Шервинский, Сергей Васильевич

Сергей Васильевич Шервинский
Дата рождения:	28 октября (9 ноября) 1892(1892-11-09)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	30 июля 1991(1991-07-30) (98 лет)
Место смерти:	Москва
Род деятельности:	поэт-переводчик
Награды:

Сергей Васильевич Шервинский (28 октября [9 ноября] 1892, Москва, — 30 июля 1991, там же) — русский советский поэт, переводчик, писатель, искусствовед, автор книг для детей. Один из самых виртуозных советских поэтов-переводчиков.

Биография

Сын Василия Дмитриевича Шервинского, известного врача, основоположника эндокринологии в России. Старший брат Сергея Васильевича, Евгений Васильевич Шервинский, был известным архитектором.

Учился С. В. Шервинский в одной из самых престижных московских школ — Поливановской гимназии вместе с С. Эфроном, В. Шершеневичем и Н. Позняковым. Детская дружба со многими продолжилась. Именно Шервинскому были переданы тетрадки стихов мало известного поэта Николая Познякова после его смерти по его распоряжению. А уже по смерти Шервинского вместе с его творческим наследием попали в РГАЛИ и потому были сохранены.

Окончил романо-германское отделение историко-филологического факультета Московского университета. В 1914 году его удостоили университетской премии имени академика Буслаева за конкурсную работу «Архитектура соборов Московского кремля». Начинал как историк изобразительного искусства, в середине 1920-х был приглашен в Художественный театр в качестве педагога для постановки актёрской речи. Автор теоретических работ по проблемам сценической речи и художественного чтения: «Художественное чтение» (1933), «Ритм и смысл» (1961).

В 1916 году дебютировал и как поэт, и как переводчик — напечатав переводы из армянских поэтов «Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней» и выпустив книгу «Puellula. Сцена из римской жизни». Считал себя учеником В. Я. Брюсова. Переводил произведения Софокла, Еврипида, Вергилия, Овидия, Катулла, Плавта, И. В. Гёте, П. Ронсара, средневековую арабскую поэзию, армянских поэтов (Х. Абовян, О. Туманян). Член редакционной коллегии серии книг «Библиотека античной литературы», выпущенной издательством «Художественная литература».

В 1934 году опубликовал стихотворный перевод «Слова о полку Игореве», в дальнейшем выступал как его исследователь. Перевод Шервинского считается одним из самых лучших в истории переложений «Слова».

Кроме дебютного, при жизни выпустил ещё два сборника стихов: «Стихи об Италии» (1924) и «Стихи разных лет» (1984), в которые вошли написанные за это время поэтические циклы «Стихи о Венеции (1914—1920)», «Стихи об Армении», «Коктебельские стихи», «Феодосийские сонеты», «Барокко». Посмертно вышел сборник «Стихотворения/Воспоминания» (1997).

В 1933 году опубликовал историко-приключенческий роман «Ост-Индия». С. В. Шервинский — автор пьесы «Вольные фламандцы» (1937) (совместно с А. Кочетковым).

В усадьбе Старки, на окраине села Черкизово под Коломной, у него бывали Б. Пастернак и М. Лозинский. Несколько раз туда приезжала и Анна Ахматова.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище (1-й уч. 3-й ряд).

У него были дочери: Анна (род. 1932) и Екатерина (род. 1935).

Библиография

• С. Шервинский Puellula. Сцена из римской жизни. — М.: Тип. Воронова, 1916. — 36 с.
• С. Шервинский [dlib.rsl.ru/01002872184 Венецианизмы Московского Архангельского собора] // Сборники Московского Меркурия. вып. I. — М., 1917.
• С. Шервинский. Лирика. Стихи об Италии. — М.: Изд. автора, 1924. — 52 с.
• С. Шервинский. Ост-Индия. — М.: ГИХЛ, 1933.
• С. Шервинский. Ритм и смысл. К изучению поэтики Пушкина. — М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961.
• С. Шервинский Стихи разных лет. — М.: «Советский писатель», 1984. — 144 с.
• С. Шервинский От знакоства к родству: Избранное. — Ереван: Советакан грох, 1986.
• С. Шервинский. Ост-Индия. — М.: Художественная литература, 1991.
• С. Шервинский Стихотворения. Воспоминания. — М., 1997.

Литература

• Левик В. В. О поэте-переводчике Сергее Васильевиче Шервинском // Овидий Любовные элегии. Метаморфозы. Скорбные элегии / Пер. с латин. С. В. Шервинского; Вступ.статья С. Ошерова; Коммент. М. Томашевской; Посл. В. Левика; Худож. Д. Шимилис. — М.: Художественная литература, 1983. — С. 505—508. — 511 с. — 50 000 экз.
• Творогов О. В. [feb-web.ru/feb/slovenc/es/es5/es5-2311.htm Шервинский Сергей Васильевич] // Энциклопедия "Слова о полку Игореве": В 5 т. — СПб.: Дмитрий Буланин, 1995. — Т. 5. Слово Даниила Заточника — Я. Дополнения. Карты. Указатели. — С. 231—232. — 399 с.

Ссылки

• [www.newizv.ru/news/2009-06-11/110239 Доживший до девяноста девяти] (Из антологии Евгения Евтушенко «Десять веков русской поэзии»)
• [www.vekperevoda.com/1887/shervin.htm/ Сергей Шервинский] на сайте «Век перевода»
• [www.poesis.ru/poeti-poezia/shervinsk/biograph.htm Сергей Шервинский на сайте «Поэты Московского университета»]
• С. Шервинский [kolomna-biblio.narod.ru/TEXT/SH/sherv52.htm Встречи с Анной Ахматовой]

Отрывок, характеризующий Шервинский, Сергей Васильевич

– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.