Шевченко, Аркадий Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Аркадий Николаевич Шевченко
Чрезвычайный и полномочный посол СССР
1973 года — 1978 год
 
Рождение: Горловка

Аркадий Николаевич Шевченко (11 октября 1930 — 28 февраля 1998) — советский дипломат, Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР, в 1973—1978 годах заместитель Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН. В апреле 1978 года отказался вернуться в СССР из длительной служебной командировки в США. Первый перебежчик — советский дипломат[1], чиновник самого высокого ранга из числа перешедших на Запад в годы Холодной войны. В СССР заочно был приговорён к высшей мере наказания за измену Родине[1].





Биография

Родился в городе Горловка (Донецкая область), через пять лет семья переехала в Евпаторию.

В 1949 году поступил в Московский государственный институт международных отношений, который окончил в 1954 году с красным дипломом, затем там же учился в аспирантуре и успешно защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук.

В институте познакомился с сыном видного советского дипломата, впоследствии министра иностранных дел СССР А. А. Громыко Анатолием, стал часто бывать в их семье[1].С 1969 года Леонгина Шевченко дружила с женой министра Лидией Громыко.

Дипломатическая карьера

С 1956 года работал в Отделе Международных Организаций МИД СССР. К 1970 году вырос до должности личного советника министра иностранных дел А. А. Громыко.

В 1973 был назначен на должность заместителя Генерального секретаря ООН по политическим вопросам и делам Совета Безопасности ООН в ранге Чрезвычайного и полномочного посла СССР. Находясь на этой должности, начал передавать ЦРУ секретные сведения об СССР. В 1975 году Шевченко обратился к главе миссии США в ООН послу Д. П. Мойнихену, своему хорошему знакомому, с просьбой о предоставлении политического убежища. Он имел хорошие связи в Вашингтоне. Однако после этого Шевченко встретился не с представителями Госдепартамента США, а с сотрудником ЦРУ, который фактически вынудил посла, что было запрещено законодательством США, поработать на американское правительство, не покидая пост в ООН. Это продолжалось около трёх лет, пока Шевченко не вызвали в Москву. Хотя резидент КГБ в Нью-Йорке (Юрий Дроздов) подозревал Шевченко в шпионаже и посылал на этот счёт в Москву шифротелеграммы, если бы Шевченко вернулся по вызову в Москву, резиденту пришлось бы оправдываться, что он оклеветал посла. Это Ю. И. Дроздов признал сам в интервью российскому государственному телеканалу в 2003 году, когда снимался документальный фильм о Шевченко «Роковое решение». До побега Шевченко у КГБ не было никаких прямых доказательств о его шпионаже. Это признал начальник следственной группы следственного отдела КГБ майор О. А. Добровольский еще в мае 1978 года, когда допрашивал его сына Г. А. Шевченко в Лефортове.

Через месяц после побега Шевченко его жена Леонгина Иосифовна Шевченко покончила жизнь самоубийством. Она похоронена по распоряжению министра иностранных дел СССР А. А. Громыко на Новокунцевском кладбище (филиал Новодевичьего). Через два дня после побега Шевченко, 8 апреля 1978 года, его сына Г. А. Шевченко, члена делегации СССР в Комитете по разоружению, срочно оформили в качестве дипкурьера, и он прилетел в Москву в сопровождении майора ГРУ Резуна (Суворова), сотрудника представительства СССР в Женеве, который через полтора месяца сбежал в Великобританию.

Сыну Шевченко пришлось уволиться из МИДа в 1979 году по требованию КГБ. Ему изменили отчество и фамилию — Геннадий Алексеевич Смирнов. (Настоящие фамилию и отчество вернул себе только в 90-е годы XX в.). Громыко смог только временно оставить его на работе до апреля 1979 года для сдачи кандидатского минимума в МГИМО. Затем КГБ устроил сына Шевченко в Институт государства и права АН СССР.

В 1996 году Аркадий Шевченко объявил себя банкротом[1].

28 февраля 1998 года на 68-м году жизни умер в США от цирроза печени[1].

Мнения и свидетельства

Как отмечается, многие бывшие соратники Шевченко уверены, что его решение остаться в США «созрело у него только в Нью-Йорке, после того как он увидел, что можно жить по-человечески не только за высокими заборами спецдач». В своей книге «Разрыв с Москвой» Шевченко пишет, что он попал в капкан после встречи с сотрудником ЦРУ, однако успокаивал себя тем, что « думал, что работа на американцев в течение определённого времени будет наиболее эффективным способом получить их помощь в устройстве новой жизни… Ведь после допросов они могут выбросить меня, как выжатый лимон. А я надеялся на большее»[1].

