Шешель, Воислав

Воислав Шешель
Вице-президент Сербии
1998 год — 2000 год
Глава правительства:	Мирко Марьянович
Президент:	Милан Милутинович
мэр города Земун
декабрь 1996 года — апрель 1998 года
Предшественник:	Ненад Рибар
Преемник:	Свето Драгишич
Отец:	Николай Шешель
Мать:	Даница
Дети:	Александр Шешель Михаил Шешель Владимир Шешель
Партия:	Союз коммунистов Югославии (1971-1984) Сербская радикальная партия (с 1991)
Учёная степень:	доктор наук
Профессия:	юрист
Деятельность:	политик-националист, доктор юридических наук, лидер Сербской радикальной партии
Военная служба
Годы службы:	1989-1998
Принадлежность:	Четники
Звание:	воевода
Награды:	Орден Республики Сербия Орден Звезды Карагеоргия первой степени с лентой

Во́ислав Ше́шель (серб. Војислав Шешељ, Voislav Šešelj; род. 11 октября 1954, Сараево, СФРЮ) — сербский политик-националист, лидер Сербской радикальной партии. Четыре раза был кандидатом на пост президента Республики Сербия. Вице-президент Республики Сербия в 1998—2000 годах, мэр города Земун в 1996—1998 годах. Доктор юридических наук.

Более 11 лет находился в камере предварительного заключения тюрьмы Гааги в качестве обвиняемого судебного процесса Международного трибунала по бывшей Югославии (МТБЮ). В 2009—2012 годах МТБЮ трижды выносил Шешелю обвинительные приговоры по второстепенным делам.

Шешель находился в КПЗ с 24 февраля 2003 года, что, по мнению судьи МТБЮ Жан-Клода Антонетти, является мировым рекордом для развитых стран.

12 ноября 2014 года Шешель условно освобождён из предварительного заключения по состоянию здоровья и вернулся в Белград. 31 марта 2016 года был полностью оправдан Международным уголовным трибуналом по бывшей Югославии.

Биография

Воислав Шешель родился 11 октября 1954 года в городе Сараево. Его прадед по материнской линии, Веселин Мисита, был командиром отряда сербских четников. Николай Шешель — отец — во время Второй мировой воевал в партизанских отрядах Иосипа Броз Тито. Родители Воислава поженились в 1953 году.

В 1976 году Воислав окончил юридический факультет Сараевского университета. В возрасте 25 лет защитил докторскую диссертацию по теме «Политическая сущность милитаризма и фашизма», став самым молодым доктором наук в Югославии. После данной работы Шешель в течение года преподавал в Мичиганском университете в США.

Карьера

Политическую карьеру Шешель начал в начале 1980-х с противостояния коммунистическому режиму Социалистической Республики Босния и Герцеговина.

В середине 1980-х Шешель написал статью, в которой призывал преобразовать Югославию из многонациональной федерации в государство, где бы доминировали сербы, за что провёл в тюрьме 2 года.

Следующий тюремный срок Шешель получил в возрасте 28-лет за деятельность, которую вёл с «анархолибералистических и националистических позиций». Во время пребывания в сараевской тюрьме срок наказания Шешеля снизили на 4 года. В тюрьме в Зенице он провёл 2 года. На досрочное освобождение Шешеля повлияли многочисленные протесты и петиции интеллигенции Югославии.

С 1989 года Шешель активно выступал с лекциями в сербских диаспорах США, Канады, Австралии и Западной Европы. С точки зрения некоторых наблюдателей, главной целью этих поездок был сбор средств для организации националистического движения в Сербии. В июне того же года глава движения сербских четников Равна Гора Момчило Джуич присвоил ему почетный чин четнического воеводы «за особые заслуги в борьбе за сербские национальные интересы». Впоследствии Джуич стал критиковать Шешеля за сотрудничество со Слободаном Милошевичем и в 1998 году лишил его ранее присвоенного звания.

