Шепчущий во тьме

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шепчущий во тьме
The Whisperer in Darkness
Жанр:

Литература ужасов

Автор:

Говард Филлипс Лавкрафт

Язык оригинала:

английский

Дата написания:

февраль-сентябрь 1930 года

Дата первой публикации:

Weird Tales (август 1931 года)

Текст произведения в Викитеке

Ше́пчущий во тьме (Ше́пчущий в ночи́) (англ. The Whisperer in Darkness) — рассказ Говарда Лавкрафта. Написанный в период с февраля по сентябрь 1930 года, он впервые был опубликован в журнале Weird Tales в августе 1931 года. Наряду с рассказом «Цвет из иных миров» (1927), он совмещает в себе элементы ужасов и научной фантастики. Хотя в рассказе проводится много параллелей с Мифами Ктулху, он не играет в Мифах центральной роли, а, скорее, показывает тяготение Лавкрафта в то время к научной фантастике. В рассказе также впервые упоминаются Ми-го, внеземная раса разумных грибов.





Вдохновение

В произведении рассказчик Алберт Уилмарт поначалу отвергает мнения тех, кто верит в существование нечеловеческих существ, обитающих в горах Вермонта, называя их просто романтиками, страстно желавшими привнести в реальную жизнь фантастические представления о прячущемся «маленьком народце», ставшие популярными благодаря блестящей фантазии ужасов Артура Мейчена[1]. Один из исследователей Лавкрафта, теолог и писатель Роберт Макнэр Прайс утверждает, что таким образом Лавкрафт отдаёт дань рассказу Мейчена англ. "The Novel of the Black Seal" (1895):

«В обоих случаях у нас есть профессор, антиквар, отправляющийся за своими профессиональными интересами, которые по большей части могут быть приняты за суеверия, в опасную экспедицию в странную область, покрытую загадочным куполом холмов. Его привлекает чёрный камень с загадочной гравировкой, похожий на останки древней дочеловеческой расы, ныне скрывающейся в этих загадочных холмах. Лавкрафт распределил роль Мэйченовского профессора Грегга между профессором Уилмартом и учёным-отшельником Экли. Экли внезапно исчезает в лапах древней расы, а Уилмарт остаётся, чтобы рассказать об этом, как мисс Лалли у Мейчена».

Прайс проводит параллели, проходящие через две истории: там, где Мейчен спрашивает: «что, если ещё существуют в холмах мрачные и ужасные расы»[2], — Лавкрафт намекает на «невидимые расы чудовищ, скрывающиеся где-то вдали у холмов»[1]; там, где Мейчен упоминает «странные формы, найденные и собранные в тростнике на мелководье»[2], Лавкрафт говорит о «странных историях о существах, обнаруженных в потоках некоторых вздувшихся рек»[1]. Прайс предполагает, что версия Мейчена о людях «внезапно исчезнувших с Земли[2]» у Лавкрафта рассматривается буквально как похищение с Земли.

По мнению Роберта Прайса и критика Линн Картер, в произведении имеются параллели с рассказом Роберта Чемберса «Король в жёлтом» англ. "The King in Yellow", у которого, в свою очередь, имеются заимствования у Амброза Бирса. В письме Кларку Эштону Смиту Лавкрафт писал, что «Чемберс должно быть впечатлился рассказом Бирса «Житель Каракозы» англ. "An Inhabitant of Carcosa", опубликованном в его молодости». Но он даже превзошёл Бирса в создании вызывающих дрожь окружений в ужасах — расплывчатых, тревожащих сознание, вынуждающих активно использовать воображение.

Идея хранения живого мозга в банке (с сохранением при помощи механических приспособлений зрения, слуха и речи) для путешествий в местах, не приспособленных для присутствия человеческого тела, возможно, была позаимствована из книги физика Джона Бернала англ. The World, the Flesh & the Devil: An Enquiry into the Future of the Three Enemies of the Rational Soul, в которой описано и предложено похожее устройство. Книга была издана в 1929 году, всего за год до того, как Лавкрафт написал свой рассказ.