В интервью газете «Советская культура» (8 декабря 1990) Шевченко сказал, что «если бы не крайние обстоятельства, если бы у меня был другой путь поменять свою судьбу, я бы никогда не сотрудничал с ЦРУ».

Юрий Дроздов, с 1975 по 1979 руководивший резидентурой внешней разведки КГБ в США[Прим. 1], а также полковник СВР Виктор Черкашин утверждали позднее, что поведение Шевченко вызывало их подозрения. В своих воспоминаниях Дроздов пишет[2]: «Мы проинформировали руководство разведки о возникшем у нас подозрении и попросили через МИД СССР отозвать его в Москву, с тем чтобы избежать нежелательных последствий». Однако Шевченко отозван не был, что, по мнению Дроздова, объясняется семейными связями дипломата с министром иностранных дел СССР А. А. Громыко[3] и его высокими связями в КГБ (интервью Дроздова телеканалу «Россия» (2003 г.). Вскоре после побега Шевченко Дроздов был отозван из США.

В 1985 году КГБ получило достоверную и документальную информацию о том, при каких обстоятельствах Шевченко в 1970-е годы начал добровольно сотрудничать со спецслужбами США. Эту информацию предоставил руководитель советского направления ЦРУ Олдрич Эймс, который и занимался разработкой советского дипломата от ЦРУ[4].

См. также

Напишите отзыв о статье "Шевченко, Аркадий Николаевич"

Примечания

  1. Официально Ю. И. Дроздов занимал должность заместителя постоянного представителя СССР при ООН

Литература

  • Arkady Shevchenko. Breaking With Moscow, 1985. ISBN 0-345-30088-2
  • Arkady Shevchenko. Breaking With Moscow, 1985 — [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,960276,00.html excerpts published online]
  • Oleg Kalugin, The First Directorate. St. Martins' Press, 1994.
  • [www.peoples.ru/state/ambassador/shevchenko/index.html Memoirs of Arkady Shevchenko’s son]  (рус.)
  • Шевченко Г. А. Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века. М.: ЗАО Центрполиграф, 2004.- 367 с. ISBN 5-9524-1290-4

Ссылки

  1. 1 2 3 4 5 6 [fakty.ua/65736-naznachenie-arkadiya-shevchenko-v-oon-stoilo-ego-zhene-broshi-s-56-brilliantami-kotoruyu-ona-prepodnesla-v-znak-blagodarnosti-supruge-ministra-inostrannyh-del-andreya-gromyko Назначение Аркадия Шевченко в ООН стоило его жене броши с 56 бриллиантами, которую она преподнесла… — Газета «ФАКТЫ и комментарии»]
  2. [www.vatanym.ru/?an=vs307_mem1 Ю. Дроздов «США, Нью-Йорк (1975—1979)»]
  3. [www.fontanka.ru/2011/03/05/042/ Юрий Дроздов: Россия для США — не поверженный противник — Новости Санкт-Петербурга — Фонтанка.Ру]. Проверено 22 апреля 2013. [www.webcitation.org/6GDIJgxMq Архивировано из первоисточника 28 апреля 2013].
  4. Игорь Латунский. [zavtra.ru/content/view/cherkashin/ 1985. Год шпионов. Интервью с полковником Виктором Черкашиным]. Завтра (29 августа 2015). Проверено 4 июня 2016.
Документальные фильмы о Шевченко
  1. Роковое решение. Телеканал «Россия» (2004 г.)
  2. Живая история. Война перебежчиков. 5 канал (Петербург). 2007 г.
  3. Генералы холодной войны. Андрей Громыко. Телеканал НТВ (2008 г.)
  4. Андрей Громыко — господин «Нет». 1 телеканал (2009 г.)
  5. Завербуй меня, если сможешь! Московский телеканал (2010 г.)
  6. Какие наши годы.1978 год. С Леонидом Парфеновым . 1телеканал (2011 г.)
  7. Предатели с А. Луговым. Фильм третий. Телеканал «Звезда» (2014 г.)

