Шереметев, Иван Васильевич (Большой)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Васильевич Шереметев

Лицевой летописный свод: «О посылке государевой на стада Крымские. В том же году в месяце июне послал государь на стада крымские воевод в Мамаилуе: в большом полку боярина Ивана Васильевича Шереметева да окольничего Льва Андреевича Салтыкова, в передовом полку окольничего Алексея Даниловича Басманова»
Прозвище

Большой

Дата смерти

1577(1577)

Принадлежность

Русское царство Русское царство

Звание

воевода

В отставке

монах

Иван Васильевич Шереметев (Большой) (в иноках — Иона; ум. 1577) — окольничий с 1548/1549, боярин с 1550, воевода, член Избранной рады и влиятельный член Земской боярской думы, сын Василия Андреевича Шереметева. Принимал активное участие в походе на Казань, в Ливонской войне и других военных кампаниях.





Биография

Впервые Иван Большой упомянут в разрядах в 1539/1540 году, когда он был послан воеводой в Муром, где участвовал в обороне города от набега крымского хана Сафа-Гирея. В малолетство Ивана Грозного активно участвовал в борьбе за власть при дворе на стороне князей Шуйских. В это же время неоднократно назначался воеводой в различных походах. При этом падение Шуйских никак не отразилось на его карьере.

После того, как власть оказалась в руках Ивана Грозного, Иван Шереметев продолжал получать назначения воеводой в различные полки. В 1547 году он отправился вместе с царём в поход на Казань, однако цели поход не достиг, вернувшись в Москву в феврале 1548 года. Однако именно после этого похода в 1548/1549 году Иван Большой стал окольничим в награду за хорошую службу. В том же году он принял участие в походе в Казань, где был ранен. А в 1550 году уже упоминается как боярин, в этом чине он присутствовал на свадьбе князя Владимира Андреевича Старицкого.

В 1555 году, во время движения в Крым во главе 9-тысячного отряда, воевода Шереметев узнал о движении к Туле 60-ти тысячного войска крымского хана Девлет-Гирея и двинулся за противником. 3-4 июля в сражении у села Судбищи (в 150 км от Тулы), несмотря на значительное численное превосходство крымцев, вступил в бой и нанёс поражение ханскому авангарду. При этом захватил знамя противника. На второй день получил в бою тяжелое ранение. Руководство отрядом перешло к воеводам Басманову и Сидорову. Под их руководством русский отряд продержался до темноты. Ночью Девлет-Гирей, узнав о приближении к Туле царского войска, начал общий отход.

В 1560-х годах занимался строительством крепости Городенск (современный город Венёв), которая затем ему принадлежала и была конфискована при дальнейшей опале.

В 1562/1563 году Иван Большой вместе с Алексеем Адашевым и Иваном Висковатым был обвинён в том, что они «ссорили крымского хана с московским государем», подвергся опале и ссылкам. Однако уже в 1564 году о нём была взята «поручная запись», а опала снята. При этом несмотря на опалу в 1562—1564 годах Иван был воеводой в различных походах. А в 1565—1567 годах Иван неоднократно упоминается в дворцовых разрядах как один из старейших бояр, которых царь Иван Грозный оставлял в Москве управлять городом в своё отсутствие.

После смерти жены и гибели митрополита Филиппа в 1570 году Иван Шереметев принял монашеский постриг под именем Ионы в Кирилло-Белозерском монастыре, где и умер в 1577 году.

Семья

Жена: Евдокия[1] (? —1568).

Дети:

Напишите отзыв о статье "Шереметев, Иван Васильевич (Большой)"

Примечания

  1. Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. — С. 160. Богуславский же указывает, что жену Ивана звали Евфросинья и она была дочерью дмитровского дворецкого и окольничего И. И. Жулебина (Славянская энциклопедия. Киевская Русь — Московия: в 2 т. / Автор-составитель В. В. Богуславский. — Т. [books.google.ru/books?id=UziR6pLM-lEC&printsec=frontcover 2]. — С. 678.).

Литература

Отрывок, характеризующий Шереметев, Иван Васильевич (Большой)

– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.