Герои

Алберт Уилмарт

Алберт Н. Уилмарт — (англ. Albert N. Wilmarth), фольклорист и преподаватель литературы Мискатоникского университета. От его лица происходит повествование в произведении. В нём он расследует странные события, произошедшие после небывалого наводнения в штате Вермонт 3 ноября 1927 года.

Уилмарт также упоминается в произведении Лавкрафта «Хребты Безумия», где рассказчик не без сожаления замечает, что «подолгу беседовал в университете с фольклористом Уилмартом, большим эрудитом, но крайне неприятным человеком»[3]. Здесь же упоминается о «фантастических рассказах друга-фольклориста из Мискатоникского университета о живущих в горах тварях родом из космоса»[3].

Уилмарт является главным героем произведения Фрица Лейбера «В Аркхем и к звёздам» (англ. To Arkham and the Stars), действие которого происходит приблизительно в 1966 году и где он предстаёт семидесятилетним профессором, руководителем кафедры литературы в Мискатоникском университете. Лейбер описывает его как «стройного и седовласого» с насмешливо-язвительными нотками из-за которых люди называли его не только «очень» эрудированным, но и «неприятным». Он признаёт поддержание довольно «тесного контакта с жителями Плутона и Юггота». В произведении Уилмарт говорит, что «Проведя взрослую жизнь в Мискатонике, понимаешь, что получил полноценное развитие, отличающееся от стадного восприятия воображения и реальности».

В романе Брайана Ламли «Те, кто роет недра» (англ. The Burrowers Beneath) фигурирует организация Wilmarth Foundation, располагающаяся в Аркхеме и ведущая борьбу с «Божественным циклом Ктулху», как называет его сам Ламли.

Роберт Прайс описывает Уилмарта как модель главного героя Лавкрафта… в начале Уилмарт преисполнен блаженного неведения и слишком поздно узнаёт страшную правду, и это только после долгой битвы со своим скептицизмом[5].

Генри Экли

Генри Уэнтворт Экли (англ. Henry Wentworth Akeley) — фольклорист из Вермонта. Был известным академиком, возможно, в области изучения фольклора. В рассказе является главным партнёром по переписке Альберта Уилмарта. Его жена умерла в 1901 году, родив единственного наследника Джорджа Гуденафа Экли.

Отойдя от дел, Экли вернулся в фамильное имение — двухэтажный дом в горах Вермонта, у подножия Чёрной горы (англ. Dark Mountain). В сентябре 1928 года Экли по его просьбе посещает профессор Уилмарт, занимающийся изучением странных легенд этой местности. Вскоре после этого Экли таинственным образом исчез из своего дома, став, по мнению Уилмарта, жертвой интриг Ми-го.

В рассказе Ричарда А. Лупоффа «Документы в саквояже Элизабет Экли» (англ. Documents in the Case of Elizabeth Akeley) (1982) автор рассматривает версию, что Экли не пал жертвой Ми-го, как многие считают, а присоединился к ним добровольно. Лупофф также предполагает, что Экли был незаконнорожденным сыном главы вермонтской секты «Церковь Звёздной Мудрости» (англ. Starry Wisdom Church) Абеднего Экли (англ. Abednego Akeley) и его служанки Сары Филлипс (англ. Sarah Phillips)[6].

Нойес

Нойес (англ. Noyes) — агент Ми-го и охранник их лагеря. Его голос, наряду с голосами Ми-го, звучал на восковой пластинке, записанной Экли и впоследствии отправленной Уилмарту. Довольно загадочная личность. По описанию Уилмарта это молодой «явно городской житель, модно одетый, с маленькими чёрными усиками», в его разговоре присутствовали «бостонские нотки»[1]. Встретил Уилмарта по прибытии в Брэттлборо и отвёз к дому Экли. Был приставлен следить за ним в доме Экли, но во время его побега спал. После описываемых событий исчез вместе с Экли и всеми уликами и в итоге так и не был найден.

Джордж Экли

Джордж Гуденаф Экли (англ. George Goodenough Akeley) — сын Генри Экли. Переехал в Сан-Диего после выхода отца на пенсию.