В январе 1990 года Шешель основал Сербское движение борцов за свободу. В марте того же года это движение объединилось с «Сербским народным возрождением» писателя-оппозиционера Вука Драшковича, образовав новую партию Сербское движение обновления (СДО). После раскола в партии Шешель в июне того же года основал «Сербское четническое (упоминалось также как добровольческое) движение», однако вскоре эта организация была запрещена из-за своего названия, оскорбляющего «общественную мораль».

В октябре 1990 года Шешель был приговорен к краткосрочному тюремному заключению за попытку разрушить Дом цветов — политик обвинял покойного югославского лидера в унижении сербской нации и настаивал на переносе его останков на историческую родину, в Хорватию. В том же месяце Шешель был повторно арестован и осужден на 45 дней тюрьмы. В ноябре того же года, находясь в заключении, Шешель был зарегистрирован кандидатом в президенты Сербии. На выборах 9 декабря 1990 года он получил 1,91 процента голосов и занял пятое место.

К началу 1990-х относят озвученную Шешелем угрозу устроить диверсию на АЭС Кршко в Словении и заявление о готовности нанести ракетные удары по Италии, Австрии и Хорватии в случае атаки авиации НАТО по позициям боснийских сербов.

В феврале 1991 года (по другим данным, в 1990) Шешель на базе объединения «Сербского четнического движения» с частью местных отделений Народной радикальной партии основал Сербскую радикальную партию (СРП) и возглавил её. В апреле 1991 года Шешель как независимый кандидат был избран в Скупщину Сербии по одному из одномандатных округов (по другим данным, депутатом сербского парламента Шешель стал в июне 1991 года). В 1991 году в интервью журналу «Шпигель» Воислав заявил: «Хорваты получат столько земли, сколько можно будет разглядеть с колокольни Загребского кафедрального собора, а если они будут возражать, мы заберем и это».

В апреле 1992 года была провозглашена Союзная республика Югославия (СРЮ), в состав которой вошли Сербия и Черногория. В мае того же года СРП успешно выступила на выборах в парламент СРЮ. В декабре того же года на выборах в парламент Сербии СРП получила 22,6 процента голосов и уступила только Социалистической партии Милошевича (28,8 процента). После выборов радикалы вступили с социалистами в «негласную коалицию», не получив при этом мест в правительстве. По мнению аналитиков, успех СРП во многом был связан с регулярными появлениями Шешеля на государственных телеканалах, где лидер радикалов выступал с националистическими лозунгами и критиковал выступавшую против Милошевича демократическую оппозицию.

Во время войн в Югославии начала 90-х Шешель активно участвовал в организации и руководстве добровольческими отрядами сербов. В 1991—1993 годах Шешель принимал активное участие в боевых действиях в Хорватии и Боснии как организатор вооруженных отрядов сербских добровольцев («Шешелевичи», «четники», «Белые орлы»). Эти отряды вместе с сербской армией пытались занять населенные сербами территории. По задумке Шешеля, «Великая Сербия» должна была включать Сербию вместе с провинциями Косово и Воеводина, Боснию и Герцоговину, Македонию, Черногорию, а также часть Хорватии.

В конце 1992 года госсекретарь США Лоренс Иглбергер назвал Шешеля в числе командиров, которых, по его мнению, необходимо было привлечь к международному суду за военные преступления, совершенные во время боевых действий на Балканах. Шешель все обвинения в свой адрес отрицал.

В августе 1993 года Милошевич отказался от поддержки боснийских сербов, и союз социалистов и радикалов распался. Шешель обвинил Милошевича в предательстве «Великой Сербии», а также в коррупции и провальной экономической политике. Власти объявили Шешеля «фашистом»^{[неавторитетный источник? 2946 дней]}. Милошевич и Шешель также обвинили друг друга в причастности к грабежам мирного населения и другим преступлениям, совершенных в ходе Боснийской войны.

