Шейла Брофловски

Персонаж «Южного парка»

Шейла Брофловски
Пол:	женский
Цвет волос:	рыжий
Возраст:	более 30
Профессия:	домохозяйка
Вероисповедание:	иудаизм
Первое появление:	Смерть
Озвучивает:	Мона Маршалл Мэри Кей Бергман (ранее)

Шейла Брофловски (англ. Sheila Broflovski) — персонаж мультипликационного сериала «Южный парк», мать одного из главных героев сериала — Кайла Брофловски и приемная мать канадского малыша Айка, жена Джеральда Брофловски.

Описание персонажа

Родилась и выросла в Нью-Джерси (эпизод 1409). Шейла — председатель школьного совета родителей. Больше всего её волнует воспитание детей, причем не столько семейные проблемы, сколько влияние школы и телевидения. При этом методы Шейлы обычно весьма экстремальны: она устраивает митинги и шествия, в том числе заставляя людей совершать показательные самоубийства против телевидения (эпизод «Смерть»), в попытках защитить детей от сортирного юмора Терренса и Филлипа организует партию «Матери Против Канады» (англ. Mothers Against Canada) и развязывает кровавую американо-канадскую войну (фильм «Саут-Парк: большой, длинный и необрезанный»). В попытках доказать детям, что в болезни их медсестры — «мислексия сросшихся близнецов» — нет ничего смешного, Шейла организует в Саут-Парке Неделю сросшихся близнецов, доставляя массу отрицательных эмоций самой медсестре (эпизод «Женщина с приросшим эмбрионом»).

Шейла домохозяйка и не работает. Единственное исключение — период американо-канадской войны, когда она становится министром нападения при правительстве Билла Клинтона.

Шейла Брофловски — полная и не особо привлекательная женщина.

Шейла — ярая фанатка Барбары Стрейзанд (эпизод 112 — «Мехастрейзанд»).

Самое, пожалуй, запоминающееся выражение — часто повторяющееся возмущенно-удивленным тоном «What? What? What?»(рус. «Что? Что? Что?») в ответ на что-то неожиданное; напоминает куриное кудахтанье.

Отношения в семье

Джеральд

В семье Шейла занимает неоспоримое доминирующее положение. Она в нормальных супружеских отношениях со своим супругом (Джеральдом) и даже сравнительно спокойно воспринимает его диковатые идеи — стать похожим на дельфина (эпизод 901) или уехать из города (эпизод 1002). При этом, когда Шеф продавал себя всем женщинам города за деньги (эпизод 214), Шейла согласилась переспать с ним с согласия Джеральда и потом делилась с мужем впечатлениями. Однако, в целом, мир и спокойствие между супругами Брофловски — вовсе не результат взаимопонимания и любви. Большей частью, порядок и отсутствие ссор является заслугой Джеральда, человека спокойного и уравновешенного. На протяжении всего сериала Шейла серьёзно ссорится со своим мужем в эпизоде «Внушительные буфера» когда её супруг начинает «чизить», чем не занимался уже много лет.

Кайл

Шейла хорошо относится к своему сыну — Кайлу, хотя и отдает предпочтение приемному канадцу Айку. В сериале она неоднократно называет Кайла «бубочкой» и старается уберечь его от всех возможных и невозможных опасностей. Однако, иногда она осознано подавляет сына, лишая его свободы выбора. Так, например в эпизоде «История о мерзком приставании» Шейла не хочет отпускать Кайла на концерт «Рычащих Кисок» и дает Кайлу задание — построить демократию на Кубе — пообещав, что отпустит сына с друзьями, если он сможет с ним справиться. Но, когда Кайлу удается это сделать, Шейла все равно не отпускает его. Когда в семью Брофловски приезжает двоюродный брат Кайла — Кайл Шварц, Шейла демонстративно называет сына «Кайл два» и нисколько не обращает внимания на его проблемы и неприятности, на протяжении всего времени, пока гость не уезжает к себе домой. Также известно, что Шейла в восторге от внешности своего сына и называет его в в эпизоде «Список» «мальчиком, красивым и прекрасным во всех отношениях».

