Сиба-ину

Сиба-ину
Другое название	Сиба-кен, Малая японская собака, Японский карлик
Краткое название	Сиба
Происхождение
Страна	Япония Япония
Время	III век до н. э.
Характеристики
Рост	кобели 40±1,5 см суки 37±1,5 см
Вес	кобели 9—14 кг суки 8—13 кг
Шерсть	густая, короткая, плотная
Окрас	Рыжий, чёрно-подпалый, зонарный, белый
Помёт	в среднем 3 щенка
Срок жизни	12—15 лет
Прочее
Использование	охота на птицу и мелкую дичь, собака-компаньон
Классификация МКФ
Группа	5. Шпицы и породы примитивного типа
Секция	5. Азиатские шпицы и близкие породы
Номер	[www.fci.be/Nomenclature/Standards/257g05-en.pdf 257]
Год	1964
Другие Классификации
Группа КС	[www.thekennelclub.org.uk/services/public/breed/display.aspx?id=4110 Utility]
Группа AКС	[www.akc.org/dog-breeds/shiba-inu/ Non-sporting]
Породы собак на Викискладе

Си́ба-и́ну (яп. 柴犬, англ. Shiba) — порода охотничьих собак, выведенная на японском острове Хонсю, самая мелкая из шести пород исконно японского происхождения. С 1936 года объявлена национальным достоянием Японии.

Сиба относится к древним породам. Её предками были собаки, которых охотники использовали для охоты на разную дичь, скрещивая их между собой, чтобы сконцентрировать и закрепить желаемые охотничьи качества. В соответствии с киридзи название породы русскими буквами пишется как «сибаину» или «сибакэн» — в японском языке иероглиф 犬 может читаться «ину» или «кэн», подобно как в русском можно сказать «собака» или «пёс». Сиба-ину, или малая японская собака, на родине имеет название Сиба Кен, или японский карлик. Основное поголовье этих собак в Японии находится в деревнях.

Название породы «сиба-ину» можно также перевести как «собака из полного кустарником леса», что отражает назначение породы. Сиба-ину — это охотник на пернатую дичь в зарослях с густым подлеском, также использовались для охоты на медведя, оленя, кабана. В японском фильме «Старый охотник на медведей» рассказывается о старом охотнике, его внуке и их собаках сиба-ину.

История породы

Проведённые генетические исследования подтверждают, что сиба-ину является одной из древнейших азиатских пород и собаки, подобные ей, встречались на территории современной Японии более трёх тысячелетий назад, а найденные археологами керамические фигурки служат доказательством тому, что в III веке до нашей эры в Японию прибыли корейские переселенцы, которые завезли собак с остроконечными ушами и хвостом кольцом. Современный облик сиба-ину стал результатом скрещивания аборигенных собак с вновь прибывшими.

В 1862 году, после открытия Страны восходящего солнца для иностранцев, началась метизация коренных японских пород с иностранными, коих было немало завезено в период с 1868 по 1912 годы, в частности собак западных пород, включая английских сеттеров и пойнтеров. Вязка с привозными породами к 1926 году поставила сибу, равно как и другие исконные породы Японии, на грань исчезновения.

В 1928 году при поддержке японского правительства было основано общество по сохранению аборигенных японских пород — Nippo (Nihonken Hozonkai), а Министерство образования причислило местных собак к памятникам природы.

Благодаря кропотливой работе по отбору чистокровных собак японского происхождения было создано временное поголовье с использованием разнотипных собак из провинций Микава и Сансю, все они отличались по размерам, окрасу и особенностям телосложения. Среди них была отобрана группа небольших особей, получивших название сиба-ину.

Племенные собаки относились к трём основным типам и имели малые стоячие уши, глубоко посаженные глаза треугольной формы и хвост, круто завёрнутый на спину:

• Син-сю (Shinshu Shiba) из префектуры Нагано чаще имели рыжий окрас, мягкий подшёрсток и грубую игольчатую ость;
• Мино (Mino Shiba) из префектуры Гифу имели тёмно-красный окрас;
• Сан-ин (San’in Shiba) с северо-запада Японии — пятнистая собака чёрно-белого окраса, более крупная, чем сиба.

Проделанная работа позволила уже в 1934 году утвердить стандарт породы, а спустя два года сиба-ину была объявлена национальным достоянием, что сыграло важную роль в её дальнейшем развитии. В том же году, наряду с акита-ину, каи и позже исчезнувшей коси, сиба-ину была признана как порода.

Вторая мировая война поставила под угрозу существование сиба-ину, почти сведя на нет усилия японских кинологов-энтузиастов и лишь в 1948 году при поддержке «Ниппо» для восстановления были собраны сохранившиеся собаки разных линий, что дало возможность спасти породу от исчезновения.

На родине разведением сиба-ину занимаются три основные организации — «Ниппо», организованный в 1928 году, Японский кеннел-клуб, организованный в 1949 году, и «Сибахо», организованный в 1959 году. Ими ведутся собственные племенные книги и выдаются родословные разных образцов. Принятые стандарты первых двух признают рыжий, чёрно-подпалый и кунжутный окрасы, в то время, как Сибахо признаёт также сибу белого окраса.

