Шервашидзе, Александр Константинович

Алекса́ндр Константи́нович Шерваши́дзе (Ча́чба)
«Князь Александр Шервашидзе (Чачба)», 1891. C картины художника В. И. Россинского (1874—1919)
Дата рождения:	24 декабря 1867(1867-12-24)
Место рождения:	Феодосия, Российская империя
Дата смерти:	12 августа 1968(1968-08-12) (100 лет)
Место смерти:	Монако
Происхождение:	князь
Подданство:	Российская империя Российская империя
Жанр:	графика, живопись, сценография
Учёба:	Московское училище живописи, ваяния и зодчества
Влияние:	В. Д. Поленова
Работы на Викискладе

Алекса́ндр Константи́нович Шерваши́дзе (Ча́чба) (24 декабря 1867 — 12 августа 1968), князь, правнук правителя Абхазского княжества Келешбея Чачба, местоблюститель Княжеского престола Абхазии (1918—1968), брат Владимира Шервашидзе. Первый профессиональный художник среди абхазов; график, живописец, сценограф, искусствовед и художественный критик.

Биография

Родился в Феодосии (Таврическая губерния). С 1886 по 1889 годы обучался в Киевском реальном училище, где увлёкся рисованием. С 1891 по 1893 годы был вольнослушателем Московского училища живописи, ваяния и зодчества (класс В. Д. Поленова). С 1885 года учился в Париже. Участник выставки работ русских художников в Париже (1906). Был членом парижского русского артистического кружка «Монпарнас».

А. К. Шервашидзе сформировался как художник на основе русской реалистической художественной школы и глубокого изучения европейской культуры во Франции. В начале XX века (1907—1918) он был одним из самых известных сценографов Петербургских императорских театров — Мариинского и Александринского. Работал на равных с такими выдающимися русскими художниками как А. Н. Бенуа, А. Я. Головин, В. А. Серов, Н. А. Рерих и зарубежными мастерами П.Пикассо, А. Дереном.

«Князь Александр Константинович потомок абхазских Царей, воплощение того восточного рыцарского благородства, которое в наше время почти сказочная редкость», — писал о нём в то время известный русский режиссёр и теоретик театра Н. Н. Евреинов. В ноябре 1909 года был секундантом М. А. Волошина на его дуэли с Н. С. Гумилёвым. С 1918 по 1919 годы жил в Сухуме, где по его инициативе была открыта детская художественная школа, где он вел уроки рисования, а при Сухумском артистическом обществе были созданы театральные курсы для местной молодежи. Некоторое время жил в Крыму, в Коктебеле, у своего друга, поэта и художника Максимилиана Волошина. Здесь он получает приглашение от С. П. Дягилева работать сценографом в «Русском балете», который в то время находился в Лондоне. Отныне его судьба связана с «Русским балетом» где он проработал с 1920 по 1948 годы. О его деятельности за рубежом говорится в «Словаре современного балета» (Париж, 1957): «При всей своей скромности, он был весьма ценным работником Русских балетов, так как без него декорационные дерзания, к которым стремился и которых требовал Дягилев от художников, не могли бы достигнуть того высокого уровня и качеств, которые были им свойственны».

Наряду со сценографией, А. К. Шервашидзе занимался также станковой живописью и графикой. Его кисти принадлежат получившие в своё время высокую оценку портреты современников: Н. Н. Евреинова, Т. Туманова, Ж. Кантель, К. Биссон и др. В художественной критике оставил след своими интересными статьями о П. Сезанне, В. Ван Гоге, Ж. Сёра, А. Бенуа.

Находясь вдали от Родины, художник интересовался жизнью своей страны, её культурными достижениями. В 1958 году А. К. Шервашидзе, несмотря на то что нуждался материально, отказался продавать свои работы, и прислал их в дар своей Родине (около 500 работ). Художник скончался 17 августа 1968 года на 101 году жизни в пансионе для престарелых в Монако и был похоронен в Ницце на русском кладбище. 12 мая 1985 года в столице Абхазии — Сухуме, в торжественной обстановке у Национального музея состоялось перезахоронение праха абхазского художника.

Работы хранятся в Государственной Национальной Картинной Галерее Абхазии, Государственном Русском музее, Театральном музее, Театральной библиотеке (Санкт-Петербург), Театральном музее им. Бахрушина (Москва), в частных коллекциях России и во многих странах мира.

Память

• Именем художника названа улицы в Сухуме и Гудауте.
• В 2009 году Банк Абхазии выпустил памятную серебряную монету из серии «Выдающиеся личности Абхазии», посвященную Александру Константиновичу Чачба (Шервашидзе) номиналом 10 апсаров.
• С 28 декабря по 6 января впервые в Санкт-Петербурге, в Музее-квартире И. И. Бродского прошла выставка работ (эскизы костюмов) А. К. Шервашидзе, посвященная 140-летию со дня рождения мастера. Выставка знаменательна тем, что она является первым представлением творческого наследия А. К. Шервашидзе в Санкт-Петербурге.
• 24 декабря 2013 года президент Абхазии Александр Анкваб принял участие в церемонии открытия памятника художнику, выполненному скульптором Амираном Адлейба и установленном на могиле художника в Сухуме.

Семья

• Дочь — Биана
• Внук — Демосфен Зайцев

Литература

• «Абхазское искусство» (авторы-сост.: Б. М. Аджинджал, Ю. М. Иваненко). СПб.: "Русская классика ", 2004
• Аджинджал Б. М. Страницы большой жизни. Сухум., 1985
• Князь Александр Чачба (Шервашидзе). Статьи об искусстве. Отрывки из писем и записных книжек. (Сост. Б. М. Аджинджал). Издательство Н. А. Разумовой. СПб., 1998 ISBN 5-89604-007-5

Отрывок, характеризующий Шервашидзе, Александр Константинович

– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.
– Я тебе про себя скажу. У меня был один cousin…
– Знаю – Кирилла Матвеич, да ведь он старик?
– Не всегда был старик. Но вот что, Наташа, я поговорю с Борей. Ему не надо так часто ездить…
– Отчего же не надо, коли ему хочется?
– Оттого, что я знаю, что это ничем не кончится.
– Почему вы знаете? Нет, мама, вы не говорите ему. Что за глупости! – говорила Наташа тоном человека, у которого хотят отнять его собственность.
– Ну не выйду замуж, так пускай ездит, коли ему весело и мне весело. – Наташа улыбаясь поглядела на мать.
– Не замуж, а так , – повторила она.
– Как же это, мой друг?
– Да так . Ну, очень нужно, что замуж не выйду, а… так .
– Так, так, – повторила графиня и, трясясь всем своим телом, засмеялась добрым, неожиданным старушечьим смехом.
– Полноте смеяться, перестаньте, – закричала Наташа, – всю кровать трясете. Ужасно вы на меня похожи, такая же хохотунья… Постойте… – Она схватила обе руки графини, поцеловала на одной кость мизинца – июнь, и продолжала целовать июль, август на другой руке. – Мама, а он очень влюблен? Как на ваши глаза? В вас были так влюблены? И очень мил, очень, очень мил! Только не совсем в моем вкусе – он узкий такой, как часы столовые… Вы не понимаете?…Узкий, знаете, серый, светлый…
– Что ты врешь! – сказала графиня.
Наташа продолжала:
– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.