Шеридан, Ричард Бринсли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ричард Шеридан
Richard Sheridan
Имя при рождении:

Ричард Бринсли Шеридан

Дата рождения:

30 октября 1751(1751-10-30)

Место рождения:

Дублин, Ирландия

Дата смерти:

7 июля 1816(1816-07-07) (64 года)

Место смерти:

Лондон, Англия

Род деятельности:

писатель, драматург, политик

Ричард Бринсли Шеридан (англ. Richard Brinsley Sheridan, 30 октября 1751 — 7 июля 1816) — британский поэт и общественный деятель, этнический ирландец.





Жизнь

Шеридан родился в Дублине, на модной в те времена улице Дорсет-стрит в доме № 12 (позднее на Дорсет-стрит родился Шон О'Кейси), и был крещён 4 ноября. Его отец Томас Шеридан, актёр и театральный импресарио, работал в то время в Дублинском Королевском Театре[1], а мать, Френсис Шеридан, была писательницей, автором популярного романа «Записки Сидни Биддалф». Она умерла, когда Шеридану было 15 лет.

Шеридан закончил Харроу, затем обучался праву и математическим дисциплинам частным образом.

В 1772 состоялась дуэль между Ричардом Шериданом и капитаном Томасом Мэтьюсом. Мэтьюс написал газетную статью, порочащую Элизабет Линли, женщину, на которой Шеридан намеревался жениться. Первая дуэль должна была состояться в Лондоне, в Гайд-парке, но из-за большой массы людей её пришлось перенести в таверну в Ковент-Гардене. Поединок был коротким и без кровопролития. Мэтьюс потерял свою шпагу и, согласно Шеридану, был вынужден «попросить о пощаде» и написать опровержение статьи. Извинение было обнародовано, и Мэтьюс, приведённый в бешенство гласностью, отказался смириться с поражением и вызвал Шеридана на вторую дуэль. Шеридан мог и отказаться, но стал бы социальным изгоем. Эта дуэль, состоявшаяся в августе 1772, была намного жёстче. На сей раз оба сломали свои шпаги, но продолжали бороться в «отчаянной борьбе за жизнь и честь». Оба были ранены, Шеридан в большей степени, чем Мэтьюс. К счастью, благодаря хорошей конституции Шеридана, спустя восемь дней была объявлено, что его состояние вне опасности. Мэтьюс сбежал на почтовой карете.

Драматург

В 1773, в возрасте 21 года, Ричард Шеридан женился на Элизабет Линли. Менее чем через два года его первая пьеса, «Соперники», была поставлена в «Ковент-Гардене», в Лондоне. Постановка имела успех, что помогло Шеридану войти в фешенебельные круги Лондонского общества.

Вскоре после успеха «Соперников» Шеридан написал либретто, а его тесть Томас Линли старший (англ.) — музыку для оперы «Дуэнья», премьера которой прошла в «Ковент Гардене» 21.11.1775. Об успехе оперы у публики свидетельствует тот факт, что в течение последующего сезона её давали 75 раз.

В 1776, Шеридан, его тесть и ещё один партнер купили долю в театре «Друри-Лейн» и, два года спустя, выкупили его полностью. На протяжении многих лет Шеридан был управляющим театром, а позже стал единственным владельцем. В дальнейшем все его пьесы были поставлены в этом театре. 24 февраля 1809 театр сгорел дотла.

Написанная им в 1777 году «Школа злословия» (The School for Scandal) — одна из лучших английских комедий нравов. Эту тему развивает и поставленная незадолго до того «Поездка в Скарборо». Фактически завершил деятельность Шеридана как комедиографа пародийный «Критик» в 1779 году.

Член Парламента

В 1780 году Шеридан был избран в Палату общин в качестве союзника Чарльза Джеймса Фокса. Он, как говорят, заплатил членам парламента Стаффорда по пять гиней, дабы представлять их. Как результат, его первая речь в Парламенте была ответом против обвинения в подкупе. Когда он не был переизбран 32 года спустя, в 1812 году, его кредиторы окружили его, и последние годы жизни были омрачены долгами и разочарованием. На слушании по поводу его долгов американский Конгресс предложил Шеридану 20 000 фунтов в качестве признания его усилий в предотвращении войны за независимость. Предложение было отвергнуто.

Шеридан был Членом партии вигов, замечательным оратором и одним из лидеров своей партии. Член Палаты общин в 17801812 (от округов Стаффорд, Вестминстер и Илчестер), занимал посты Управляющего герцогством Корнуолл (18031806) и Казначея флота (18061807).

Семья

Шеридан был дважды женат. В первом браке с Элизабет Линли, умершей в 1792 году, он имел сына Томаса и дочь Эдит. Позднее драматург женился вторично на Эстер Джейн Огль, дочери соборного настоятеля в Винчестере, родившей ещё одного сына, Чарльза.

