Шемет, Владимир Михайлович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Владимир Шемет
укр. Володи́мир Миха́йлович Ше́мет

Член Государственной думы, 1906
Дата рождения:

1 июля 1873(1873-07-01)

Место рождения:

хутор Александровка Лубенский уезд, Полтавской губернии ныне Лубенский район Полтавская область

Дата смерти:

14 мая 1933(1933-05-14) (59 лет)

Место смерти:

Киев

Владимир Михайлович Шемет (укр. Володи́мир Миха́йлович Ше́мет; 1 июля 1873, хутор Александровка Лубенского уезда Полтавской губернии14 мая 1933) — украинский общественно-политический деятель, активный участник украинского национального движения.





Биография

Из дворян. Потомок старинного шляхетского рода Шемет-Кежгайло. Полтавский помещик. Брат украинских общественно-политических деятелей Сергея Михайловича и Николая Михайлович Шеметов.

Учился в гимназиях города Лубны и Санкт-Петербурга, поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, затем продолжил образование на естественном факультете Киевского университета Св. Владимира. Находился под надзором полиции ввиду «неблагонадежного поведения».

Взгляды Шемета сформировались под влиянием видного украинского общественного деятеля и писателя А. Я. Кониского и лидера украинского «самостийничества» Н. И. Михновского. В 1896 организовал в Лубнах Гимназическую громаду, члены которой впоследствии разъезжались по университетам и становились инициаторами новых «молодых» громад. Был членом Братства Тарасовцев, ставившего в числе других целей — полную автономию Украины от Российской империи.

В 1903 году окончил Киевский университет. Служил в Министерстве земледелия инструктором по садоводству в Лохвицком уезде Полтавской губернии, уволен по указанию из Санкт-Петербурга.

С 1902 — гласный Лубенской городской думы. Один из основателей в 1902 году Украинской народной партии. Позже вступил в Украинскую демократическую радикальную партию (УДРП).

С начала революции 1905—1907 энергично способствовал изданию украиноязычной прессы, с 1905 издавал первую в Российской империи политическую газету на украинском языке «Хлебороб», став еë фактическим редактором и основным автором.

В 1906 году избирался депутатом I Государственной думы Российской империи от Полтавской губернии. Входил в группу Автономистов. Член комиссий: для составления проекта всеподданнейшего адреса, по гражданскому равенству. Подписал законопроект «О гражданском равенстве». Участвовал в прениях по аграрному вопросу. Один из основателей и лидеров Украинской громады, член еë бюро. На собрании громады в начале июня 1906 г. зачитал проект еë аграрной программы и заявил о необходимости скорейшего преобразования фракции в партию.

В числе 180 депутатов Думы подписал Выборгское воззвание, за что подвергся уголовному преследованию — был предан суду Особого присутствия Санкт-Петербургской судебной палаты, приговорëн к 3 месяцам тюрьмы и лишен избирательных прав.

За общественно-политическую деятельность в 1907—1909 гг. находился в тюрьмах и ссылке. Входил в Товарищество украинских прогрессистов. В годы первой мировой войны работал в «Обществе оказания помощи населению Юга России, пострадавшему от военных действий» (1915), занимаясь благотворительностью в пользу заложников и беженцев из Галиции.

Один из организаторов украинской частной гимназии в Киеве (1915—1916).

После Февральской революции 1917 — участник Всеукраинского съезда на Полтавщине (май 1917). В 1917 — депутат Центральной рады от Полтавской губернии, в июне 1917 — один из организаторов Украинской демократическо-хлеборобской партии, содействовавшей приходу к власти П. П. Скоропадского.

При Директории УНР находился на нелегальном положении.

При советской власти отошел от активной политической деятельности. В течение 1919—1923 гг работал в Комиссии по составлению словаря живого украинского языка при Украинской академии наук (УАН), собирал народные технические термины по столярному, плотницкому, строительному делу. Обвиненный в «националистическом уклоне», вынужден был оставить академическую работу. Последние десять лет жизни работал служащим в различных учреждениях. Умер в Киеве. Похоронен на Байковом кладбище[1] (участок № 2)..

Напишите отзыв о статье "Шемет, Владимир Михайлович"

Литература

  • Политические партии России. Конец XIX первая треть XX века: Энциклопедия. М, 1996.
  • [www.tez-rus.net/ViewGood42413.html Государственная дума Российской империи: 1906-1917. Б.Ю. Иванов, А.А. Комзолова, И.С. Ряховская. Москва. РОССПЭН. 2008. с. 694-695.]

Ссылки

  • [www.ukrchicago.com/press-releases/050613.pdf Список видатних діячів Української Народної Республіки] (укр.)
  • [histpol.pl.ua/pages/content.php?page=3813 Дмитро Олексійович Іваненко Записки і спогади. 1888-1908 р.р. Видання редакції "Полтавський голос"]

Примечания

  1. [histpol.pl.ua/ru/lichnosti/alfavitnyj-ukazatel/lichnosti-sh/3949-shemet-vladimir-mikhajlovich Білоусько О. А., Єрмак О. П., Ревегук В. Я. Новітня історія Полтавщини (І половина ХХ ст.). Стор. 21]

Отрывок, характеризующий Шемет, Владимир Михайлович

«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.