Шевич, Иван Егорович

Иван Егорович Шевич
Портрет И.Е.Шевича мастерской Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	1754(1754)
Дата смерти	4 октября 1813(1813-10-04)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1772 — 1813 (с перерывом)
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Глуховский кирасирский п-к (1799-1800) лейб-Гусарский полк (1808-1813)
Награды и премии	ордена Св. Георгия 3-го кл., Св. Анны 1-й ст., Св. Владимира 2-й ст.; золотая сабля «за храбрость» с алмазами

Иван Егорович Шевич (младший; 1754—1813) — генерал-лейтенант русской армии, отличившийся во время наполеоновских войн. Сын Георгия Ивановича Шевича.

Биография

Происходил из сербского шляхетства. Его дед Иван в 1752 году перешёл на службу в русскую армию из австрийской, имел чин генерал-поручика, а отец Георгий дослужился до чина генерал-майора.

Иван Шевич-младший 1 мая 1770 года вступил в военную службу в звании вахмистра, начав её в Московском легионе, 1 мая 1772 года был произведен в прапорщики, служа в то время в Илирическом гусарском полку. В 1774 году принимал участие в боевых действиях против отрядов Емельяна Пугачёва в Оренбургской губернии. С 1776 по 1777 год воевал против горцев на Кубани, с 1788 по 1789 год участвовал в Русско-турецкой войне, в том числе в осаде Очакова, взятии Бендер и Каушан, в 1794 году — в подавлении восстания Костюшко.

19 июня 1798 года произведен в полковники; 1 октября 1799 года назначен командиром Глуховского кирасирского полка. 24 февраля 1800 года был произведен в генерал-майоры и после этого вышел в отставку. 25 декабря 1806 года, однако, вернулся на действительную военную службу и спустя год, в 1807 году, участвовал, возглавляя отдельное подразделение, в боевых действиях против османских войск в Валахии. В декабре того же года вошёл в состав Военной коллегии по комиссариатской экспедиции. 28 ноября 1808 года возглавил лейб-гвардии Гусарский полк.

В 1812 году, будучи поставлен во главе гвардейской кавалерийской бригады, проявил храбрость в Бородинском сражении, за что удостоился ордена Св. Анны 1-й степени. 25 февраля 1813 года получил за сражения при Спас-Купле и Красном орден Св. Георгия 3-го класса № 276

В воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражениях против французских войск 5-го и 6-го ноября под Красным.

В 1813 году принимал участие в сражениях при Люцене, Бауцене, Кульме; 30 августа получил чин генерал-лейтенанта. Погиб в Битве народов под Лейпцигом. В 1913 г. его прах был перезахоронен в православной церкви на месте битвы.

Семья

Генерал Шевич был женат на фрейлине баронессе Марии Христофоровне Бенкендорф (1784—1841), сестре графини Д. Х. Ливен и шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа. Была близкой знакомой Карамзиных и родителей А. С. Пушкина. По словам современницы, мадам Шевич, любившая делать всем протекции, была «уродлива и умна».

• Фёдор Иванович (1801—1826)
• Варвара Ивановна (1802—1828), с 1823 года замужем (его первая жена) за дипломатом А. П. Бутенёвым (1787—1866).
• Александр Иванович (1805—до 1813)
• Любовь Ивановна (1806—1866), была горбата, её имя часто упоминается в письмах О. С. Павлищевой к мужу.
• Александра Ивановна (1807—1860), внебрачная дочь И. Е. Шевича, фрейлина, хоть и «ужасная дурнушка», как отзывалась о ней Н. О. Пушкина, была умна и добра.
• Егор Иванович (1808—1849), полковник, с 1837 года женат на фрейлине Лидии Дмитриевне Блудовой (1815—1882), дочери графа Д. Н. Блудова. Их сын дипломат Д. Е. Шевич.

Отрывок, характеризующий Шевич, Иван Егорович

Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.