Шеннолт, Клэр Ли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Клэр Ли Шеннолт
Claire Lee Chennault

Клэр Ли Шеннолт
Дата рождения

6 сентября 1893(1893-09-06)

Место рождения

Коммерс (округ Хант штата Техас, США)

Дата смерти

27 июля 1958(1958-07-27) (64 года)

Место смерти

Новый Орлеан (штат Луизиана, США)

Принадлежность

США, Китайская республика

Род войск

авиация

Годы службы

1910—1937, 1941—1946

Звание

генерал-лейтенант

Часть

Летающие тигры

Награды и премии

Клэр Ли Шенно́лт[1] (англ. Claire Lee Chennault, 6 сентября 1893 — 27 июля 1958), генерал-лейтенант ВВС США, во время Второй мировой войны командовал в Китае авиаэскадрильей «Летающие тигры», в которой воевали американские добровольцы. В русскоязычных текстах встречаются такие варианты транскрипции его фамилии, как «Ченнолт» (ошибочное) или «Шенно» (верное для исходной французской фамилии, но не для использовавшегося в данном случае её американизированного варианта).





Молодые годы

Клэр Ли Шеннолт родился в городе Коммерс (округ Хант штата Техас), его родителями были Джон Стоунволл Джексон Шеннолт и Джесси Шеннолт (урождённая Ли). Его мать родилась 20 августа 1876 года в приходе Франклин (штат Луизиана), она была второй дочерью Вильяма Воллеса Ли (1836—1911, сын Генри Брайанта Ли и Маргарет Белл Ли, известных рабовладельцев и плантаторов из округа Скотт штата Миссисипи) и его второй жены Джозефины Гилберт. Клэр Шеннолт рос в городе Вотерпруф прихода Тенсоу штата Луизиана. Примерно с середины 1909 он начал в качестве даты своего рождения ложно указывать сентябрь 1890 года: он был слишком молод, чтобы поступить в колледж сразу после школы, и потому отец приписал ему три года. Согласно данным переписи населения, проведённой в США в 1900 году, Клэру Ли Шеннолту было тогда шесть лет и у него был младший брат трёхлетнего возраста.

Военная карьера

В 1909—1910 годах Шеннолт учился в Университете штата Луизиана, где получил подготовку офицера запаса. Летать он научился в годы Первой мировой войны в Воздушной службе армии США, остался там когда она в 1926 году была переформирована в Воздушный корпус армии США, и в 1930-х стал заведующим кафедры Истребителей в Тактической школе Воздушного корпуса. Плохое здоровье и конфликты с начальством вынудили Шеннолта уйти со службы в 1937 году. После этого он присоединился к небольшой группе частных лиц, тренировавших китайских лётчиков, и служил «авиационным советником» при главе Китайской республики — Чан Кайши — во время японо-китайской войны.

Шеннолт принимал участие в планировании операций, и наблюдал за действиями китайских ВВС в бою с борта Curtiss P-36 Hawk. В этот период он организовал авиагруппу из иностранцев.

Сун Мэйлин и создание «Летающих тигров»

Жена Чан Кайши — Сун Мэйлин — возглавляла комиссию по аэронавтике, и потому де-факто была работодателем Шеннолта в Китае. Он был приглашён на должность «советника по противовоздушной обороне» с окладом 1.000 долларов в месяц, чтобы в течение трёх месяцев обследовать китайские ВВС. Шеннолт прибыл в Китай в июне 1937 года после официального увольнения из ВВС США.

Летом 1938 года Шеннолт отправился в Куньмин (столицу провинции Юньнань в Юго-Западном Китае), чтобы по поручению Сун Мэйлин «выплавить новые китайские ВВС из американского расплава».

19 октября 1939 года гражданин США Клэр Л.Шеннолт поднялся в Гонконге на борт самолёта Pan American Airways California Clipper; вместе с ним летели четыре чиновника китайского правительства. Чан Кайши направил Шеннолта в США со специальной миссией: видя развал китайских ВВС из-за плохой подготовки пилотов и отсутствия снаряжения, Чан Кайши поручил Шеннолту найти в США самолёты, чтобы спасти Китай от полного поражения. Президент Рузвельт направил в Китай 100 самолётов Curtiss P-40 по программе ленд-лиза, а Шеннолт нанял в США 300 человек в качестве пилотов и обслуживающего персонала, которые отправились в Китай под видом туристов. Они были искателями приключений или наёмниками, а вовсе не идеалистами, намеренными спасти Китай, но именно они под руководством Шеннолта создали военную часть, ставшую в Азии символом военной мощи Америки.

«Летающие тигры»

Первая американская добровольческая группа, более известная как «Летающие тигры», базировалась в основном в Куньмине (провинция Юньнань, Китай), начала тренировки в августе 1941 года, и воевала с японцами в течение семи месяцев после нападения на Пёрл-Харбор. Три эскадрильи Шеннолта были вооружены Curtiss P-40 и применяли тактику истребительного прикрытия, лучше всего позволявшую использовать устаревшие P-40 для прикрытия Бирманской дороги, Рангуна и других стратегически важных мест в Юго-Восточной Азии и западном Китае.

