Шелонь
| Шелонь | |
 Вид на Шелонь с моста в пгт Шимск | |
| Характеристика | |
|---|---|
| Длина |
248 км |
| Бассейн |
9710 км² |
| Расход воды |
43,6 м³/с (в 59 км от устья) |
| [tools.wmflabs.org/osm4wiki/cgi-bin/wiki/wiki-osm.pl?project=ru&article=Шелонь Водоток] | |
| Исток |
|
| — Местоположение | |
| — Высота |
85 м |
| — Координаты |
57°23′42″ с. ш. 30°12′32″ в. д. / 57.395028° с. ш. 30.209056° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=57.395028&mlon=30.209056&zoom=15 (O)] (Я) |
| Устье | |
| — Местоположение | |
| — Координаты |
58°13′39″ с. ш. 30°53′59″ в. д. / 58.22750° с. ш. 30.89972° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.22750&mlon=30.89972&zoom=12 (O)] (Я)Координаты: 58°13′39″ с. ш. 30°53′59″ в. д. / 58.22750° с. ш. 30.89972° в. д. (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=58.22750&mlon=30.89972&zoom=12 (O)] (Я) |
| Расположение | |
| Водная система |
Ильмень → Волхов → Ладожское озеро → Нева → Балтийское море |
|
| |
| Страна | |
| Регион | |
|
| |
Шело́нь (устар. Шалонь[1]) — средняя река в Псковской и Новгородской областях России. Длина реки — 248 км, площадь её водосборного бассейна — 9710 км². Среднегодовой расход воды в 59 км от устья 43,6 м³/с. Принадлежит к бассейну Балтийского моря.
На реке расположены города Порхов, Сольцы, а также крупные посёлки — Дедовичи и Шимск.
Крупные притоки — Мшага, Ситня, Удоха, Уза, Судома, Ильзна (слева), Колошка, Леменка, Люта, Шилинка, Полонка, Белка, Севера (справа).
В бассейне реки часто встречаются минеральные источники.
Река судоходна в низовьях, от города Сольцы до устья.
Описание
Шелонь начинается в больших болотах, в 23 км к юго-востоку от посёлка Дедовичи, в частности, в 1 км к юго-востоку от озера Селезень рядом с урочищем (бывшей деревней) Новая Слобода (у деревни Городовик Сосонской волости) Дедовичского района близ границы с Бежаницким районом Псковской области и в целом недалеко от границы с Новгородской областью[2].
Первые километры — небольшой ручей, у Болотни русло входит в протяжённое водохранилище при слиянии с руслом р. Болотинки. Ширина водохранилища достигает в некоторых местах 400—450 метров. Чуть выше Дедовичей, у Пионерного находится плотина и ГРЭС. За плотиной ширина реки составляет около 30 метров. Далее Шелонь течёт по равнине, иногда ускоряясь на небольших каменистых порожках (всего на Шелони более 40 порогов), берега невысокие, глубина небольшая — 1,5-2 метра.
За впадением в Шелонь правого притоки Белки расположена усадьба Холомки — бывшее имение ректора Петербургского политехнического института А. Г. Гагарина.
Перед г. Порхов и за ним, берега реки повышаются и одеваются сосновыми лесами. Ширина реки в городе Порхов составляет около 40 метров, однако, активно собирая воду множества речек, стекающих с Судомской и Лужской возвышенностей к западу от Ильменя, Шелонь быстро расширяется и в г. Сольцы её ширина достигает уже 70 метров, в Шимске — около 300 метров, а близ устья она разливается на несколько километров. Между границей Новгородской области и Сольцами на реке расположена череда небольших порожков. Ниже Сольцов река успокаивается и становится доступной для судов.
Шелонь впадает в озеро Ильмень в его западной части, образуя дельту площадью 10 км².
На левом берегу Шелони неподалёку от деревни Велебицы Солецкого района Новгородской области 14 июля 1471 состоялась битва между московскими войсками и новгородским ополчением, вошедшая в историю, как Шелонская битва.
История
В ганзейских документах 15 века не раз сообщается о так называемом Лужском пути, который связывал Новгород с Финским заливом. По Шелони проходил один из его участков: Волхов—Ильмень—Шелонь—Мшага—Киба—волок до р. Луга и далее по Луге в Финский залив. Лужский путь был важнейшей транспортной артерией и активно использовался, когда традиционный путь Волхов—Ладога—Нева был по каким-то причинам блокирован.
В 1471 году на берегу реки Шелони, в районе нынешних деревень Скирино и Велебицы (Выбитское сельское поселение) произошла Шелонская битва, предрешившая конец Новгородской республики.
Также в честь реки была названа Шелонская пятина.
Притоки
- Список
Притоки (км от устья)
|
|
- Таблица
В приведённой ниже таблице указаны все левые и правые притоки реки Шелонь (кроме ручьёв и безымянных рек), от устья к истоку, а также их крупные притоки длиной свыше 30 км.
| Расстоя- ние от устья (км) |
Левый приток / Правый приток | Притоки притоков | Длина (км) |
Площадь водо- сбора (км²) |
|---|---|---|---|---|
| 9 | Векша | 23 | 62 | |
| 14 | Углянка | 17 | ||
| 18 | Струпенка | 35 | 210 | |
| 19 | Мшага | 106 | 1540 | |
| ↑ | Мшажка (справа) | 32 | 189 | |
| 21 | Сосенка | 25 | 108 | |
| 35 | Колошка | 48 | 413 | |
| 42 | Крутец | 14 | ||
| 48 | Милиц | 13 | 70 | |
| 51 | Боровенка | 22 | 68 | |
| 57 | Патчерка (Колешовка) | 20 | 70 | |
| 64 | Ситня | 117 | 1020 | |
| 71 | Леменка | 23 | 151 | |
| 82 | Люта | 38 | 276 | |
| 93 | Удоха | 52 | 330 | |
| 103 | Дрязженка (Дряжжинка) | 14 | ||
| 106 | Щилинка (Красуха) | 34 | 245 | |
| 112 | Демянка (Тенюха, Демьянка) | 30 | 232 | |
| 120 | Уза | 98 | 732 | |
| ↑ | Дубенка (слева) | 33 | 148 | |
| 125 | Полонка | 69 | 473 | |
| 148 | Белка | 61 | 641 | |
| ↑ | Дубенка (Дубянка) (справа) | 39 | 134 | |
| 153 | Тишинка | 23 | 105 | |
| 178 | Судома | 65 | 480 | |
| 185 | Ильзна | 44 | 243 | |
| 200 | Городянка | 21 | 124 | |
| 210 | Северка | 33 | 286 | |
| 221 | Болотинка | 19 |
Галерея
- Shelon river.jpg
Шелонь в центре Порхова
См. также
Напишите отзыв о статье "Шелонь"
Примечания
- ↑ Шалонь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- ↑ Лист карты O-36-85 Городовик. Масштаб: 1 : 100 000. Состояние местности на 1984 год. Издание 1988 г.
Литература
- Шелонь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
Ссылки
- Шелонь — статья из Большой советской энциклопедии.
- [www.skitalets.ru/books/100mar/shelon.htm Воронов Ю. Б. «100 избранных маршрутов для путешествий на байдарке». М., «Мир», 1993.]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Шелонь
Мавра Кузминишна отперла калитку. И на двор вошел лет восемнадцати круглолицый офицер, типом лица похожий на Ростовых.– Уехали, батюшка. Вчерашнего числа в вечерни изволили уехать, – ласково сказала Мавра Кузмипишна.
Молодой офицер, стоя в калитке, как бы в нерешительности войти или не войти ему, пощелкал языком.
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..
Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
