Шерхан

Шерхан
англ. Shere Khan
Иллюстрация 1895 года работы Уильяма Дрейка
Создатель:	Редьярд Киплинг
Произведения:	«Книга джунглей»
Пол:	мужской
Прозвище:	Лунгри (настоящее имя), Хромой
Роль исполняет:	в советском мультсериале 1973 г. роль Шерхана озвучивает Анатолий Папанов

ШерханШерхан

Шерха́н (англ. Shere Khan; (перс. شاه‎ /shah); тюрк./хан) — тигр, вымышленный персонаж из «Книги джунглей» английского писателя Редьярда Киплинга, главный антагонист Маугли.

Происхождение имени и настоящее имя Шерхана

В произведении прозвище «Шерхан» закрепилось за матёрым тигром, который сам называл себя полноправным и единоличным хозяином джунглей. От рождения матерью ему было дано имя Лунгри (англ. Lungri, в переводе с хинди — «Хромой»), так как тигрёнок родился с хромой лапкой.

Назван так Киплингом в честь индийского падишаха и военачальника Шер-шаха (в пер. с хинди «Царь-лев», «Царь-тигр»). Слово Шер переводится c урду, хинди и фарси, где означает букв. «Тигр». Слово «Хан» происходит от тюркского одноименного титула. Шер-шахом (наст. имя — Фарид-хан) его стали звать после того, как будучи на охоте он убил тигра. Сокращения имени: Ханни, Канни.

Согласно самому Киплингу, «Shere Khan» следует произносить как «Шир кан» (англ. Sheer Karn). Так или иначе, но его имя в англоязычных, русскоязычных и других экранизациях всегда произносится именно «Шерхан».

Жизнь и смерть Шерхана

Уже будучи заматерелым тигром, Шерхан нападает на родителей новорождённого Маугли, в связи с чем Маугли попадает к Ракше и Волку-Отцу — двум индийским волкам, откуда позднее его принимает в свою стаю Акела. В отчаянии от ухода добычи, тигр клянётся, что рано или поздно убьёт Маугли.

Киплинг описывает его как кровожадного тигра. Так, в рассказе «Как приходит страх», Шерхан охотится и убивает человека просто ради азарта.

В течение последующих десяти лет после нападения на родителей Маугли Шерхан внедряется в волчью стаю и подбивает молодых волков против Акелы, преуспевая в этом, особенно в момент, когда Акела промахнулся в ходе охоты. Шерхан требует волков отдать ему Маугли, в противном случае угрожая забрать себе всю их добычу. Сам Маугли при этом нападает на Шерхана и его свору и обращает их в бегство горящим факелом, угрожая, что однажды он снимет шкуру с ненавистного ему тигра.

Из рассказа «Тигр! Тигр!» известно, что местные жители знают о хромом тигре, терроризирующем всю округу, и верят, что он есть не что иное как реинкарнация местного узурпатора, раненого в ногу в ходе восстания и ставшего хромым. К слову, сам Маугли не верит в эти истории, насмехаясь над ними.

Тем временем волк по прозвищу Серый Брат нападает на шакала Табаки — единственного преданного приспешника Шерхана, узнаёт от того, когда и где Шерхан собирается напасть на Маугли, и убивает незадачливого шакала. Вскоре всей полученной информацией он делится с Маугли. С помощью Акелы, ушедшего из стаи и ставшего к тому времени волком-одиночкой, Серый Брат и Маугли устраивают Шерхану ловушку в узком ущелье, где стадо напуганных ими буйволов топчет Шерхана насмерть.

Борьба за тигриную шкуру

После смерти Шерхана Маугли, исполняя данное им обещание, свежует его. Тем временем начинается борьба за шкуру убитого Шерхана, когда внезапно появившийся охотник Бельдео пытается отнять шкуру у Маугли, но падает наземь, приваленный подоспевшим Акелой.

Маугли возвращается в деревню со шкурой на плече, ведя стадо буйволов. Однако сельчане прогоняют его из деревни, заподозрив в колдовстве. Маугли отправляется на скалу Совета, где собирается совет волчьей стаи, бросает на неё шкуру Шерхана и исполняет ритуальный танец с песнопениями, в котором изливает весь свой гнев и смятение.

В других произведениях

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

• В мультсериале «Чудеса на виражах» Шер-Хан — глава могущественной монополистической промышленной корпорации «Хан Индастриз».
• В комиксе «Fables» Шерхан — один из отрицательных персонажей, участвующих в гражданской войне. В конце концов его убивает Белоснежка.

Литература

• Руденко Т. А. [books.google.com/books?id=WuoSkM82n_oC&lpg=PP1&hl=ru&pg=PP1#v=onepage&q&f=false Большая энциклопедия животных]. — М.: Olma Media Group, 2007. — С. 364. — 376 с. — 5000 экз. — ISBN 5-3730-1684-5.
• Стахорский С. В. Энциклопедия литературных героев. — М.: Аграф, 1997. — Т. 1. — С. 261. — 495 с. — ISBN 5-7784-0013-6.
• Vivek Iyer. [books.google.com/books?id=6sT_2doKoMQC&lpg=PP1&hl=ru&pg=PP1#v=onepage&q&f=false Tigers of Wrath (англ.)]. — L.: Polyglot Publications, 2007. — С. 2,110. — 200 с. — ISBN 0-9550-6281-0.
• James O'Reilly, Larry Habegger. [books.google.com/books?id=5fApCKZT91kC&lpg=PP1&hl=ru&pg=PP1#v=onepage&q&f=false Travelers' Tales India: True Stories (англ.)]. — Illustrated. — San Francisco, CA: Travelers' Tales, 2004. — С. 48,49. — 496 с. — (Travelers' Tales Guides). — ISBN 1-9323-6101-4.

Отрывок, характеризующий Шерхан

«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.