Порода признана CKC, FCI, AKC, KCGB, ANKC, NKC, NZKC, APRI, ACR.

У себя на родине, где ежегодно регистрируется порядка 30 тысяч собак, а на специализированной выставке собирается 700 и более собак, порода относится к самым популярным. Один из выпусков ежемесячного японского издания по кинологии регулярно посвящается сиба-ину, её можно встретить как в центре столицы, так и в провинции. Кроме того, есть сведения о существовании неутверждённой формы карликовой сибы ростом от 19 до 30 см.

Международная кинологическая федерация признала породу в 1964 году. Впервые в Европе сиба была показана в 1969 году на выставке в Дании. В 1970-х годах разведением начали заниматься некоторые европейские питомники. В 1987 году попала в Великобританию, где в 1992 году была впервые продемонстрирована на «Крафте» и признана как порода консервативными англичанами. В США сиба входит в число 60 популярных пород, она также распространена в Австралии и Европе — в Бельгии, Нидерландах, Франции, Италии, Испании, Чехии, Германии, Великобритании, скандинавских странах. В Россию сиба-ину завезли в самом конце двадцатого столетия.

Внешний вид

Стандарт NIPPO

К требованиям японского стандарта относят пропорционально сложенное тело с хорошо развитой мускулатурой и соотношением между высотой в холке и длиной тела у кобелей 10:11 (у сук немногим больше). Кроме того, как японскими производителями, так и судьями уделяется особой внимание половому диморфизму в породе: кобели и суки должны иметь визуальные отличия, при этом даже некрупный кобель должен обладать развитой мускулатурой, а крупная сука не может выглядеть грубой и мужеподобной.

Высота в холке кобелей — 39,5 см, сук — 36,5 см с отклонением в пределах 1,5 см в обе стороны.

Стандарт FCI

По стандарту Международной кинологической федерации (FCI) сиба-ину — небольшая пропорционально сложенная собака с хорошо развитым костяком и мускулатурой. Конституция крепкая. Соотношение высоты в холке к длине туловища — 10:11. Высота в холке 40 см для кобелей и 37 см для сук, допускается отклонение в пределах полутора сантиметров. Кобели весят 9—14 кг, суки — 8—13 кг.

Голова сибы с широким черепом, с хорошо выраженными скулами, с незначительной продольной бороздой и отчётливым переходом к несколько заостренной морде. Спинка носа прямая, мочка желательно чёрного цвета. Глаза небольшие, треугольные, тёмно-коричневого цвета, внешние уголки глаз слегка приподняты. Уши небольшие, треугольной формы, стоячие, прочные, направлены вперёд. Задняя сторона ушей зрительно продолжает изгиб шеи.

Спина собаки прямая и крепкая, поясница широкая, мускулистая, грудь глубокая, рёбра умеренно изогнуты, живот подобран. Толстый хвост высоко посажен, изогнут или свёрнут в кольцо над спиной, по длине достигает скакательного сустава.

Передние конечности при осмотре спереди прямые, локти плотно прижаты к туловищу, лопатки умеренно наклонены. Задние конечности с длинными бёдрами, короткими хорошо развитыми голенями, крепкими плюснами. И передние, и задние лапы плотно сжатые и сводчатые, подушечки прочные и упругие, когти тёмные и крепкие. Сиба движется легко и энергично.

Шерсть дикого типа, двойная. Остевой волос грубый и прямой, подшёрсток плотный, мягкий. На хвосте шерсть длиннее и топорщится. Стандарт допускает три основных типа окраса сиба-ину: рыжий, чёрный с подпалинами, а также зонарный (кунжутный, сезамовый), образованный волосами с неравномерным распределением пигмента. Рыжий окрас у сиба-ину распространён значительно более других, 80 % поголовья сиба — рыжие. Для зонарного окраса в зависимости от соотношения рыжих и чёрных зон на волосе различают кунжутный (равное соотношение), чёрный кунжутный и рыжий кунжутный окрасы. Независимо от основного окраса, сиба-ину должны иметь специфическую раскраску, называемую «уражиро» — почти белая шерсть, занимающая участки по бокам морды, на скулах, горле, внизу шеи и груди, на животе, внутренней поверхности конечностей, нижней части хвоста. Отсутствие уражиро, как и слишком обширная зона уражиро, делающая морду собаки белой, является недостатком. В породе ценится нарядный, максимально насыщенный яркий окрас, но встречаются также осветлённые рыжие окрасы — песочный и почти белый.

Темперамент

Cиба-ину очень дисциплинированы и по достижении трёхнедельного возраста — чистоплотны. Cиба отличается умом и сообразительностью, безгранично любит своего хозяина, однако регулярно даёт понять, что может прожить и без него. С другими собаками сиба-ину уживаются нормально, хоть и не в восторге от тесного контакта с ними. Такой индивидуализм сиба-ину доставляет немало проблем при разведении.