В ноябре 1996 года Шешель одержал победу на городских выборах в Земуне. По мнению западных СМИ, в это время несколько проживавших в Земуне хорватских семей были незаконно изгнаны из своих домов, куда затем по распоряжению главы города заселялись сербские беженцы. В июле 1997 года охранниками Шешеля был избит адвокат одной из хорватских семей. Позднее противники Шешеля обвиняли его в тесных связях с «земунской» преступной группировкой, члены которой якобы вели наиболее активную работу в городе во время правления Шешеля.

В период с 1998 по 2000 год Шешель был вице-премьером Сербии. Во время Войны в Косово Воислав вместе со своей партией поддерживал Слободана Милошевича.

На президентских выборах 2002 года в поддержку кандидатуры Шешеля выступил Милошевич, более года находившийся под арестом Международного трибунала по бывшей Югославии. В первом туре выборов в сентябре 2002 года Шешель получил 23,24 процента голосов и занял третье место, уступив демократу Воиславу Коштунице и независимому кандидату Миролюбу Лабусу. Второй тур голосования в октябре не состоялся из-за низкой явки избирателей. В декабре 2002 года в третий раз на участки пришли только 45 процентов избирателей (из них 36 процентов отдали голоса за Шешеля, 58 процентов — за Коштуницу).

Процесс над Шешелем в Гаагском трибунале

14 февраля 2003 года Международный трибунал по бывшей Югославии выдвинул против Шешеля обвинения в финансировании, руководстве сербских добровольческих формирований и разжиганию межнациональной розни во время войн в Хорватии и Боснии в начале 1990-х. Воиславу было предъявлено обвинение по 14 пунктам. 24 февраля Шешель добровольно прибыл в Гаагу, намереваясь самостоятельно доказать свою невиновность перед трибуналом. Шешель заявил, что он намерен «разбить трибунал на кусочки и вернуться победителем». В течение последующих 11 лет в предварительном заключении Шешель утверждал, что никаких реальных доказательств его причастности к геноциду несербского населения не существует.

10 ноября 2006 года Шешель объявил голодовку, протестуя против отказа в праве на самостоятельную защиту самого себя; на получение материалов дела на сербском языке; на возможность неограниченных встреч с родственниками. Трибунал назначил Шешелю адвокатом Дэвида Хупера, которого сам Шешель обвинил в возможной помощи обвинению. 24 июля 2009 МТБЮ приговорил Шешеля к 15 месяцам тюрьмы по второстепенному делу о так называемому «вмешательству в осуществление правосудия». Шешелю вменялось в вину, что в одной из своих книг он раскрыл имена трёх засекреченных свидетелей обвинения.

Деятельность МТБЮ, должна была быть прекращена в 2010, но трибунал продолжил свою работу без легального международного мандата. В октябре 2011 МТБЮ отказал Шешелю в требовании прекратить основной процесс. Свой отказ МТБЮ аргументировал отсутствием в трибунале максимально допустимого срока пребывания под стражей в ходе судебного следствия. Из этой формулировки некоторые аналитики сделали вывод, что суд над Шешелем может длиться неограниченное время, а сам Шешель, может не дожить до приговора, подобно Милошевичу. В начале октября 2011 года его адвокат заявил, что судебный процесс крайне затянут, так как трибунал занят выяснением незначительных по сравнению с основным процессом подробностей, таких как статус обвиняемого.

Во время одной из своих речей перед судьями МТБЮ в Гааге Воислав Шешель обозначил сербов как «малых русских на Балканах».

31 октября 2011 МТБЮ приговорил Шешеля к 18 месяцам заключения по другому второстепенному делу — по обвинению в неуважении к суду в связи с раскрытием личностей 11 засекреченных свидетелей, выступавших на основном судебном процессе против него.

