Шехзаде Джихангир
| Шехзаде Джихангир тур. Şehzade Cihangir осман. الأمير جيهانغير | ||
| ||
|---|---|---|
| ? — 27 ноября 1553 | ||
| Монарх: | Сулейман I | |
| Предшественник: | ? | |
| Преемник: | ? | |
| Вероисповедание: | Ислам | |
| Рождение: | 1531 Стамбул | |
| Смерть: | 27 ноября 1553 Алеппо | |
| Место погребения: | мечеть Шехзаде, Стамбул | |
| Род: | Османы | |
| Имя при рождении: | Джихангир | |
| Отец: | Сулейман I | |
| Мать: | Хюррем Султан | |
Шехзаде Джихангир (тур. Şehzade Cihangir, осман. الأمير جيهانغير; 1531, Стамбул — 27 ноября 1553, Алеппо) — младший сын Султана Сулеймана Великолепного от его законной жены Хюррем Султан[1]. В честь шехзаде Джихангира назван один из районов Стамбула и мечеть.
Содержание
Биография
Шехзаде родился в 1531 году в Стамбуле. Он был шестым ребёнком Сулеймана и пятым сыном Хюррем. По традиции Джихангир воспитывался во дворце. У шехзаде был врожденный порок — горб. Учитывая это, Джихангир не претендовал на османский престол. Однако Джихангир был человеком образованным, увлекался каллиграфией, писал стихи под именем Зарифи (тур. Zarîfî), подолгу беседовал с отцом. Несмотря на физический недостаток к моменту отправки в санджак у Джихангира была наложница. Существует мнение, что он был горячо привязан к единокровному брату Мустафе (сын Сулеймана и Махидевран). Однако стоит заметить, что Мустафа покинул столицу, когда Джихангиру было всего два года.
Смерть
Джихангир скончался на 23 году жизни в Халебе, спустя несколько недель после казни Мустафы (легенда гласит, что Джихангир скончался от тоски по брату)[2]. Похоронен Джихангир в мечети Шехзаде в Стамбуле рядом со своим старшим братом шехзаде Мехмедом.
Киновоплощения
- В турецком сериале «Хюррем Султан» роль Джихангира исполняет Энгин Хепилери.
- В сериале «Великолепный век» роль взрослого Джихангира исполняет Толга Сарыташ.
Напишите отзыв о статье "Шехзаде Джихангир"
Примечания
- ↑ İsmail Hakkı Uzunçarşılı. Osmanlı Tarihi, II. cilt / İsmail Hakkı. — Ankara. — 401 с. — ISBN 975-16-0012-X.
- ↑ [hurarsiv.hurriyet.com.tr/goster/haber.aspx?id=3424473&tarih=2005-10-23 İskele iskele Boğaziçi, Muhsin Yaşin, Hürriyet Gazetesi]
Отрывок, характеризующий Шехзаде Джихангир
– Как он, братец ты мой, глянет на ноги мне… ну! думаю…– А другой то австрияк, с ним был, словно мелом вымазан. Как мука, белый. Я чай, как амуницию чистят!
– Что, Федешоу!… сказывал он, что ли, когда стражения начнутся, ты ближе стоял? Говорили всё, в Брунове сам Бунапарте стоит.
– Бунапарте стоит! ишь врет, дура! Чего не знает! Теперь пруссак бунтует. Австрияк его, значит, усмиряет. Как он замирится, тогда и с Бунапартом война откроется. А то, говорит, в Брунове Бунапарте стоит! То то и видно, что дурак. Ты слушай больше.
– Вишь черти квартирьеры! Пятая рота, гляди, уже в деревню заворачивает, они кашу сварят, а мы еще до места не дойдем.
– Дай сухарика то, чорт.
– А табаку то вчера дал? То то, брат. Ну, на, Бог с тобой.
– Хоть бы привал сделали, а то еще верст пять пропрем не емши.
– То то любо было, как немцы нам коляски подавали. Едешь, знай: важно!
– А здесь, братец, народ вовсе оголтелый пошел. Там всё как будто поляк был, всё русской короны; а нынче, брат, сплошной немец пошел.
– Песенники вперед! – послышался крик капитана.
И перед роту с разных рядов выбежало человек двадцать. Барабанщик запевало обернулся лицом к песенникам, и, махнув рукой, затянул протяжную солдатскую песню, начинавшуюся: «Не заря ли, солнышко занималося…» и кончавшуюся словами: «То то, братцы, будет слава нам с Каменскиим отцом…» Песня эта была сложена в Турции и пелась теперь в Австрии, только с тем изменением, что на место «Каменскиим отцом» вставляли слова: «Кутузовым отцом».
Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