Айк

Несмотря на то, что на самом деле мальчик — некошерный канадец, Айк — самый обожаемый Шейлой член семьи. Очевидно, что Шейла относится к нему с большей нежностью и любовью чем к Кайлу. В большинстве раз, когда Айк попадает в неприятности, она прикладывает все возможные усилия, чтобы спасти своего приемного сына. Однако, в сериале можно заметить непоследовательное поведение Шейлы в отношении к Айку. К примеру, в серии «О прошлой ночи», когда Айк совершает попытку самоубийства из-за того, что его кандидат проиграл президентские выборы, Кайлу и Стэну приходится самим везти его в больницу, так как Шейлу (впрочем, как и всех остальных американцев) охватил «поствыборный ажиотаж». Также, начиная американо-канадскую войну, Шейла нисколько не заботится об Айке, который вынужден был прятаться все это время на чердаке.

Когда Кайл играет с Айком в «Пнём малыша» и он улетает в окно, Шейла ругает Айка и называет его «Нехорошим мальчиком» за то что он разбивает окно.

Кроме того, примечательно следующее: когда Шейла решила, что её приемный сын умер, она организовала католические похороны, несмотря на то, что всегда была противницей христианства (эпизод 204).

Общественная и политическая жизнь

Шейла—один из самых политически активных жителей городка. Много раз в сериале она фигурирует, как лидер почти всех движений, митингов и протестов. К примеру в эпизоде «„Смерть“» она организует акцию протеста против телевизионной компании, транслирующей шоу Теренса и Филипа. А в полнометражном фильме «большой, длинный и необрезанный» становится главой антиканадского движения. Шейла — довольно вспыльчивая и эгоистичная личность, она всегда уверена в своей правоте и справедливости собственных действий. Периодически её одержимость установлением политической или общественной справедливости заставляет Шейлу поступать непоследовательно. В серии «Женщина с приросшим эмбрионом» она, желая показать, что в человеческом уродстве нет ничего смешного, устраивает парад в честь школьной медсестры, уродство которой — мислексия сросшихся близнецов.

В большинстве случаев, причиной столь активной деятельности Шейлы является её недовольство каким-либо аспектом жизни, поддающимся изменению. Большей частью она не задумывается о мнении других и не замечает желания большинства. Согласно эпизоду «Женщина с приросшим эмбрионом» многие жители города прекрасно знают об этом качестве Шейлы. Например директриса Виктория при встрече с ней безо всякого удивления спрашивает: «Рада опять вас видеть… Что вывело вас из себя на этот раз?» в эпизоде «Мистер Хэнки, рождественская какашка» видно радикальное отношение Шейлы к празднованию рождества, а также к христианству вообще. Во время репетиции школьного спектакля она потребовала от мистера Гаррисона, чтобы он исключил из атрибутов постановки все, что может оскорбить иудеев. Последствиями её действий стало то, что многие жители так же решили последовать её примеру и снять все, что могло бы хоть кого-нибудь оскорбить.

Общественной активности Шейлы посвящена песня Картмана «Мамка Кайла — сука».

Несмотря на многочисленные случаи деятельности и влияния Шейлы на жизнь Южного Парка, её политические взгляды остаются неясными, так как она постоянно меняет, как направления своей деятельности, так и методы осуществления желаемого. Однако, по немногочисленным намекам, у Шейлы скорее всего либеральные взгляды.