Последние годы

Вынужденный уйти с поста директора «Друри-Лейн», писатель разорился, ему пришлось продать всё ценное и памятное из своего имущества. В декабре 1815 года он заболел и почти не вставал с постели. Никто не навещал его, драматург умер в полной нищете.

Когда же Шеридан умер, его похоронили в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства. Гроб по очереди несли Лорд-мэр Лондона и пэры, ему оказали высшие почести, хотя надгробный памятник поставили много позже, на средства одного из друзей. Томас Мур отозвался об этом так:

Умирал в одиночестве он, а у гроба
Будет очередь сильных и знатных стоять.
Вот их дружбы мерило, вот чести их проба,
О пустых этих душах мне больно писать…
Где вы были, когда он, голодный, зачах?
Свора знатных в несчастье его избегала.
Нынче пристав с поэта стащил одеяло —
Завтра лорд его гроб понесет на плечах!

Творчество

Шеридан — автор следующих пьес:

Был также автором поэм и парламентских выступлений.

Экранизации

Напишите отзыв о статье "Шеридан, Ричард Бринсли"

Примечания

Литература

Ссылки

  • [lib.ru/INOOLD/SHERIDAN произведения на Lib.ru]
  • [lib.ru/INOOLD/SHERIDAN/sheridan0_1.txt подробная биография Ю. Кагарлицкого]
  • [www.npg.org.uk/live/search/person.asp?LinkID=mp04094 портреты в Национальной Лондонской Портретной Галерее]
  • [www.gutenberg.org/author/Richard+Brinsley+Sheridan работы в проекте Гутенберг]


Отрывок, характеризующий Шеридан, Ричард Бринсли

Пьер чувствовал себя смущенным и хотел отклониться от этого взгляда, но блестящие, старческие глаза неотразимо притягивали его к себе.


