Шестовая мина

Шестовая мина — тип морского минного оружия, имевший применение в конце XIX века. Представлял собой заряд взрывчатого вещества, расположенного на конце длинного шеста.

В отличие от мин заграждения (донные, якорные, плавающие и т. п.), шестовая мина являлась оружием активного нападения — она скрытно (обычно в тёмное время суток) доставлялась до борта вражеского корабля с помощью малых судов (минные катера, миноноски, подводные и полуподводные суда) и подрывалась с помощью контактного или электрического взрывателя.

Шестовые мины стояли и на вооружении больших кораблей — главным образом на случай попытки противника нанести таранный удар, предотвратить который должна была угроза со стороны опущенных в воду шестовых мин — но в боевых условиях применения не нашли.

Шестовые мины перестали применяться с распространением метательных мин и «самодвижущихся мин» — торпед.

История

Впервые шестовая мина была создана и испытана в Российской империи. В середине сентября 1862 года в ходе испытаний на Балтийском флоте канонерская лодка «Опыт», вооруженная «минным тараном» (как тогда назвали шестовую мину), приблизилась к стоящей на якоре шхуне «Метеор» и подорвала её.

«Минный таран» представлял собой пороховой заряд весом до полутора пудов (до 24 кг), прикрепленный к концу 15-метрового бревна (шпирона), служившего продолжением форштевня броненосной лодки.

Испытания проводились по инициативе и под руководством адмирала Г. И. Бутакова. Тогда же он докладывал в Морское ведомство:

«Всеми этими опытами Комиссия под моим председательством пришла к убеждению, что идея миноносных судов заготовляет нам возможность иметь самое сильное оружие из всех досель придуманных, а заряд в 1 пуд произведет страшное разрушение в неприятельском судне при совершенной безопасности от этого для минного судна» (ЦГА ВМФ, ф. 807, оп. 1, д. 58, л. 265).

Первый боевой опыт шестовые мины получили в ходе Гражданской войне в США в 1861—1865 гг.

Так, американская шестовая мина была впервые успешно применена на подводной лодке конфедератов «Ханли» (англ. «H.L.Hunley»[en.wikipedia.org/wiki/H._L._Hunley_(submarine)]). 17 февраля 1864 года она потопила паровой корвет северян «Хаусатоник» (англ. «Housatonic» [en.wikipedia.org/wiki/USS_Housatonic_(1861)]). Подводная лодка со всем экипажем также затонула, уже на обратном пути после атаки.

Почти симметричный ответ северян последовал через полгода — в ночь с 27 на 28 октября 1864 года, паровой баркас, оборудованный шестовой миной, под командованием лейтенанта Кушинга (англ. William B. Cushing [en.wikipedia.org/wiki/William_B._Cushing]) атаковал броненосец южан «Албемарл» (англ. «Albemarle»[en.wikipedia.org/wiki/CSS_Albemarle]), который стоял на рейде Плимута в устье реки Роанок. Команде катера удалось преодолеть защитный бон из брёвен (просто рассоединив их) и ударить шестовой миной в подводную часть броненосца. Корабль затонул в течение нескольких минут. Катер тоже погиб — или от взрыва, или из-за того, что был затянут водоворотом от тонущего броненосца. Лейтенант Кушинг и ещё один матрос спаслись, остальные моряки из 13 членов команды либо погибли, либо были взяты в плен.

Также шестовые мины активно применялись русскими моряками в ходе Русско-Турецкой войны 1877—1878. Так с помощью шестовых мин отрядом минных катеров Дунайской флотилии был потоплен турецкий монитор «Сейфи», а катерами минного транспорта «Великий князь Константин» поврежден броненосец «Ассари-Шевкет».

После начала применения торпед (первая удачная атака (третья в мире, считая неудачные боевые попытки) состоялась 14 января 1878 года) шестовые мины стали терять популярность. Последнее успешное применение шестовых мин состоялось в битве при Фучжоу, минными катерами с французских корветов.

Конструкция

Опыты Г. И. Бутакова, проведенные в 1862 году, показали, что безопасное для атакующего корабля расстояние от форштевня до мины составляет 6-8 метров. Общая длина шеста составляла от 8 метров (для катеров) до 15 (для кораблей) и вплоть до 18 метров для самых тяжёлых и мощных мин.

Количество необходимого взрывчатого вещества также первыми опытами было определено величиной порядка 20 кг (1-1,5 пуда). На разных этапах в качестве взрывчатого вещества использовался порох, динамит или пироксилин.

Сама мина, как правило, представляла собой металлическую каплевидную или конусообразную ёмкость, заполненную взрывчаткой и насаженную (или закрепленную при помощи бугелей) на шест.

Взрыв мог производиться от удара или замыканием электровзрывателя экипажем катера. В качестве ударного взрывателя в России использовался взрыватель системы штабс-капитана Российской армии Трумберга.

Шесты использовались как деревянные, так и составные металлические. Закрепление шеста на катере или корабле имело подвижную конструкцию, которая позволяла выдвигать мину из походного положения в боевое и управлять ей (как рычагом) как в плоскости, так и по глубине. Рабочее заглубление мины было порядка 2 метров — ниже уровня, где заканчивается броневой пояс бронированных кораблей.

