература

Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 629—631. — ISBN 5-901679-08-3.

Отрывок, характеризующий Шевердин, Фёдор Ефимович

Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.
Наконец, важнее всего, Алпатыч знал, что в тот самый день, как он приказал старосте собрать подводы для вывоза обоза княжны из Богучарова, поутру была на деревне сходка, на которой положено было не вывозиться и ждать. А между тем время не терпело. Предводитель, в день смерти князя, 15 го августа, настаивал у княжны Марьи на том, чтобы она уехала в тот же день, так как становилось опасно. Он говорил, что после 16 го он не отвечает ни за что. В день же смерти князя он уехал вечером, но обещал приехать на похороны на другой день. Но на другой день он не мог приехать, так как, по полученным им самим известиям, французы неожиданно подвинулись, и он только успел увезти из своего имения свое семейство и все ценное.
Лет тридцать Богучаровым управлял староста Дрон, которого старый князь звал Дронушкой.
Дрон был один из тех крепких физически и нравственно мужиков, которые, как только войдут в года, обрастут бородой, так, не изменяясь, живут до шестидесяти – семидесяти лет, без одного седого волоса или недостатка зуба, такие же прямые и сильные в шестьдесят лет, как и в тридцать.
Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.