В рассказе Фрица Лейбера «Террор из глубин» (англ. The Terror From the Depths) (1976), в 1937 году Экли консультировался в своём доме, в Сан-Диего, у профессора Алберта Уилмарта.

В рассказе «Документы в саквояже Элизабет Экли» (англ. Documents in the Case of Elizabeth Akeley) (1982) Экли, вдохновленный проповедницей Эмми МакФерсон, основал секту под названием «Братство Духовного Света», где стал её духовным лидером. После его смерти духовным лидером секты стала его внучка Элизабет Экли.

Браун

Уолтер Браун (англ. Walter Brown) — фермер, живший в одиночестве у подножия холма, вблизи от леса. По мнению Экли — агент Ми-го.

Особые подозрения ему внушал угрюмый Уолтер Браун. Он жил один на склоне холма, рядом с густым лесом, и его часто видели в кварталах Брэттлборо, Беллоуз-Фоллз, Ньюфэйна и Южного Лондондерри, где он слонялся безо всякого дела. Трудно было понять, зачем он появляется в этих городских уголках. Экли уверял меня, что Браун встречается в лесу с чудовищами и он сам слышал его голос, а однажды он заметил отпечатки когтей рядом с домом Брауна и с тех пор совсем лишился покоя. Эти отпечатки сопровождали следы самого Брауна, и Экли понял, что он вёл за собою чудовищ.

— Г. Ф. Лавкрафт, «Шепчущий во тьме»

Однако, записав на пластинку голоса, услышанные им у закрытого входа в пещеру на западном склоне Чёрной Горы и впоследствии, Экли пришёл к выводу, что человеческий голос принадлежит не Брауну, а «человеку с более высоким культурным уровнем»[1].

Экли писал, что видел на дороге следы Брауна вместе со следами чудовищ после ночных перестрелок у своего дома. Также он говорит, что видел следы Брауна у себя на заднем дворе вместе с другими следами ещё двоих человек.

Вероятно, был убит или ранен Экли во время одной из ночных перестрелок и впоследствии ликвидирован Нойесом или самими Ми-го.

Случавшиеся время от времени исчезновения местных жителей в истории этого района были тщательно зафиксированы, среди них значилось исчезновение полубродяги Уолтера Брауна, о котором неоднократно упоминал Экли в своих письмах. Я даже встретил одного фермера, утверждавшего, что он своими глазами видел одно из странных мёртвых тел во время наводнения в потоке вспученной Уэст-Ривер, однако рассказ его был слишком путаным, чтобы относиться к нему серьёзно.

— Г. Ф. Лавкрафт, «Шепчущий во тьме»

Сюжет

После сообщений в прессе об обнаружениях в реках Вермонта странных вещей после небывалого наводнения 3 ноября 1927 года, Алберт Уилмарт оказывается втянутым в спор об истинности и значениях увиденного, правда не без доли скепсиса. В ходе исследования Уилмарт открыл легенды о чудовищах, обитавших глубоко в горах и похищавших людей, посмевших слишком близко подойти к их территории.

Уилмарт получает письма от Генри Уэнтворта Экли, одинокого человека, живущего на ферме близ Тауншенда, штат Вермонт. В них он утверждает, что имеет доказательства, которые убедят Уилмарта в неправоте с его скепсисом. С этого момента большая часть рассказа представляет собой переписку Между Экли и Уилмартом. Благодаря этой переписке мы узнаём о существовании внеземной расы чудовищ, обитающей глубоко в горах Вермонта и занимающейся там добычей минералов. Они не проявляют интереса к людям и преимущественно прячутся от них. Однако, они ревностно защищают свои тайны, используя человеческих агентов для сбора информации. Эти агенты стали перехватывать письма Экли и начали каждую ночь следить за его домом. В результате двух обстрелов было убито несколько сторожевых собак Экли.