К июню 2012 трибунал конкретизировал обвинение Шешелю в военных преступлениях. Согласно материалам прокурора, Шешель обвиняется в разжигании межнациональной розни, подстрекательстве к «геноциду, совершению убийств, пыток, преследованию и жестокому обращению» с несербами в период распада Югославии. В частности, Шешеля обвиняют в изгнании десятков тысяч человек, в убийстве более 900 хорватов и мусульман, пытках и избиении людей. По мнению прокурора, подсудимый формировал и финансировал сербские добровольческие подразделения, которые изгоняли несербов с территории Боснии, Хорватии и Сербии в начале 1990-х гг. Сам Шешель все обвинения отверг.

28 июня 2012 года МТБЮ в третий раз осудил Шешеля по второстепенному делу. На этот раз трибунал приговорил Шешеля к 2 годам заключения за «неуважение к суду», выразившееся в отказе подсудимого свидетельствовать в свою защиту. В октябре 2013 года произошла новая задержка с вынесением приговора по основному делу в связи с заменой судьи. В декабре 2013 года Шешель перенёс операцию в Нидерландах в связи со злокачественной опухолью толстой кишки, после чего прошёл курс химиотерапии.

Освобождение

Летом 2014 года по настоянию процессуальной палаты Гаагского трибунала в МТБЮ был поднят вопрос о временном освобождении 60-летнего Шешеля, находящегося в камере предварительного заключения более 11 лет, что, по мнению процессуальной палаты, превышает все допустимые пределы. Трибунал выставил ряд условий временного освобождения Шешеля до приговора. Например, Шешелю было необходимо отмечаться в сербской полиции. В ответе трибуналу Шешель отказался совершать регулярные визиты в полицию и носить электронный браслет, поскольку эти меры, по его мнению, оскорбляют человеческое достоинство. Шешель принял только одно условие МТБЮ — не покидать пределов Сербии.

С 29 по 31 октября в Гааге Шешеля осмотрела бригада сербских врачей и подтвердила установленный ранее голландскими докторами диагноз — развитие онкологического заболевания, метастазы в печени. 12 ноября 2014 года Шешель был условно освобождён из предварительного заключения по состоянию здоровья и вернулся в Белград, где его в аэропорту приветствовали сотни сторонников.

Перед объявлением приговора заявил Шешель, что суд не только не сумел построить доказательную базу, но и даже попытался фальсифицировать показания свидетелей обвинения.

31 марта 2016 года Международный трибунал по бывшей Югославии вынес Воиславу Шешелю оправдательный приговор, сняв с него обвинение по всем пунктам.

Участие в выборах

Шешель неоднократно выставлял свою кандидатуру на президентских выборах в Югославии и Сербии:

• Сентябрь-октябрь 1997 года — 1 126 940 (27,28 %) голосов в первом туре и 1 733 859 (49,10 %; первое место) голосов во втором туре; второй тур выборов признан несостоявшимся из-за низкой явки
• Декабрь 1997 года — 1 227 076 (32,19 %) голосов в первом туре и 1 383 868 (37,57 %; второе место) голосов во втором туре
• Сентябрь-октябрь 2002 года — 845 308 (23,24 %) голосов в первом туре; выборы признаны несостоявшимися из-за низкой явки
• Декабрь 2002 года — 1 063 296 (36,08 %) голосов в первом туре; выборы признаны несостоявшимися из-за низкой явки

Шешель и Россия

По мнению депутата от ЛДПР Алексея Островского, Шешель всегда выступал за развитие братских связей с Россией и на протяжении многих десятилетий является «надёжным другом российского народа».

23 декабря 2010 года под председательством Сергея Бабурина был создан Российский общественный комитет (РОК) в защиту Шешеля. Члены Комитета заявили о решимости бороться за справедливость в отношении Шешеля и освобождения Шешеля из заключения. В сентябре 2012 года РОК в защиту Воислава Шешеля возглавил Вячеслав Тетёкин.

Семья

Первой женой Шешеля была Весна Тунич (Мудреша). У них родился сын, Николай.