Обычно для управления средней (носимой катером) миной требовалось усилие 2—3 человек.

К середине 1870-х годов в Российском флоте имелось не менее десяти типов шестовых мин. Самой тяжелой была 140-фунтовая корабельная мина системы полковника В. Ф. Петрушевского (вес без шеста — 182 кг, заряд — 57,5 кг артиллерийского пороха, длина 2200 мм, наибольший диаметр 790 мм, наименьший — 343 мм). Более легкие снаряжались пироксилином (от 3,2 до 24,6 кг). Для сравнения — заряд первых торпед Уайтхеда составлял 27 кг пироксилина.

См. также

• Буксируемая мина
• Метательная мина
• Морская мина
• Торпеда
• Миноноска
• Минный катер

Литература

• [militera.lib.ru/h/torpedo/index.html Торпедой — пли!: История малых торпедных кораблей] / Сост. Д. И. Калмыков , И. А. Калмыкова; Под общ. ред. А. Е. Тараса. — Мн.: Харвест, 1999. — 368 с. — ISBN 985-433-419-8.

• Кузьмин А. [militera.lib.ru/tw/kuzmin_a/index.html Записки по истории торпедных катеров]. — М.-Л.: Военмориздат НКВМФ СССР, 1939. — 136 с.

Отрывок, характеризующий Шестовая мина

– Насилу спасли этого несчастного, – продолжала гостья. – И это сын графа Кирилла Владимировича Безухова так умно забавляется! – прибавила она. – А говорили, что так хорошо воспитан и умен. Вот всё воспитание заграничное куда довело. Надеюсь, что здесь его никто не примет, несмотря на его богатство. Мне хотели его представить. Я решительно отказалась: у меня дочери.
– Отчего вы говорите, что этот молодой человек так богат? – спросила графиня, нагибаясь от девиц, которые тотчас же сделали вид, что не слушают. – Ведь у него только незаконные дети. Кажется… и Пьер незаконный.
Гостья махнула рукой.
– У него их двадцать незаконных, я думаю.
Княгиня Анна Михайловна вмешалась в разговор, видимо, желая выказать свои связи и свое знание всех светских обстоятельств.
– Вот в чем дело, – сказала она значительно и тоже полушопотом. – Репутация графа Кирилла Владимировича известна… Детям своим он и счет потерял, но этот Пьер любимый был.
– Как старик был хорош, – сказала графиня, – еще прошлого года! Красивее мужчины я не видывала.
– Теперь очень переменился, – сказала Анна Михайловна. – Так я хотела сказать, – продолжала она, – по жене прямой наследник всего именья князь Василий, но Пьера отец очень любил, занимался его воспитанием и писал государю… так что никто не знает, ежели он умрет (он так плох, что этого ждут каждую минуту, и Lorrain приехал из Петербурга), кому достанется это огромное состояние, Пьеру или князю Василию. Сорок тысяч душ и миллионы. Я это очень хорошо знаю, потому что мне сам князь Василий это говорил. Да и Кирилл Владимирович мне приходится троюродным дядей по матери. Он и крестил Борю, – прибавила она, как будто не приписывая этому обстоятельству никакого значения.
– Князь Василий приехал в Москву вчера. Он едет на ревизию, мне говорили, – сказала гостья.
– Да, но, entre nous, [между нами,] – сказала княгиня, – это предлог, он приехал собственно к графу Кирилле Владимировичу, узнав, что он так плох.
– Однако, ma chere, это славная штука, – сказал граф и, заметив, что старшая гостья его не слушала, обратился уже к барышням. – Хороша фигура была у квартального, я воображаю.
И он, представив, как махал руками квартальный, опять захохотал звучным и басистым смехом, колебавшим всё его полное тело, как смеются люди, всегда хорошо евшие и особенно пившие. – Так, пожалуйста же, обедать к нам, – сказал он.


