Шеффер, Питер
Поделись знанием:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Питер Шеффер | |||
Peter Shaffer | |||
Род деятельности: | |||
---|---|---|---|
Язык произведений: |
английский | ||
Премии: | |||
Награды: |
|
Сэр Пи́тер Ле́вин Ше́ффер[1] (англ. Sir Peter Levin Shaffer; 15 мая 1926, Ливерпуль — 6 июня 2016) — британский драматург и сценарист, обладатель «Золотого глобуса» и премии «Оскар» 1985 года за лучший сценарий к фильму «Амадей».
Биография
Родился в еврейской семье. Вместе с братом-близнецом Энтони (тоже будущим писателем, драматургом, сценаристом и кинопродюсером) получил образование в кэмбриджском Тринити-колледже, — изучал историю.
Творчество
В 1979 году под влиянием «маленькой трагедии» А. С. Пушкина «Моцарт и Сальери» и одноимённой оперы Н. А. Римского-Корсакова создал свою самую известную пьесу — «Амадей» .
Пьесы
- 1958 — «Упражнение для пяти пальцев» / англ. «Five Finger Exercise»
- 1964 — «Королевская охота за солнцем» / англ. «The Royal Hunt of the Sun»
- 1965 — «Чёрная комедия» / англ. «Black Comedy»
- 1973 — [biblioteka.teatr-obraz.ru/files/lib/shaffer_equus.html «Эквус»] / англ. «Equus» — «Тони»: «Лучшая пьеса», 1975
- 1979 — «Амадей» / англ. «Amadeus» — «Тони»: «Лучшая пьеса», 1981
- 1987 — «Летиция и дурман» / англ. «Lettice and Lovage»
- «Соглядатай»
- «Любовный напиток»
Постановки
- 1971 — «Чёрная комедия», реж. Роман Виктюк — Литовский Русский драматический театр, Вильнюс
- 1974 — «Эквус», Алан Стрэнг — Том Халс; Доктор Дайзерт — Энтони Хопкинс, Энтони Перкинс, Ричард Бартон — Плимут Тиэтр / en:Plymouth Theatre, Бродвей, Нью-Йорк
- 1976 — «Эквус», реж. Джон Декстер; Алан Стрэнг — Джерри Сандквист / Gerry Sundquist; National Theatre, Лондон
- 1979 — «Амадей», реж. Питер Холл; Моцарт — Саймон Кэллоу, Сальери — Пол Скофилд — Королевский национальный театр, Лондон
- 1980 — «Амадей», реж. Питер Холл; Сальери — Иэн Маккеллен, Констанция — Джейн Сеймур — Бродвей, Нью-Йорк
- 1982 — «Амадеус», реж. Георгий Товстоногов и Юрий Аксёнов. Сальери — Владислав Стржельчик; Моцарт — Юрий Демич; Констанция — Елена Попова
- 1983 — «Амадей», реж. Марк Розовский. Сальери — Олег Табаков, Моцарт — Владимир Пинчевский, Роман Козак, Михаил Ефремов, Сергей Безруков; Констанция — Елена Проклова. Премьера — 20 декабря[2] 1983. [nescafe.theatre.ru/theatre-15/perf-10104/ — программка, пресса, фото] [www.mxat.ru/performance/amadey/ — программка, пресса, фото]
- 1987 — «Летиция и дурман». В ролях: Мэгги Смит и Маргарет Тижак (англ. Margaret Tyzack) — Гилгуд Тиэтр / en:Gielgud Theatre), Лондон — 768 представлений
- 1989 — «Эквус», реж. Андрей Андреев. Алан Стрэнг — Иван Латышев, Александр Лыков, Дмитрий Бульба; Доктор Дайзерт — Николай Иванов / Ленинградский ТЮЗ
- 1990 — «Летиция и дурман». В ролях: Мэгги Смит («Тони»: «Best Actress in a Play») и Маргарет Тижак (англ. Margaret Tyzack, «Тони»: «Best Featured Actress in a Play») — en:Ethel Barrymore Theatre, Бродвей, Нью-Йорк, 13 марта 1990 — 23 декабря 1990
- 2007 — «Эквус», реж. Теа Шеррок . Алан Стрэнг — Дэниел Рэдклифф; Доктор Дайзерт — Ричард Гриффитс — Гилгуд Тиэтр / en:Gielgud Theatre), Лондон, 16 февраля — 9 июня
- 2008 — «Эквус», реж. Теа Шеррок. Алан Стрэнг — Дэниел Рэдклифф; Доктор Дайзерт — Ричард Гриффитс — Бродхёрст Тиэтр / en:Broadhurst Theatre, Бродвей, Нью-Йорк, 5 сентября 2008 — 8 февраля 2009
- 2012 — «Эквус», реж. Юрий Хармелин. Алан Стрэнг — Никита Волок; Доктор Дайзерт — Василий Павленко / Государственный молодёжный драматический театр «С улицы Роз», Кишинёв
Фильмография
- 1962 — Упражнение для пяти пальцев, реж. Дэниел Манн
- 1969 — Королевская охота за солнцем, реж. Ирвинг Лернер
- 1977 — Эквус, реж. Сидни Люмет
- 1984 — Амадей, реж. Милош Форман
Напишите отзыв о статье "Шеффер, Питер"
Примечания
- ↑ Варианты русской транскрипции фамилии: Шэффер, Шаффер
- ↑ Соловьёва И. [nescafe.theatre.ru/theatre-15/perf-10104/press-4680/ «Амадей»] // «Амадей»: Буклет к 300-му спектаклю. М.: МХТ, 2005.
Ссылки
- [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/literatura/SHEFFER_PITER_LEVIN.html Шеффер, Питер] // Энциклопедия «Кругосвет».
- [aahz.ru/equus.php Equus — Эквус]
Отрывок, характеризующий Шеффер, Питер
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.
Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.
«Душенька», – повторила она.
«Что он думал, когда сказал это слово? Что он думает теперь? – вдруг пришел ей вопрос, и в ответ на это она увидала его перед собой с тем выражением лица, которое у него было в гробу на обвязанном белым платком лице. И тот ужас, который охватил ее тогда, когда она прикоснулась к нему и убедилась, что это не только не был он, но что то таинственное и отталкивающее, охватил ее и теперь. Она хотела думать о другом, хотела молиться и ничего не могла сделать. Она большими открытыми глазами смотрела на лунный свет и тени, всякую секунду ждала увидеть его мертвое лицо и чувствовала, что тишина, стоявшая над домом и в доме, заковывала ее.
– Дуняша! – прошептала она. – Дуняша! – вскрикнула она диким голосом и, вырвавшись из тишины, побежала к девичьей, навстречу бегущим к ней няне и девушкам.
17 го августа Ростов и Ильин, сопутствуемые только что вернувшимся из плена Лаврушкой и вестовым гусаром, из своей стоянки Янково, в пятнадцати верстах от Богучарова, поехали кататься верхами – попробовать новую, купленную Ильиным лошадь и разузнать, нет ли в деревнях сена.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Драматурги по алфавиту
- Драматурги Великобритании
- Драматурги XX века
- Сценаристы по алфавиту
- Сценаристы Великобритании
- Сценаристы XX века
- Командоры ордена Британской империи
- Рыцари-бакалавры
- Писатели по алфавиту
- Лауреаты премии «Оскар»
- Писатели Великобритании
- Лауреаты премии «Золотой глобус»
- Лауреаты премии «Драма Деск»
- Лауреаты премии «Тони»