– Имею удовольствие говорить с графом Безухим, ежели я не ошибаюсь, – сказал проезжающий неторопливо и громко. Пьер молча, вопросительно смотрел через очки на своего собеседника.
– Я слышал про вас, – продолжал проезжающий, – и про постигшее вас, государь мой, несчастье. – Он как бы подчеркнул последнее слово, как будто он сказал: «да, несчастье, как вы ни называйте, я знаю, что то, что случилось с вами в Москве, было несчастье». – Весьма сожалею о том, государь мой.
Пьер покраснел и, поспешно спустив ноги с постели, нагнулся к старику, неестественно и робко улыбаясь.
– Я не из любопытства упомянул вам об этом, государь мой, но по более важным причинам. – Он помолчал, не выпуская Пьера из своего взгляда, и подвинулся на диване, приглашая этим жестом Пьера сесть подле себя. Пьеру неприятно было вступать в разговор с этим стариком, но он, невольно покоряясь ему, подошел и сел подле него.
– Вы несчастливы, государь мой, – продолжал он. – Вы молоды, я стар. Я бы желал по мере моих сил помочь вам.
– Ах, да, – с неестественной улыбкой сказал Пьер. – Очень вам благодарен… Вы откуда изволите проезжать? – Лицо проезжающего было не ласково, даже холодно и строго, но несмотря на то, и речь и лицо нового знакомца неотразимо привлекательно действовали на Пьера.
– Но если по каким либо причинам вам неприятен разговор со мною, – сказал старик, – то вы так и скажите, государь мой. – И он вдруг улыбнулся неожиданно, отечески нежной улыбкой.
– Ах нет, совсем нет, напротив, я очень рад познакомиться с вами, – сказал Пьер, и, взглянув еще раз на руки нового знакомца, ближе рассмотрел перстень. Он увидал на нем Адамову голову, знак масонства.
– Позвольте мне спросить, – сказал он. – Вы масон?
– Да, я принадлежу к братству свободных каменьщиков, сказал проезжий, все глубже и глубже вглядываясь в глаза Пьеру. – И от себя и от их имени протягиваю вам братскую руку.
– Я боюсь, – сказал Пьер, улыбаясь и колеблясь между доверием, внушаемым ему личностью масона, и привычкой насмешки над верованиями масонов, – я боюсь, что я очень далек от пониманья, как это сказать, я боюсь, что мой образ мыслей насчет всего мироздания так противоположен вашему, что мы не поймем друг друга.
– Мне известен ваш образ мыслей, – сказал масон, – и тот ваш образ мыслей, о котором вы говорите, и который вам кажется произведением вашего мысленного труда, есть образ мыслей большинства людей, есть однообразный плод гордости, лени и невежества. Извините меня, государь мой, ежели бы я не знал его, я бы не заговорил с вами. Ваш образ мыслей есть печальное заблуждение.
– Точно так же, как я могу предполагать, что и вы находитесь в заблуждении, – сказал Пьер, слабо улыбаясь.
– Я никогда не посмею сказать, что я знаю истину, – сказал масон, всё более и более поражая Пьера своею определенностью и твердостью речи. – Никто один не может достигнуть до истины; только камень за камнем, с участием всех, миллионами поколений, от праотца Адама и до нашего времени, воздвигается тот храм, который должен быть достойным жилищем Великого Бога, – сказал масон и закрыл глаза.
– Я должен вам сказать, я не верю, не… верю в Бога, – с сожалением и усилием сказал Пьер, чувствуя необходимость высказать всю правду.
Масон внимательно посмотрел на Пьера и улыбнулся, как улыбнулся бы богач, державший в руках миллионы, бедняку, который бы сказал ему, что нет у него, у бедняка, пяти рублей, могущих сделать его счастие.
– Да, вы не знаете Его, государь мой, – сказал масон. – Вы не можете знать Его. Вы не знаете Его, оттого вы и несчастны.
– Да, да, я несчастен, подтвердил Пьер; – но что ж мне делать?
– Вы не знаете Его, государь мой, и оттого вы очень несчастны. Вы не знаете Его, а Он здесь, Он во мне. Он в моих словах, Он в тебе, и даже в тех кощунствующих речах, которые ты произнес сейчас! – строгим дрожащим голосом сказал масон.
Он помолчал и вздохнул, видимо стараясь успокоиться.
– Ежели бы Его не было, – сказал он тихо, – мы бы с вами не говорили о Нем, государь мой. О чем, о ком мы говорили? Кого ты отрицал? – вдруг сказал он с восторженной строгостью и властью в голосе. – Кто Его выдумал, ежели Его нет? Почему явилось в тебе предположение, что есть такое непонятное существо? Почему ты и весь мир предположили существование такого непостижимого существа, существа всемогущего, вечного и бесконечного во всех своих свойствах?… – Он остановился и долго молчал.
Пьер не мог и не хотел прерывать этого молчания.
– Он есть, но понять Его трудно, – заговорил опять масон, глядя не на лицо Пьера, а перед собою, своими старческими руками, которые от внутреннего волнения не могли оставаться спокойными, перебирая листы книги. – Ежели бы это был человек, в существовании которого ты бы сомневался, я бы привел к тебе этого человека, взял бы его за руку и показал тебе. Но как я, ничтожный смертный, покажу всё всемогущество, всю вечность, всю благость Его тому, кто слеп, или тому, кто закрывает глаза, чтобы не видать, не понимать Его, и не увидать, и не понять всю свою мерзость и порочность? – Он помолчал. – Кто ты? Что ты? Ты мечтаешь о себе, что ты мудрец, потому что ты мог произнести эти кощунственные слова, – сказал он с мрачной и презрительной усмешкой, – а ты глупее и безумнее малого ребенка, который бы, играя частями искусно сделанных часов, осмелился бы говорить, что, потому что он не понимает назначения этих часов, он и не верит в мастера, который их сделал. Познать Его трудно… Мы веками, от праотца Адама и до наших дней, работаем для этого познания и на бесконечность далеки от достижения нашей цели; но в непонимании Его мы видим только нашу слабость и Его величие… – Пьер, с замиранием сердца, блестящими глазами глядя в лицо масона, слушал его, не перебивал, не спрашивал его, а всей душой верил тому, что говорил ему этот чужой человек. Верил ли он тем разумным доводам, которые были в речи масона, или верил, как верят дети интонациям, убежденности и сердечности, которые были в речи масона, дрожанию голоса, которое иногда почти прерывало масона, или этим блестящим, старческим глазам, состарившимся на том же убеждении, или тому спокойствию, твердости и знанию своего назначения, которые светились из всего существа масона, и которые особенно сильно поражали его в сравнении с своей опущенностью и безнадежностью; – но он всей душой желал верить, и верил, и испытывал радостное чувство успокоения, обновления и возвращения к жизни.
– Он не постигается умом, а постигается жизнью, – сказал масон.
– Я не понимаю, – сказал Пьер, со страхом чувствуя поднимающееся в себе сомнение. Он боялся неясности и слабости доводов своего собеседника, он боялся не верить ему. – Я не понимаю, – сказал он, – каким образом ум человеческий не может постигнуть того знания, о котором вы говорите.
Масон улыбнулся своей кроткой, отеческой улыбкой.
– Высшая мудрость и истина есть как бы чистейшая влага, которую мы хотим воспринять в себя, – сказал он. – Могу ли я в нечистый сосуд воспринять эту чистую влагу и судить о чистоте ее? Только внутренним очищением самого себя я могу до известной чистоты довести воспринимаемую влагу.