Внезапно характер посланий Экли кардинальным образом меняется. Обеспокоенный и встревоженный в ранних посланиях, теперь он пишет, что встретился с инопланетными существами и выяснил, что это более чем миролюбивая раса. Более того, они научили его чудесам, не поддающимся воображению. Он настоятельно призывает Уилмарта приехать к нему и взять с собой ранее присланные письма и фотографии. Уилмарт неохотно соглашается.

Приехав, Уилмарт находит Экли в очень истощённом состянии, неподвижно сидящим в кресле. Экли рассказал Уилмарту о внеземных существах и чудесах, которые они ему показали. Также он рассказал, что существа могут хирургическим путём извлекать человеческий мозг и помещать его в канистру, в которой он может бесконечно храниться для дальнейших космических путешествий. Экли сказал, что дал согласие на такое путешествие и указал на металлический цилиндр со своим именем.

Ночью Уилмарт подслушивает тревожный разговор, обернувшийся для него ужасным открытием. Он сбегает с фермы Экли, крадёт его машину и едет в Тауншэнд.

Приехавшие на ферму Экли на следующий день полицейские не обнаружили ничего, кроме дома, изрешечённого пулями. Экли бесследно исчез со всеми доказательствами внеземного присутствия.

В конце истории Уилмарт вспоминает тот охвативший его и заставивший сбежать из дома Экли ужас. Когда он подошел к креслу, то вместо Экли он обнаружил только его лицо и руки. Он понял, что тогда с ним беседовало чудовище в маске Экли, мозг которого всё это время находился в цилиндре с соответствующим именем.

Второстепенные имена и названия

В одном из отрывков рассказа кратко упоминается ряд мифологических имен и названий:

Я столкнулся с именами, которые встречал ранее лишь в контексте самых зловещих предположений — Юггот, Великий Ктулху, Тсатхоггуа, Йог-Сотот, Р’льех, Ньярлатотеп, Азатот, Хастур, Йан, Ленг, Озеро Хали, Бетмура, Жёлтый Знак, Л’мур-Катулос, Брэн и Магнум Инноминандум — и был перенесён через безвестные эпохи и непостижимые измерения в миры древних, открытых реальностей, о которых безумный автор «Некрономикона» лишь смутно догадывался.

— Г. Ф. Лавкрафт, «Шепчущий во тьме»

Хотя большая часть вышеуказанных мест и персонажей довольно часто фигурирует в мифах, некоторых из них узнать сложнее:

Бетмура

Бетмура (англ. Bethmoora) — вымышленный город, упоминающийся в одноимённом рассказе Эдварда Дансени, любимого писателя Лавкрафта.

Бран

Бран (англ. Bran) — британское языческое божество. Однако, в данном контексте Лавкрафт, возможно, имел в виду Брана Мак Морна, последнего короля Пиктов, фигурирующего в произведениях Роберта Говарда, написанных в жанре героического фэнтези.

Йан

Йан (англ. Yian) — возможно, аллюзия на Йан-Хо (англ. Yian-Ho), «жуткий и призрачный город»[7], лежащий на плато Ленг, упоминающимся в рассказе «Врата серебряного ключа». Также вероятна парралель с вымышленным городом Йан (англ. Yian), упоминающимся в рассказе «Создатель лун» (англ. The Maker of Moons) одного из любимых писателей Лавкрафта Роберта Чемберса (англ. Robert W. Chambers).

Л’мур-Катулос

Л’мур-Катулос (англ. L'mur-Kathulos) — имя, состоящее из двух частей. Л’мур — возможная отсылка к Лемурии, вымышленному материку, легендарному затонувшему «сухопутному мосту» из Африки в Индию. Катулос — это волшебник из Атлантиды, являющийся главный героем рассказа Роберта Говарда англ. Skull Face. Один из поклонников спросил Говарда: что если бы Катулос произошёл от Ктулху? Поклонник написал об этом в письме Лавкрафту; и писатель, которому эта мысль понравилась, ответил, что, возможно, он применит это имя в будущих мифах[8].

Также, в рассказе «Зов Ктулху» имеется упоминание о книге Уильяма Скотта-Эллиота (англ. William Scott-Elliot) «Атлантида и потерянная Лемурия» (англ. Atlantis and the Lost Lemuria), что косвенно говорит в пользу этой версии.

