Шидер, Теодор

Теодор Шидер

Теодор Шидер (нем. Theodor Schieder; 11 апреля 1908, Эттинген, Бавария, Германия — 8 октября 1984, Кёльн, Северный Рейн — Вестфалия Германия) — немецкий историк.

Биография

Теодор Шидер родился в бюргерской протестантской семье. В 1926—1933 изучал историю, германистику и географию в Мюнхене и Берлине. Горячо поддержал захват власти нацистами. В 1934 Шидер переехал в Кёнигсберг‎ (Восточная Пруссия), где по рекомендации Эриха Машке в 1935 был назначен на работу в Восточно-Прусское региональное агентство по изучению послевоенной истории («Landesstelle Ostpreußen für Nachkriegsgeschichte»), филиал Тайного государственного архива прусского наследия при Кёнигсбергском университете. Был близок к немецким консервативным историкам, скептически относившимся к Веймарской демократии, в том числе к Хансу Ротфельсу. Вступил в НСДАП в 1937 году. В 1942 году Шидер стал профессором новой истории в Кёнигсбергском университете, позже деканом философского факультета и активным членом Национал-социалистического союза немецких доцентов. В конце 1944 года Шидер вместе с семьей бежал на запад незадолго до прихода в Восточную Пруссию Красной армии.

После войны Шидер поселился в ФРГ, где быстро стал одним из самых влиятельных историков. В 1952 году Шидер возглавил правительственную комиссию по исследованию изгнания немцев из разных регионов Восточной Европы после Второй мировой войны. В 1962—1964 годах ректор Кёльнского университета, с 1965 года — глава исследовательского департамента на факультете истории. Президент Академии наук федеральной земли Северный Рейн — Вестфалия. В 1967—1972 годах Шидер возглавлял Германский союз историков.

Деятельность

Шидер занимался проблемами истории Польши и Восточной Европы в целом. В 1939 году он защитил хабилитационную диссертацию по теме «Немецкий дух и сословная свобода в Привислинье. Политические идеи и политическая литература в Западной Пруссии от Люблинской унии до разделов Польши (1569—1772/1773)» (Deutscher Geist und ständische Freiheit im Weichsellande. Politische Ideen und politisches Schrifttum in Westpreußen von der Lubliner Union bis zu den polnischen Teilungen, 1569—1772/73). Диссертация была опубликована в Кёнигсберге в 1940. В период правления национал-социалистов Шидер стал одним из основоположников «народной истории», носившей прогрессивный в методологическом и реакционный в политическом отношении характер. Шидер был автором «Меморандума 7 октября 1939 года», призывавшего к изгнанию евреев и славян из Восточной Европы, в частности из Польши, в целях освобождения пространства для немецких переселенцев. Эти идеи легли в основу Генерального плана Ост. Поддержав вторжение в Польшу, Шидер вместе с Вернером Конце консультировал нацистский режим по вопросам осуществления расовой политики в Восточной Европе. В 1940 Шидер подготовил для гауляйтера Эриха Коха отчёты, касавшиеся политических, социальных и этнических аспектов жизни населения территорий, присоединённых к Восточной Пруссии. В послевоенный период Шидер возглавил работу по сбору документации, связанной с историей Vertreibung, изгнания этнических немцев с земель, которые Германия утратила по итогам Второй мировой войны. Результаты работы были представлены в сборниках «Документация об изгнании немцев из Центрально-Восточной и Восточной Европы в 1945—1948 годах» (Dokumentation der Vertreibung der Deutschen aus Ostmittel- und Osteuropa in den Jahren 1945 bis 1948). Шидер наряду с Вернером Конце активно продвигал принципы «социально-исторической науки», призванной обновить методологический аппарат западногерманской историографии. В этой работе ему помогал ряд учеников и сотрудников, впоследствии ставших крупнейшими немецкими историками. Среди них Мартин Брошат, Вольфганг Моммзен, Ханс-Ульрих Велер, Томас Ниппердей, Йорн Рюзен и другие.

Дискуссии о роли Шидера в национал-социалистическом государстве

В 1998 году Шидер вместе с другими историками (Вернер Конце, Альберт Бракман, Отто Бруннер и др.) оказался в центре споров вокруг концепции Гётца Али, причислившего этих немецких исследователей к «интеллектуальным предшественникам уничтожения» («Vordenker der Vernichtung»). Г. Али, Инго Гаар и другие историки молодого поколения возложили на Шидера и Конце ответственность за подготовку идеологических основ нацистской политики в отношении народонаселения Восточной Европы и за Холокост. Во время дискуссии ученики Шидера активно защищали его от критиков. Вольфганг Моммзен обратил внимание на то, что в период Третьего рейха Шидер был молодым человеком и не мог реально влиять на формирование основ нацистской расовой политики. Ханс-Ульрих Велер подчеркивал, что после войны Шидеру был дан «второй шанс», и он радикально дистанцировался от своих прежних взглядов. Споры о масштабах ответственности интеллектуала за политические последствия высказываемых им идей обозначили «разрыв поколений» среди современных немецких историков.