Наступило молчание. Графиня глядела на гостью, приятно улыбаясь, впрочем, не скрывая того, что не огорчится теперь нисколько, если гостья поднимется и уедет. Дочь гостьи уже оправляла платье, вопросительно глядя на мать, как вдруг из соседней комнаты послышался бег к двери нескольких мужских и женских ног, грохот зацепленного и поваленного стула, и в комнату вбежала тринадцатилетняя девочка, запахнув что то короткою кисейною юбкою, и остановилась по средине комнаты. Очевидно было, она нечаянно, с нерассчитанного бега, заскочила так далеко. В дверях в ту же минуту показались студент с малиновым воротником, гвардейский офицер, пятнадцатилетняя девочка и толстый румяный мальчик в детской курточке.
Граф вскочил и, раскачиваясь, широко расставил руки вокруг бежавшей девочки.
– А, вот она! – смеясь закричал он. – Именинница! Ma chere, именинница!
– Ma chere, il y a un temps pour tout, [Милая, на все есть время,] – сказала графиня, притворяясь строгою. – Ты ее все балуешь, Elie, – прибавила она мужу.
– Bonjour, ma chere, je vous felicite, [Здравствуйте, моя милая, поздравляю вас,] – сказала гостья. – Quelle delicuse enfant! [Какое прелестное дитя!] – прибавила она, обращаясь к матери.
Черноглазая, с большим ртом, некрасивая, но живая девочка, с своими детскими открытыми плечиками, которые, сжимаясь, двигались в своем корсаже от быстрого бега, с своими сбившимися назад черными кудрями, тоненькими оголенными руками и маленькими ножками в кружевных панталончиках и открытых башмачках, была в том милом возрасте, когда девочка уже не ребенок, а ребенок еще не девушка. Вывернувшись от отца, она подбежала к матери и, не обращая никакого внимания на ее строгое замечание, спрятала свое раскрасневшееся лицо в кружевах материной мантильи и засмеялась. Она смеялась чему то, толкуя отрывисто про куклу, которую вынула из под юбочки.
– Видите?… Кукла… Мими… Видите.
И Наташа не могла больше говорить (ей всё смешно казалось). Она упала на мать и расхохоталась так громко и звонко, что все, даже чопорная гостья, против воли засмеялись.
– Ну, поди, поди с своим уродом! – сказала мать, притворно сердито отталкивая дочь. – Это моя меньшая, – обратилась она к гостье.
Наташа, оторвав на минуту лицо от кружевной косынки матери, взглянула на нее снизу сквозь слезы смеха и опять спрятала лицо.
Гостья, принужденная любоваться семейною сценой, сочла нужным принять в ней какое нибудь участие.
– Скажите, моя милая, – сказала она, обращаясь к Наташе, – как же вам приходится эта Мими? Дочь, верно?
Наташе не понравился тон снисхождения до детского разговора, с которым гостья обратилась к ней. Она ничего не ответила и серьезно посмотрела на гостью.
Между тем всё это молодое поколение: Борис – офицер, сын княгини Анны Михайловны, Николай – студент, старший сын графа, Соня – пятнадцатилетняя племянница графа, и маленький Петруша – меньшой сын, все разместились в гостиной и, видимо, старались удержать в границах приличия оживление и веселость, которыми еще дышала каждая их черта. Видно было, что там, в задних комнатах, откуда они все так стремительно прибежали, у них были разговоры веселее, чем здесь о городских сплетнях, погоде и comtesse Apraksine. [о графине Апраксиной.] Изредка они взглядывали друг на друга и едва удерживались от смеха.
Два молодые человека, студент и офицер, друзья с детства, были одних лет и оба красивы, но не похожи друг на друга. Борис был высокий белокурый юноша с правильными тонкими чертами спокойного и красивого лица; Николай был невысокий курчавый молодой человек с открытым выражением лица. На верхней губе его уже показывались черные волосики, и во всем лице выражались стремительность и восторженность.
Николай покраснел, как только вошел в гостиную. Видно было, что он искал и не находил, что сказать; Борис, напротив, тотчас же нашелся и рассказал спокойно, шутливо, как эту Мими куклу он знал еще молодою девицей с неиспорченным еще носом, как она в пять лет на его памяти состарелась и как у ней по всему черепу треснула голова. Сказав это, он взглянул на Наташу. Наташа отвернулась от него, взглянула на младшего брата, который, зажмурившись, трясся от беззвучного смеха, и, не в силах более удерживаться, прыгнула и побежала из комнаты так скоро, как только могли нести ее быстрые ножки. Борис не рассмеялся.
– Вы, кажется, тоже хотели ехать, maman? Карета нужна? – .сказал он, с улыбкой обращаясь к матери.
– Да, поди, поди, вели приготовить, – сказала она, уливаясь.
Борис вышел тихо в двери и пошел за Наташей, толстый мальчик сердито побежал за ними, как будто досадуя на расстройство, происшедшее в его занятиях.


Из молодежи, не считая старшей дочери графини (которая была четырьмя годами старше сестры и держала себя уже, как большая) и гостьи барышни, в гостиной остались Николай и Соня племянница. Соня была тоненькая, миниатюрненькая брюнетка с мягким, отененным длинными ресницами взглядом, густой черною косой, два раза обвившею ее голову, и желтоватым оттенком кожи на лице и в особенности на обнаженных худощавых, но грациозных мускулистых руках и шее. Плавностью движений, мягкостью и гибкостью маленьких членов и несколько хитрою и сдержанною манерой она напоминала красивого, но еще не сформировавшегося котенка, который будет прелестною кошечкой. Она, видимо, считала приличным выказывать улыбкой участие к общему разговору; но против воли ее глаза из под длинных густых ресниц смотрели на уезжавшего в армию cousin [двоюродного брата] с таким девическим страстным обожанием, что улыбка ее не могла ни на мгновение обмануть никого, и видно было, что кошечка присела только для того, чтоб еще энергичнее прыгнуть и заиграть с своим соusin, как скоро только они так же, как Борис с Наташей, выберутся из этой гостиной.