Шестак (монета)

Шестак (Речь Посполитая)
Номинал:	6 грошей
Годы чеканки:	1707—1709
Аверс
Реверс

Шестак (польск. Szóstak, белор. Шастак) — монета для платежей на территории Речи Посполитой, подражание польскому шостаку. Оккупационные деньги шестак и тинф были отчеканены в Москве в 1707—1709 годах в разгар Северной войны. Шестак — полтинфа (принудительный курс). Фактический рыночный курс — 1/3 тинфа.

Во время Северной войны между Россией и Швецией (1700—1721 годы) основные военные действия проходили на территории Белоруссии и правобережной Украины. Местное население при расчете не всегда охотно (а позднее лишь по весу серебра) принимало российскую серебряную копейку дореформенного образца. Поэтому для нужд российской армии была начата чеканка монет местного образца (тинф) на Адмиралтейском и Красном монетных дворах. По своему виду и лигатуре монеты должны были соответствовать 500 пробе. Но, так как нормы не выдерживались, также возникли затруднения при расчётах, и поэтому выпуск тинфов был прекращен в 1709 году. Шестаки чеканились в 1707 году. Частично эти монеты имели ограниченное хождение на территории России из расчета 12 копеек за тинф. По решению Брестского воеводства в 1714 году было запрещено обращение тинфов Московского производства. В России же в 1722—1725 годах прошли отзывы тинфовой монеты на передел. Предположительно шестаков и тинфов было выпущено на 200 000 рублей.

Подлинный червонец 1706 года в низкопробном серебре раньше рассматривался как шестак.

Литература

• Юсупов Б. С. Монеты Российской Империи, Часть первая, 1699-1725 гг. — Казань, 2003. — 288 с.

См. также

• Артилук
• Шостак (монета)

Отрывок, характеризующий Шестак (монета)

На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.