Магнум Инноминандум

Магнум Инноминандум (лат. Magnum Innominandum) — выражение, переводящееся с латыни как «Тот, чьё имя не может быть названо».

Интерпретации

Третья новелла фильма «Книга мёртвых» (англ. Necronomicon) представляет собой вольную интерпретацию рассказа.

Историческое общество Г. Ф. Лавкрафта в 2011 году выпустило одноимённый фильм, полностью стилизованный под фильм ужасов 1930-х годов.

Интересные факты

  • Журнал Weird Tales выплатил Лавкрафту за его произведение 350 долларов — это были самые большие деньги, которые он до этого зарабатывал за один рассказ[9].
  • Эли Дэвенпорт, чья монография упоминается в рассказе, на самом деле вымышленный персонаж[9].
  • Пеннакук – это индейское племя, изначально обитавшее на территории Нью-Гэмпшира, Вермонта, северо-востока штата Массачусетс и юго-запада штата Мэн. К 1700 году они бежали от британских колонистов в Канаду, где присоединились к племени Абнакис. У данного племени есть легенда об «ужасном летающем создании по имени Бмола»[9].
  • В своих письмах Экли говорит, что начать переписку с Уилмартом его побудила статья в газете «Брэттлборо Реформер», где говорилось о найденных в реках телах.
  • «Брэттлборо Реформер» (англ. Brattleboro Reformer) — ежедневная газета, выходящая в Вермонте с 1876 года[9].
  • «Рутлэнд Геральд» (англ. Ruthland Herald) — ежедневная газета, выходящая в Вермонте с 1794 года[9].
  • «Свободное Перо» (англ. The Pendrifter) — это псевдоним американского филантропа Чальза Крейна, который вёл одноимённую колонку в Брэттлборо Реформер. Сам Лавкрафт встречался с ним в 1928 году[9].
  • «Ex nihilo nihil fit» в переводе с латинского означает «Из ничего ничто не происходит»[9].

Напишите отзыв о статье "Шепчущий во тьме"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Г. Ф. Лавкрафт «Шепчущий Во Тьме».
  2. 1 2 3 Артур Мейчен, «The Novel of the Black Seal»
  3. 1 2 Г. Ф. Лавкрафт, «Хребты безумия».
  4. Leiber, стр. 321.
  5. Robert M. Price, «The Dunwich Cycle».
  6. Robert M. Price, "About "Documents in the Case of Elizabeth Akeley".
  7. Г. Ф. Лавкрафт «Врата серебряного ключа».
  8. Pearsall, «L’mur-Kathulos».
  9. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 H. P. Lovecraft. «The Call of Cthulhu and Other Weird Stories».

Ссылки

  • [www.beth.ru/lovecraft/wisperer.htm Текст рассказа на сайте «Книга Бет»]
  • [www.dagonbytes.com/thelibrary/lovecraft/thewhispererindarkness.htm The Whisperer in Darkness]
  • [www.reformer.com/ Сайт газеты «Brattleboro Reformer»]
  • [www.rutlandherald.com/ Сайт газеты «Ruthland Herald»]