Отрывок, характеризующий Шевченко, Аркадий Николаевич

– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.
– Аh! mon ami. [А! Друг мой.] Я только молюсь Богу и надеюсь, что Он услышит меня. Andre, – сказала она робко после минуты молчания, – у меня к тебе есть большая просьба.
– Что, мой друг?
– Нет, обещай мне, что ты не откажешь. Это тебе не будет стоить никакого труда, и ничего недостойного тебя в этом не будет. Только ты меня утешишь. Обещай, Андрюша, – сказала она, сунув руку в ридикюль и в нем держа что то, но еще не показывая, как будто то, что она держала, и составляло предмет просьбы и будто прежде получения обещания в исполнении просьбы она не могла вынуть из ридикюля это что то.
Она робко, умоляющим взглядом смотрела на брата.
– Ежели бы это и стоило мне большого труда… – как будто догадываясь, в чем было дело, отвечал князь Андрей.
– Ты, что хочешь, думай! Я знаю, ты такой же, как и mon pere. Что хочешь думай, но для меня это сделай. Сделай, пожалуйста! Его еще отец моего отца, наш дедушка, носил во всех войнах… – Она всё еще не доставала того, что держала, из ридикюля. – Так ты обещаешь мне?
– Конечно, в чем дело?
– Andre, я тебя благословлю образом, и ты обещай мне, что никогда его не будешь снимать. Обещаешь?
– Ежели он не в два пуда и шеи не оттянет… Чтобы тебе сделать удовольствие… – сказал князь Андрей, но в ту же секунду, заметив огорченное выражение, которое приняло лицо сестры при этой шутке, он раскаялся. – Очень рад, право очень рад, мой друг, – прибавил он.
– Против твоей воли Он спасет и помилует тебя и обратит тебя к Себе, потому что в Нем одном и истина и успокоение, – сказала она дрожащим от волнения голосом, с торжественным жестом держа в обеих руках перед братом овальный старинный образок Спасителя с черным ликом в серебряной ризе на серебряной цепочке мелкой работы.
Она перекрестилась, поцеловала образок и подала его Андрею.
– Пожалуйста, Andre, для меня…
Из больших глаз ее светились лучи доброго и робкого света. Глаза эти освещали всё болезненное, худое лицо и делали его прекрасным. Брат хотел взять образок, но она остановила его. Андрей понял, перекрестился и поцеловал образок. Лицо его в одно и то же время было нежно (он был тронут) и насмешливо.
– Merci, mon ami. [Благодарю, мой друг.]
Она поцеловала его в лоб и опять села на диван. Они молчали.
– Так я тебе говорила, Andre, будь добр и великодушен, каким ты всегда был. Не суди строго Lise, – начала она. – Она так мила, так добра, и положение ее очень тяжело теперь.
– Кажется, я ничего не говорил тебе, Маша, чтоб я упрекал в чем нибудь свою жену или был недоволен ею. К чему ты всё это говоришь мне?
Княжна Марья покраснела пятнами и замолчала, как будто она чувствовала себя виноватою.
– Я ничего не говорил тебе, а тебе уж говорили . И мне это грустно.
Красные пятна еще сильнее выступили на лбу, шее и щеках княжны Марьи. Она хотела сказать что то и не могла выговорить. Брат угадал: маленькая княгиня после обеда плакала, говорила, что предчувствует несчастные роды, боится их, и жаловалась на свою судьбу, на свекра и на мужа. После слёз она заснула. Князю Андрею жалко стало сестру.
– Знай одно, Маша, я ни в чем не могу упрекнуть, не упрекал и никогда не упрекну мою жену , и сам ни в чем себя не могу упрекнуть в отношении к ней; и это всегда так будет, в каких бы я ни был обстоятельствах. Но ежели ты хочешь знать правду… хочешь знать, счастлив ли я? Нет. Счастлива ли она? Нет. Отчего это? Не знаю…
Говоря это, он встал, подошел к сестре и, нагнувшись, поцеловал ее в лоб. Прекрасные глаза его светились умным и добрым, непривычным блеском, но он смотрел не на сестру, а в темноту отворенной двери, через ее голову.
– Пойдем к ней, надо проститься. Или иди одна, разбуди ее, а я сейчас приду. Петрушка! – крикнул он камердинеру, – поди сюда, убирай. Это в сиденье, это на правую сторону.
Княжна Марья встала и направилась к двери. Она остановилась.
– Andre, si vous avez. la foi, vous vous seriez adresse a Dieu, pour qu'il vous donne l'amour, que vous ne sentez pas et votre priere aurait ete exaucee. [Если бы ты имел веру, то обратился бы к Богу с молитвою, чтоб Он даровал тебе любовь, которую ты не чувствуешь, и молитва твоя была бы услышана.]
– Да, разве это! – сказал князь Андрей. – Иди, Маша, я сейчас приду.
По дороге к комнате сестры, в галлерее, соединявшей один дом с другим, князь Андрей встретил мило улыбавшуюся m lle Bourienne, уже в третий раз в этот день с восторженною и наивною улыбкой попадавшуюся ему в уединенных переходах.
– Ah! je vous croyais chez vous, [Ах, я думала, вы у себя,] – сказала она, почему то краснея и опуская глаза.
Князь Андрей строго посмотрел на нее. На лице князя Андрея вдруг выразилось озлобление. Он ничего не сказал ей, но посмотрел на ее лоб и волосы, не глядя в глаза, так презрительно, что француженка покраснела и ушла, ничего не сказав.