Во второй раз Шешель женился на Ядранке Шешель (в девичестве Павлович). Супруги родили троих сыновей — Александра, Михаила, Владимира.

Литература

Шешель известен как автор более 50 научных и политических книг, в числе которых в прессе упоминался фундаментальный труд «Идеология сербского национализма». В 2007 году «за верность служения в науке и культуре единству славянских народов» Шешель был удостоен премии имени Эдуарда Володина «Имперская культура». Шешель написал несколько книг, в которых обвинил Римскую католическую церковь в поддержке геноцида сербов:

• Римска курија вечито жедна српске крви.  (серб.) (2006)
• Antihristov namesnik zlikovacki rimski papa Benedikt sesnaesti.  (серб.) (2006)
• Pontifex Maximus of Satanist church John Paul II.  (серб.) (2006)
• Devil’s assistant criminal Roman Pope John Paul II.  (серб.)^{[неавторитетный источник? 2946 дней]} (2004)

Ссылки

• Шешель, Воислав — статья в Лентапедии. 2012 год.
• Dr Vojislav. [www.vseselj.com/files/books/Zavrsna_rec.pdf Завршна реч у хашком процесу]. — Beograd: Srpska radikalna stranka, 2012. — 100,000 экз. — ISBN 978-86-7886-110-9.
• BBC News. 2007-11-07. [news.bbc.co.uk/2/hi/europe/2317765.stm «Profile: Vojislav Šešelj»]
• Centre for SouthEast European Studies. 2006-04-16. [www.un.org/icty/indictment/english/ses-ii030115e.htm ICTY indictment against Vojislav Šešelj](недоступная ссылка — история, копия).(недоступная ссылка)
• International Criminal Tribunal for the Former Yugoslavia (ICTY). [www.icty.org/x/cases/seselj/ind/en/ses-ii030115e.pdf Vojislav Šešelj’s indictment]
• ICTY Tribunal Update. 2005-11-04. No. 428. [www.iwpr.net/index.php?apc_state=hen&s=o&o=p=tri&l=EN&s=f&o=258087 revels in court theatrics]. Institute for War and Peace Reporting (IWPR).
• ICTY Tribunal Update. 2009-02-20. No. 589. [www.iwpr.net/?p=tri&s=f&o=350389&apc_state=henh «Lawyer Warns Šešelj Trial May Collapse»]. (IWPR)
• Šešelj, Vojislav. [youtube.com/watch?v=d6_PUtNhiJg Interview on Serbian television via YouTube]  (серб.)

Отрывок, характеризующий Шешель, Воислав

Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.


Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.
M lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, желавшей с глазу на глаз поговорить с Наташей, не выходила из комнаты и держала твердо разговор о московских удовольствиях и театрах. Наташа была оскорблена замешательством, происшедшим в передней, беспокойством своего отца и неестественным тоном княжны, которая – ей казалось – делала милость, принимая ее. И потом всё ей было неприятно. Княжна Марья ей не нравилась. Она казалась ей очень дурной собою, притворной и сухою. Наташа вдруг нравственно съёжилась и приняла невольно такой небрежный тон, который еще более отталкивал от нее княжну Марью. После пяти минут тяжелого, притворного разговора, послышались приближающиеся быстрые шаги в туфлях. Лицо княжны Марьи выразило испуг, дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
– Ах, сударыня, – заговорил он, – сударыня, графиня… графиня Ростова, коли не ошибаюсь… прошу извинить, извинить… не знал, сударыня. Видит Бог не знал, что вы удостоили нас своим посещением, к дочери зашел в таком костюме. Извинить прошу… видит Бог не знал, – повторил он так не натурально, ударяя на слово Бог и так неприятно, что княжна Марья стояла, опустив глаза, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу. Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m lle Bourienne приятно улыбалась.
– Прошу извинить, прошу извинить! Видит Бог не знал, – пробурчал старик и, осмотрев с головы до ног Наташу, вышел. M lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя. Наташа и княжна Марья молча смотрели друг на друга, и чем дольше они молча смотрели друг на друга, не высказывая того, что им нужно было высказать, тем недоброжелательнее они думали друг о друге.
Когда граф вернулся, Наташа неучтиво обрадовалась ему и заторопилась уезжать: она почти ненавидела в эту минуту эту старую сухую княжну, которая могла поставить ее в такое неловкое положение и провести с ней полчаса, ничего не сказав о князе Андрее. «Ведь я не могла же начать первая говорить о нем при этой француженке», думала Наташа. Княжна Марья между тем мучилась тем же самым. Она знала, что ей надо было сказать Наташе, но она не могла этого сделать и потому, что m lle Bourienne мешала ей, и потому, что она сама не знала, отчего ей так тяжело было начать говорить об этом браке. Когда уже граф выходил из комнаты, княжна Марья быстрыми шагами подошла к Наташе, взяла ее за руки и, тяжело вздохнув, сказала: «Постойте, мне надо…» Наташа насмешливо, сама не зная над чем, смотрела на княжну Марью.
– Милая Натали, – сказала княжна Марья, – знайте, что я рада тому, что брат нашел счастье… – Она остановилась, чувствуя, что она говорит неправду. Наташа заметила эту остановку и угадала причину ее.
– Я думаю, княжна, что теперь неудобно говорить об этом, – сказала Наташа с внешним достоинством и холодностью и с слезами, которые она чувствовала в горле.
«Что я сказала, что я сделала!» подумала она, как только вышла из комнаты.
Долго ждали в этот день Наташу к обеду. Она сидела в своей комнате и рыдала, как ребенок, сморкаясь и всхлипывая. Соня стояла над ней и целовала ее в волосы.
– Наташа, об чем ты? – говорила она. – Что тебе за дело до них? Всё пройдет, Наташа.
– Нет, ежели бы ты знала, как это обидно… точно я…
– Не говори, Наташа, ведь ты не виновата, так что тебе за дело? Поцелуй меня, – сказала Соня.
Наташа подняла голову, и в губы поцеловав свою подругу, прижала к ней свое мокрое лицо.
– Я не могу сказать, я не знаю. Никто не виноват, – говорила Наташа, – я виновата. Но всё это больно ужасно. Ах, что он не едет!…
Она с красными глазами вышла к обеду. Марья Дмитриевна, знавшая о том, как князь принял Ростовых, сделала вид, что она не замечает расстроенного лица Наташи и твердо и громко шутила за столом с графом и другими гостями.


В этот вечер Ростовы поехали в оперу, на которую Марья Дмитриевна достала билет.
Наташе не хотелось ехать, но нельзя было отказаться от ласковости Марьи Дмитриевны, исключительно для нее предназначенной. Когда она, одетая, вышла в залу, дожидаясь отца и поглядевшись в большое зеркало, увидала, что она хороша, очень хороша, ей еще более стало грустно; но грустно сладостно и любовно.
«Боже мой, ежели бы он был тут; тогда бы я не так как прежде, с какой то глупой робостью перед чем то, а по новому, просто, обняла бы его, прижалась бы к нему, заставила бы его смотреть на меня теми искательными, любопытными глазами, которыми он так часто смотрел на меня и потом заставила бы его смеяться, как он смеялся тогда, и глаза его – как я вижу эти глаза! думала Наташа. – И что мне за дело до его отца и сестры: я люблю его одного, его, его, с этим лицом и глазами, с его улыбкой, мужской и вместе детской… Нет, лучше не думать о нем, не думать, забыть, совсем забыть на это время. Я не вынесу этого ожидания, я сейчас зарыдаю», – и она отошла от зеркала, делая над собой усилия, чтоб не заплакать. – «И как может Соня так ровно, так спокойно любить Николиньку, и ждать так долго и терпеливо»! подумала она, глядя на входившую, тоже одетую, с веером в руках Соню.
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!
Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.