Шейх аль-Махмуди
| Шейх аль-Махмуди |
Абу Наср Шейх аль-Махмуди (араб. أبو النصر شيخ المحمودي) или Шейх аль-Муайяд (араб. شيخ المؤيد) — мамлюкский султан из династии Бурджитов.
Биография
После поражения султана Фараджа при Ладжуне 25 апреля 1412 в султанате воцарилась анархия. После Фараджа титул султана принял аббасидский халиф аль-Мустаин[1], который согласился принять пост только после того, как были получены заверения от мамлюков, что он сохранит свою должность халифа в случае его отстранения от титула султана[2]. В конце мая Фарадж был казнён, а мамлюкский султанат был разделён на две части: Навруз аль-Хафизи получил сирийские провинции, а аль-Мустаин возвратился в Египет в сопровождении Шейха аль-Махмуди и Бактамура Джиллика[1]. Аль-Мустаин сам участвовал в назначение и освобождение от должности членов правительства, от его имени были отчеканены монеты[3]. Этим он обозначил свое намерение править, как султан, а не исполнять номинальную роль. Обеспокоенный такой перспективой, Шейх аль-Махмуди начал постепенно изолировать аль-Мустаина, почти превратив его в политического заключенного. Смерть Бактамура Джиллика 15 сентября ускорила узурпации власти Шейхом аль-Махмуди, который 6 ноября 1412 года провозгласил себя султаном. После долгих раздумий, аль-Мустаин официально отрёкся от султаната. В марте 1414 года Шейх аль-Махмуди свергнул аль-Мустаина с поста халифа и заменил его братом аль-Мутадидом II[1].
Мусульманские богословы признали незаконным отстранение аль-Мустаина. Используя это, Навруз аль-Хафизи решил выступить против Шейха аль-Махмуди[3]. Шейх аль-Махмуди был вынужден выступить маршем для восстановления закона и порядка в султанате, и 29 апреля 1414 года со своей армией достиг Дамаска. На всем пути из Каира он диктовал письма секретарям своих эмиров о их желании перейти на сторону Навруза и отправлял их с гонцами. Навруз принял это за чистую монету и возрадовался хорошей новости.
Когда Шейх приблизился к городу, он отправил почетного кадия к Наврузу с предложение о перемирии. Тот отказался от предложения и вступил в сражение, уверенным что армия Шейха готова покинуть его и перейти на его сторону. Однако он потерпел ужасное поражение в битве, укрылся в крепости и стал просить мира. Условия мира были оговорены. Султан согласился сохранить Наврузу жизнь, и тот сдался.
Шейх подавил восстание сирийских наместников. Он также в одиночку усмирил страну, когда начались набеги враждебных туркменских орд в 1417 г. Борьба с ними происходила на территории вассальных княжеств в Малой Азии. Мамлюкская армия под руководством Ибрагима, сына султана, проводила операции на Севере.
Перед смертью он назначил своим наследником сына Ахмада, которому было всего 20 месяцев. В результате этого возникли две враждующие группировки. Одну возглавил эмир Татар, другую Куждара аль-Кардами.
Напишите отзыв о статье "Шейх аль-Махмуди"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Holt, Peter Malcolm (1993), "Al-Musta'in (II)", The Encyclopaedia of Islam: New Edition, vol. Volume VII (Mif – Naz) (2nd ed.), Leiden: E.J. Brill, ISBN 978-90-04-09419-2
- ↑ King Joan Wucher. Historical Dictionary of Egypt. — American University in Cairo Press, 1989. — P. 453–454. — ISBN 978-977-424-213-7.
- ↑ 1 2 Jalalu'ddin as-Suyuti. [archive.org/stream/cu31924023164654#page/n563/mode/1up Al Musta'in Bi'llah Abu'l Fadhl] // Tarikh al-khulafa. — Calcutta: The Asiatic Society, 1881. — P. 534–538.
|
Это заготовка статьи о человеке. Вы можете помочь проекту, дополнив её. Это примечание по возможности следует заменить более точным. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Шейх аль-Махмуди
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
