Шефер, Карл

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Карл Шефер

Карл Шефер (справа) с
Эдуардом Энгельманном в 1931 году
Персональные данные
Представляет

Австро-Венгрия

Дата рождения

17 мая 1909(1909-05-17)

Место рождения

Вена, Австрия

Дата смерти

23 апреля 1976(1976-04-23) (66 лет)

Место смерти

Вена, Австрия

Спортивные достижения
Лучшие результаты по системе ИСУ
(на международных любительских соревнованиях)
Сумма: Не соревновался по
новой
судейской системе
Олимпийские игры
Золото Лейк-Плэсид 1932 одиночное катание
Золото Гармиш-Партенкирхен 1936 одиночное катание

Карл Ше́фер (нем. Karl Schäfer; 17 мая 1909, Вена — 23 апреля 1976, там же[1]) — австрийский фигурист, двукратный Олимпийский чемпион (1932 год и 1936 год) в одиночном катании.





Биография

Карл Шефер родился в Вене недалеко от искусственного катка Эдуарда Энгельманна младшего. Когда ему было 11 лет, тренер Рудольф Куцер заметил в нём талант. Шефер был разносторонне одаренным человеком: он очень хорошо играл на скрипке, а также был чемпионом Австрии по плаванию брассом и даже участвовал в летних Олимпийских играх 1928 года.

По окончании карьеры спортсмена, в 1936 году, Карл переехал в США где работал тренером. В 1938 году он открыл в Вене склад спортивных товаров. В 1940-м он и Нерта Вотчер (также тренер фигурного катания) основали шоу «Ревю льда Карла Шефера» (Karl-Schäfer-Eisrevue). В 1943 году Карл Шефер снялся в качестве актёра в фильме «Der weiße Traum» (Белая мечта). После Второй мировой войны участвовал в восстановлении катка Энгельманна и с 1946 года тренировал там молодых фигуристов.

Между 1956 и 1962 он снова уезжал в США, чтобы работать там тренером по фигурному катанию. В 1962-м он вернулся в Вену и жил там и работал до конца жизни. Был женат на Кристине Энгельманн, самой младшей дочери Эдуарда Энгельманна младшего.

C 1974 года по 2008 год в Вене, ежегодно, проходил турнир названный в честь Карла Шефера — «Мемориал Карла Шефера» (нем. Karl Schäfer Memorial).

Спортивные результаты

Соревнования/Год 1927 1928 1929 1930 1931 1932 1933 1934 1935 1936
Олимпиады 4 1 1
Чемпионаты мира 3 2 2 1 1 1 1 1 1 1
Чемпионаты Европы 3 2 1 1 1 1 1 1 1 1
Чемпионаты Австрии 2 2 1 1 1 1 1 1 1

Напишите отзыв о статье "Шефер, Карл"

Примечания

  1. [www.sports-reference.com/olympics/athletes/sc/karl-schafer-1.html Karl Schäfer Biography and Olympic Results] (англ.). Sports-Reference.com. Проверено 7 июля 2010. [www.webcitation.org/666V8RjGW Архивировано из первоисточника 12 марта 2012].
сука

См. также

Отрывок, характеризующий Шефер, Карл

Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.