Сиба нуждается в ранней социализации, если с щенячьего возраста не приучить собаку к людям, то она уже никогда к ним не привыкнет. Человека эта собака не боится, но не позволяет себя гладить, к поводку и ошейнику относится с явным неодобрением. Cиба-ину во многом, как ни удивительно, напоминает кошку. Она самостоятельна, упряма и независима, в связи с чем имеет склонность надолго убегать из дома, чистоплотна, благодаря смышлености может занимать себя часами. От природы сиба очень бдительна, вынослива, хорошо справляется с обязанностями сторожа. Эти собаки чрезвычайно любопытны. Cиба реагирует на каждое событие без исключения и непременно постарается принять в нём участие. В детских играх сиба-ину прекрасный компаньон, на охоте — отличный помощник, а в туристических прогулках — неутомимый спутник. Привлекательная внешность сиба делает её одной из наиболее популярных японских пород собак, которые уже в течение многих лет вывозятся на Запад.

Сиба очень сообразительна, поэтому быстро понимает, чего от неё хочет хозяин, впрочем, если эти требования расходятся с её личными взглядами, она приложит максимум усилий, чтобы поступить по-своему. Если собака всё-таки напакостила или вытворяет что-то недозволенное, и за этим занятием её поймает хозяин, то сиба-ину сделает всё, чтобы избежать наказания — будет кататься на спине, повизгивать, хрюкать и даже квакать, при этом активно используя мимические мышцы и строя самые разнообразные смешные рожицы. К сожалению, наказание сиба забывает быстро, и если была уверена, что поступила правильно, то повтора событий долго ждать не придётся.

По мнению японцев воспитание сибы сродни изготовлению оригами и для достижения нужного результата от её владельца потребуется быть терпеливым, усидчивым, точным, умелым, осторожным и деликатным, дабы не повредить хрупкое изделие. Сиба не выносит грубости и принуждения, для достижения взаимопонимания и хорошего контакта нужно стать для собаки партнёром, а обладая отличными физическими возможностями, сиба при этом может выступать в таких спортивных дисциплинах, как аджилити. Из-за хорошо развитого охотничьего инстинкта во избежании неприятных ситуаций владельцу следует быть особенно внимательным в городе и местах, где могут встретиться незнакомые животные.

Здоровье

Будучи очень крепкой собакой, сиба отличается хорошим здоровьем без генетических аномалий. Для поддержания шерсти в идеальном состоянии требуется сбалансированный корм с достаточным количеством необходимых жиров. Редко встречается такое несвойственное для небольших пород заболевание, как дисплазия суставов.

Также следует обращать внимание на коленные чашечки, так как сибы часто страдают от вывихов. Помимо прочего, не редки болезнь фон Виллебранда, гипотериоз, расстройства зрения (прогрессивная атрофия сетчатки глаза и катаракта), энтропион. Возможны и аллергические реакции на корм или шампунь.

В помёте собаки обычно три щенка, суки сиба-ину — внимательные и заботливые мамы. Представители данной породы поздно стареют и нередко доживают до 14 лет.

Содержание и уход

Сибы чистоплотны, избегают грязных мест, обходят лужи, а после прогулки вылизывают лапы. Собака хорошо защищена от дождя и снега вследствие особенностей шёрстного покрова, что позволяет подолгу гулять с ней даже в ненастную погоду. Уход за такой шерстью достаточно прост и сводится к периодическому расчёсыванию щёткой с грубой щетиной (в период линьки — до двух раз в день) и ежемесячному мытью.

Сиба-ину требуется чистка ушей и зубов, а также укорачивание шерсти между подушечками лап и обрезка когтей.

Лучшим местом для содержания может служить достаточно просторный для игр участок или загородный дом, при этом не привередливая в еде и не требующая особого её разнообразия сиба прекрасно себя чувствует как в вольере, так и в квартире. Не следует забывать о том, что собаки этой породы нуждаются в значительных физических нагрузках и прекрасно подойдут владельцам, предпочитающим активный образ жизни.

См. также

• Doge

Литература

• Michiko Chiba, Yiuchi Tanabe, Takashi Tojo, Tsutomu Muraoka. Japanese dogs : Akita, Shiba, and other breeds. — Kodansha International, 2003. — 94 p. — ISBN 4-7700-2875-X.
• Laura Payton. Shiba Inus: pet owner's manual. — Barron's Educational Series, 2003. — 96 p. — ISBN 0-7641-2377-7.

Собаки

Отрывок, характеризующий Сиба-ину

– Ты как? – обратились вдруг офицеры к вошедшему.
– Поход, господа. Мак в плен сдался и с армией, совсем.
– Врешь!
– Сам видел.
– Как? Мака живого видел? с руками, с ногами?
– Поход! Поход! Дать ему бутылку за такую новость. Ты как же сюда попал?
– Опять в полк выслали, за чорта, за Мака. Австрийской генерал пожаловался. Я его поздравил с приездом Мака…Ты что, Ростов, точно из бани?
– Тут, брат, у нас, такая каша второй день.
Вошел полковой адъютант и подтвердил известие, привезенное Жерковым. На завтра велено было выступать.
– Поход, господа!
– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.