Отрывок, характеризующий Шепчущий во тьме

Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…
– Да вы постойте, батюшка; вы послушайте меня, – перебил штаб ротмистр своим басистым голосом, спокойно разглаживая свои длинные усы. – Вы при других офицерах говорите полковому командиру, что офицер украл…
– Я не виноват, что разговор зашел при других офицерах. Может быть, не надо было говорить при них, да я не дипломат. Я затем в гусары и пошел, думал, что здесь не нужно тонкостей, а он мне говорит, что я лгу… так пусть даст мне удовлетворение…
– Это всё хорошо, никто не думает, что вы трус, да не в том дело. Спросите у Денисова, похоже это на что нибудь, чтобы юнкер требовал удовлетворения у полкового командира?
Денисов, закусив ус, с мрачным видом слушал разговор, видимо не желая вступаться в него. На вопрос штаб ротмистра он отрицательно покачал головой.
– Вы при офицерах говорите полковому командиру про эту пакость, – продолжал штаб ротмистр. – Богданыч (Богданычем называли полкового командира) вас осадил.
– Не осадил, а сказал, что я неправду говорю.
– Ну да, и вы наговорили ему глупостей, и надо извиниться.
– Ни за что! – крикнул Ростов.
– Не думал я этого от вас, – серьезно и строго сказал штаб ротмистр. – Вы не хотите извиниться, а вы, батюшка, не только перед ним, а перед всем полком, перед всеми нами, вы кругом виноваты. А вот как: кабы вы подумали да посоветовались, как обойтись с этим делом, а то вы прямо, да при офицерах, и бухнули. Что теперь делать полковому командиру? Надо отдать под суд офицера и замарать весь полк? Из за одного негодяя весь полк осрамить? Так, что ли, по вашему? А по нашему, не так. И Богданыч молодец, он вам сказал, что вы неправду говорите. Неприятно, да что делать, батюшка, сами наскочили. А теперь, как дело хотят замять, так вы из за фанаберии какой то не хотите извиниться, а хотите всё рассказать. Вам обидно, что вы подежурите, да что вам извиниться перед старым и честным офицером! Какой бы там ни был Богданыч, а всё честный и храбрый, старый полковник, так вам обидно; а замарать полк вам ничего? – Голос штаб ротмистра начинал дрожать. – Вы, батюшка, в полку без году неделя; нынче здесь, завтра перешли куда в адъютантики; вам наплевать, что говорить будут: «между павлоградскими офицерами воры!» А нам не всё равно. Так, что ли, Денисов? Не всё равно?
Денисов всё молчал и не шевелился, изредка взглядывая своими блестящими, черными глазами на Ростова.
– Вам своя фанаберия дорога, извиниться не хочется, – продолжал штаб ротмистр, – а нам, старикам, как мы выросли, да и умереть, Бог даст, приведется в полку, так нам честь полка дорога, и Богданыч это знает. Ох, как дорога, батюшка! А это нехорошо, нехорошо! Там обижайтесь или нет, а я всегда правду матку скажу. Нехорошо!
И штаб ротмистр встал и отвернулся от Ростова.
– Пг'авда, чог'т возьми! – закричал, вскакивая, Денисов. – Ну, Г'остов! Ну!
Ростов, краснея и бледнея, смотрел то на одного, то на другого офицера.
– Нет, господа, нет… вы не думайте… я очень понимаю, вы напрасно обо мне думаете так… я… для меня… я за честь полка.да что? это на деле я покажу, и для меня честь знамени…ну, всё равно, правда, я виноват!.. – Слезы стояли у него в глазах. – Я виноват, кругом виноват!… Ну, что вам еще?…
– Вот это так, граф, – поворачиваясь, крикнул штаб ротмистр, ударяя его большою рукою по плечу.
– Я тебе говог'ю, – закричал Денисов, – он малый славный.
– Так то лучше, граф, – повторил штаб ротмистр, как будто за его признание начиная величать его титулом. – Подите и извинитесь, ваше сиятельство, да с.
– Господа, всё сделаю, никто от меня слова не услышит, – умоляющим голосом проговорил Ростов, – но извиняться не могу, ей Богу, не могу, как хотите! Как я буду извиняться, точно маленький, прощенья просить?
Денисов засмеялся.
– Вам же хуже. Богданыч злопамятен, поплатитесь за упрямство, – сказал Кирстен.
– Ей Богу, не упрямство! Я не могу вам описать, какое чувство, не могу…
– Ну, ваша воля, – сказал штаб ротмистр. – Что ж, мерзавец то этот куда делся? – спросил он у Денисова.
– Сказался больным, завтг'а велено пг'иказом исключить, – проговорил Денисов.
– Это болезнь, иначе нельзя объяснить, – сказал штаб ротмистр.
– Уж там болезнь не болезнь, а не попадайся он мне на глаза – убью! – кровожадно прокричал Денисов.
В комнату вошел Жерков.
– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.