Литература по теме

• Robert Arp. [books.google.com/books?id=BJq0Z8gtO2kC&pg=PA178&dq=sheila+Broflovski&hl=en&ei=GsIbTKSeMdaLnAe-p6G1Cw&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCQQ6AEwADgK#v=onepage&q=sheila%20Broflovski&f=false Южный Парк и философия: Вы знаете, я познал сегодня нечто новое] = South Park and philosophy: you know, I learned something today. — Blackwell Publishing, 1 декабря 2006. — С. 178. — 256 с. — ISBN 978-1405161602.
• Leslie Stratyner, James R. Keller. [books.google.com/books?id=q_dHbk7CdOkC&pg=PA93&dq=sheila+broflovski+south+park&hl=en&ei=6sccTJTnAdL8nAf7mOTyDQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=3&ved=0CC8Q6AEwAg#v=onepage&q=broflovski&f=false Глубокое дно Южного Парка: критическое эссе о телевизионном шоковом мультсериале] = The Deep End of South Park: Critical Essays on Television's Shocking Cartoon Series. — McFarland, 13 мая 2009. — С. 83, 89, 93. — 204 с. — ISBN 978-0786443079.
• [books.google.com.ua/books?id=YF6TMQf385gC&pg=PA112&dq=Sheila+Broflovski&hl=en&sa=X&ei=lG7kUerlFeas4AT80IC4BQ&ved=0CDcQ6AEwAg#v=onepage&q=Sheila%20Broflovski&f=false Deconstructing South Park: Critical Examinations of Animated Transgression - Google Books]. books.google.com.ua. Проверено 16 июля 2013.
• [books.google.com.ua/books?id=S7Zdm4d7lfkC&pg=PA105&dq=Sheila+Broflovski&hl=en&sa=X&ei=lG7kUerlFeas4AT80IC4BQ&ved=0CEkQ6AEwBQ#v=onepage&q=Sheila%20Broflovski&f=false The Tao of South Park: Dissonant Visual Culture and the Future of Politics - Theodore Peter Gournelos - Google Books]. books.google.com.ua. Проверено 16 июля 2013.
• [books.google.com.ua/books?id=Nx_QTjonFP4C&pg=PA178&dq=Sheila+Broflovski&hl=en&sa=X&ei=lG7kUerlFeas4AT80IC4BQ&ved=0CFQQ6AEwBw#v=onepage&q=Sheila%20Broflovski&f=false South Park and Philosophy: You Know, I Learned Something Today - Google Books]. books.google.com.ua. Проверено 16 июля 2013.
• [books.google.com.ua/books?id=q_dHbk7CdOkC&pg=PA89&dq=Sheila+Broflovski&hl=en&sa=X&ei=lG7kUerlFeas4AT80IC4BQ&ved=0CF8Q6AEwCQ#v=onepage&q=Sheila%20Broflovski&f=false The Deep End of South Park - Edited by Leslie Stratyner and James R. Keller - Google Books]. books.google.com.ua. Проверено 16 июля 2013.