Кроме того, «Летающие тигры» сыграли решающую роль в предотвращении вторжения японских войск в Южный Китай с территории Бирмы.

В 1942 году «Летающие тигры» были формально включены в состав Военно-воздушных сил Армии США. Ещё до этого Шеннолт вернулся в армию, получив звание полковника. Позднее он получил звания бригадного генерала, а затем, командуя 14-й воздушной армией, генерал-майора.

Китайско-Бирманско-Индийский театр военных действий

В годы войны Шеннолт оказался вовлечённым в острый диспут с американским командующим сухопутными войсками — Джозефом Стилвеллом. Шеннолт считал, что 14-я воздушная армия, действуя с баз в Китае, может бить японцев, взаимодествуя с китайской армией. Стилвелл, со своей стороны, желал, чтобы всю авиацию передали ему для пробивания сухопутного коридора из Индии в Китай сквозь Бирму; по этой дороге можно было бы перебросить в Китай военное снаряжение, достаточное для модернизации и экипировки двадцати-тридцати дивизий. Чан Кайши поддержал план Шеннолта, так как опасался того, что англичане преследуют в Бирме свои собственные колониальные интересы, и потому не собирался вести крупного наступления на японцев. Ещё он опасался находившихся в его формальном подчинении полунезависимых генералов, а также боялся, что крупные потери в боях усилят позиции его противников — Коммунистическую партию Китая.

Хорошая погода в ноябре 1943 года позволила японским ВВС бросить вызов ВВС Союзников, и они начали рейды на Калькутту и авиабазы, обеспечивающие авиамост через гималайский «Горб», в то время как японские истребители начали охоту на самолёты Союзников, осмелившиеся появиться в воздушном пространстве Бирмы. В 1944 году японские сухопутные войска захватили авиабазы Шеннолта. Однако постепенно численность и качество ВВС Союзников начали проявлять себя. С середины 1944 года самолёты Дальневосточного командования ВВС США генерал-майора Джорджа Стрэйтмейера стали господствовать в небе Бирмы, и это господство более никогда не было оспорено. В это же время объём грузов, перебрасываемых по воздушному мосту через «Горб», достиг объёмов, которые были обещаны в случае наступления Союзников в северной Бирме.

Шеннолт долго боролся за расширение авиамоста, полагая, что никакая дорога сквозь Бирму не сможет обеспечить грузопоток, необходимый для перевооружения китайских войск. Однако строительство Дороги Ледо продолжалось весь 1944 год, и в январе 1945 она была завершена. Была начата подготовка новых китайских дивизий, однако обещанный объём грузоперевозок по дороге так никогда и не был достигнут. К тому времени, когда китайские войска начали получать заметные объёмы снабжения по Дороге Ледо, война закончилась.

После войны

Шеннолт, в отличие от Джозефа Стилвелла, был высокого мнения о Чан Кайши, и призывал к международной поддержке антикоммунистического движения в Азии. Вернувшись в Китай, он приобрёл несколько списанных армейских самолётов и организовал авиакомпанию «Civil Air Transport» (позднее известную как «Air America»). Эти самолёты доставляли грузы для гоминьдановских войск во время гражданской войны в Китае в конце 1940-х годов, а позднее, в 1950-х, использовались для снабжения французских войск в Индокитае, гоминьдановских оккупационных войск в Северной Бирме, помогали тайской полиции.

В 1951-м году вышедший в отставку генерал-майор Шеннолт дал письменные показания для Сенатского объединённого комитета по вооружённым силам и международным отношениям, который вёл расследования обстоятельств того, что в Китае в 1949 году к власти смогли прийти коммунисты. Вместе с генералом армии Альбертом Ведемейером, вице-адмиралом Оскаром Бэджером II и другими Шеннолт утверждал, что эмбарго на поставки оружия в Китай, введённое администрацией Трумэна, было ключевым фактором в падении духа гоминьдановских войск.

Смерть и увековечение

Шеннолт получил в знак признания своих заслуг звание генерал-лейтенанта ВВС США всего за один день до своей смерти в Госпитале фонда Очснера в Новом Орлеане. Он умер в 1958 году от рака лёгких, год спустя после удаления одного лёгкого, и похоронен на Арлингтонском национальном кладбище.

В честь Шеннолта назван Международный аэропорт имени Шеннолта в Лейк-Чарльз (штат Луизиана, США).

В Китае Шеннолта считают героем войны. В Хуайхуа (провинция Хунань, КНР), где находилась одна из взлётно-посадочных полос, использовавшихся «Летающими тиграми», в 2005-м году был сооружён «Мемориал Летающих тигров».

Источники

  • [militera.lib.ru/memo/usa/chennault_cl/index.html Ченнолт К. Л. Путь бойца. Американская авиация в войне на Тихом океане (мемуары)]
  • Дж. Фенби «Генералиссимус Чан Кайши и Китай, который он потерял» — Москва, «АСТ»-«Хранитель», 2006 ISBN 5-17-032640-8

Напишите отзыв о статье "Шеннолт, Клэр Ли"

Примечания

  1. О правилах произношения фамилии см.[www.loc.gov/nls/other/sayhow.html#c Библиотека Конгресса США]

Отрывок, характеризующий Шеннолт, Клэр Ли

Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.