Отрывок, характеризующий Шейла Брофловски

Ожидая уведомления о зачислении его в члены комитета, князь Андрей возобновил старые знакомства особенно с теми лицами, которые, он знал, были в силе и могли быть нужны ему. Он испытывал теперь в Петербурге чувство, подобное тому, какое он испытывал накануне сражения, когда его томило беспокойное любопытство и непреодолимо тянуло в высшие сферы, туда, где готовилось будущее, от которого зависели судьбы миллионов. Он чувствовал по озлоблению стариков, по любопытству непосвященных, по сдержанности посвященных, по торопливости, озабоченности всех, по бесчисленному количеству комитетов, комиссий, о существовании которых он вновь узнавал каждый день, что теперь, в 1809 м году, готовилось здесь, в Петербурге, какое то огромное гражданское сражение, которого главнокомандующим было неизвестное ему, таинственное и представлявшееся ему гениальным, лицо – Сперанский. И самое ему смутно известное дело преобразования, и Сперанский – главный деятель, начинали так страстно интересовать его, что дело воинского устава очень скоро стало переходить в сознании его на второстепенное место.
Князь Андрей находился в одном из самых выгодных положений для того, чтобы быть хорошо принятым во все самые разнообразные и высшие круги тогдашнего петербургского общества. Партия преобразователей радушно принимала и заманивала его, во первых потому, что он имел репутацию ума и большой начитанности, во вторых потому, что он своим отпущением крестьян на волю сделал уже себе репутацию либерала. Партия стариков недовольных, прямо как к сыну своего отца, обращалась к нему за сочувствием, осуждая преобразования. Женское общество, свет , радушно принимали его, потому что он был жених, богатый и знатный, и почти новое лицо с ореолом романической истории о его мнимой смерти и трагической кончине жены. Кроме того, общий голос о нем всех, которые знали его прежде, был тот, что он много переменился к лучшему в эти пять лет, смягчился и возмужал, что не было в нем прежнего притворства, гордости и насмешливости, и было то спокойствие, которое приобретается годами. О нем заговорили, им интересовались и все желали его видеть.
На другой день после посещения графа Аракчеева князь Андрей был вечером у графа Кочубея. Он рассказал графу свое свидание с Силой Андреичем (Кочубей так называл Аракчеева с той же неопределенной над чем то насмешкой, которую заметил князь Андрей в приемной военного министра).
– Mon cher, [Дорогой мой,] даже в этом деле вы не минуете Михаил Михайловича. C'est le grand faiseur. [Всё делается им.] Я скажу ему. Он обещался приехать вечером…
– Какое же дело Сперанскому до военных уставов? – спросил князь Андрей.
Кочубей, улыбнувшись, покачал головой, как бы удивляясь наивности Болконского.
– Мы с ним говорили про вас на днях, – продолжал Кочубей, – о ваших вольных хлебопашцах…
– Да, это вы, князь, отпустили своих мужиков? – сказал Екатерининский старик, презрительно обернувшись на Болконского.
– Маленькое именье ничего не приносило дохода, – отвечал Болконский, чтобы напрасно не раздражать старика, стараясь смягчить перед ним свой поступок.
– Vous craignez d'etre en retard, [Боитесь опоздать,] – сказал старик, глядя на Кочубея.
– Я одного не понимаю, – продолжал старик – кто будет землю пахать, коли им волю дать? Легко законы писать, а управлять трудно. Всё равно как теперь, я вас спрашиваю, граф, кто будет начальником палат, когда всем экзамены держать?
– Те, кто выдержат экзамены, я думаю, – отвечал Кочубей, закидывая ногу на ногу и оглядываясь.
– Вот у меня служит Пряничников, славный человек, золото человек, а ему 60 лет, разве он пойдет на экзамены?…
– Да, это затруднительно, понеже образование весьма мало распространено, но… – Граф Кочубей не договорил, он поднялся и, взяв за руку князя Андрея, пошел навстречу входящему высокому, лысому, белокурому человеку, лет сорока, с большим открытым лбом и необычайной, странной белизной продолговатого лица. На вошедшем был синий фрак, крест на шее и звезда на левой стороне груди. Это был Сперанский. Князь Андрей тотчас узнал его и в душе его что то дрогнуло, как это бывает в важные минуты жизни. Было ли это уважение, зависть, ожидание – он не знал. Вся фигура Сперанского имела особенный тип, по которому сейчас можно было узнать его. Ни у кого из того общества, в котором жил князь Андрей, он не видал этого спокойствия и самоуверенности неловких и тупых движений, ни у кого он не видал такого твердого и вместе мягкого взгляда полузакрытых и несколько влажных глаз, не видал такой твердости ничего незначащей улыбки, такого тонкого, ровного, тихого голоса, и, главное, такой нежной белизны лица и особенно рук, несколько широких, но необыкновенно пухлых, нежных и белых. Такую белизну и нежность лица князь Андрей видал только у солдат, долго пробывших в госпитале. Это был Сперанский, государственный секретарь, докладчик государя и спутник его в Эрфурте, где он не раз виделся и говорил с Наполеоном.
Сперанский не перебегал глазами с одного лица на другое, как это невольно делается при входе в большое общество, и не торопился говорить. Он говорил тихо, с уверенностью, что будут слушать его, и смотрел только на то лицо, с которым говорил.
Князь Андрей особенно внимательно следил за каждым словом и движением Сперанского. Как это бывает с людьми, особенно с теми, которые строго судят своих ближних, князь Андрей, встречаясь с новым лицом, особенно с таким, как Сперанский, которого он знал по репутации, всегда ждал найти в нем полное совершенство человеческих достоинств.
Сперанский сказал Кочубею, что жалеет о том, что не мог приехать раньше, потому что его задержали во дворце. Он не сказал, что его задержал государь. И эту аффектацию скромности заметил князь Андрей. Когда Кочубей назвал ему князя Андрея, Сперанский медленно перевел свои глаза на Болконского с той же улыбкой и молча стал смотреть на него.
– Я очень рад с вами познакомиться, я слышал о вас, как и все, – сказал он.
Кочубей сказал несколько слов о приеме, сделанном Болконскому Аракчеевым. Сперанский больше улыбнулся.
– Директором комиссии военных уставов мой хороший приятель – господин Магницкий, – сказал он, договаривая каждый слог и каждое слово, – и ежели вы того пожелаете, я могу свести вас с ним. (Он помолчал на точке.) Я надеюсь, что вы найдете в нем сочувствие и желание содействовать всему разумному.
Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.