Труды

• Die kleindeutsche Partei in Bayern in den Kämpfen um die nationale Einheit 1863—1871. Beck, München, München 1936.
• Theodor Schieder: Deutscher Geist und ständische Freiheit im Weichsellande ; Polit. Ideen u. polit. Schrifttum in Westpreußen v.d. Lubliner Union bis zu d. poln. Teilungen. Gräfe und Unzer in Komm, Königsberg 1940.
• Kurt von Raumer und Theodor Schieder (Hrsg.): Stufen und Wandlungen der deutschen Einheit; [Karl Alexander von Müller, dem Forscher und Lehrer in dankbarer Gesinnung gewidmet von Freunden und Schülern, 20. Dezember 1942]. Dt. Verl.- Anst, Stuttgart 1943.
• Dokumentation der Vertreibung der Deutschen aus Ost-Mitteleuropa., Bonn 1953 ff.
• Nationale und übernationale Gestaltungskräfte in der Geschichte des europäischen Ostens. Scherpe, Krefeld 1954.
• Das Problem des Nationalismus in Osteuropa. Köln-Braunsfeld 1956.
• Das Schicksal der Deutschen in Ungarn. Bonn 1956.
• Das Schicksal der Deutschen in Rumänien. Bonn 1957.
• Hundert Jahre Historische Zeitschrift 1859—1959. Oldenbourg, München 1959.
• Das Deutsche Kaiserreich von 1871 als Nationalstaat. Westdt. Verl, Köln 1961.
• Italien vom ersten zum zweiten Weltkrieg. Stuttgart 1962.
• Geschichte als Wissenschaft. Oldenbourg, München, Wien 1965.
• Handbuch der europäischen Geschichte. Klett-Cotta [u.a.], Stuttgart 1968-.
• mit Kurt Kluxen und Wolfgang J. Mommsen: Politische Ideologien und nationalstaatliche Ordnung. Oldenbourg, Wien & München 1968.
• Staat und Gesellschaft im Wandel unserer Zeit. 2. Auflage. Oldenbourg, München 1970.
• Beiträge zur Geschichte der Weimarer Republik. Oldenbourg, München 1971.
• Methodenprobleme der Geschichtswissenschaft. Oldenbourg, München 1974.
• Friedrich der Grosse. Ein Königtum der Widersprüche, Ullstein 1983 (английское издание: Frederick the Great, Longman publ. 1999)

Отрывок, характеризующий Шидер, Теодор

– Напиши брату, чтоб подождал, пока умру… Не долго – скоро развяжу…
Княжна хотела возразить что то, но отец не допустил ее, и стал всё более и более возвышать голос.
– Женись, женись, голубчик… Родство хорошее!… Умные люди, а? Богатые, а? Да. Хороша мачеха у Николушки будет! Напиши ты ему, что пускай женится хоть завтра. Мачеха Николушки будет – она, а я на Бурьенке женюсь!… Ха, ха, ха, и ему чтоб без мачехи не быть! Только одно, в моем доме больше баб не нужно; пускай женится, сам по себе живет. Может, и ты к нему переедешь? – обратился он к княжне Марье: – с Богом, по морозцу, по морозцу… по морозцу!…
После этой вспышки, князь не говорил больше ни разу об этом деле. Но сдержанная досада за малодушие сына выразилась в отношениях отца с дочерью. К прежним предлогам насмешек прибавился еще новый – разговор о мачехе и любезности к m lle Bourienne.
– Отчего же мне на ней не жениться? – говорил он дочери. – Славная княгиня будет! – И в последнее время, к недоуменью и удивлению своему, княжна Марья стала замечать, что отец ее действительно начинал больше и больше приближать к себе француженку. Княжна Марья написала князю Андрею о том, как отец принял его письмо; но утешала брата, подавая надежду примирить отца с этою мыслью.
Николушка и его воспитание, Andre и религия были утешениями и радостями княжны Марьи; но кроме того, так как каждому человеку нужны свои личные надежды, у княжны Марьи была в самой глубокой тайне ее души скрытая мечта и надежда, доставлявшая ей главное утешение в ее жизни. Утешительную эту мечту и надежду дали ей божьи люди – юродивые и странники, посещавшие ее тайно от князя. Чем больше жила княжна Марья, чем больше испытывала она жизнь и наблюдала ее, тем более удивляла ее близорукость людей, ищущих здесь на земле наслаждений и счастия; трудящихся, страдающих, борющихся и делающих зло друг другу, для достижения этого невозможного, призрачного и порочного счастия. «Князь Андрей любил жену, она умерла, ему мало этого, он хочет связать свое счастие с другой женщиной. Отец не хочет этого, потому что желает для Андрея более знатного и богатого супружества. И все они борются и страдают, и мучают, и портят свою душу, свою вечную душу, для достижения благ, которым срок есть мгновенье. Мало того, что мы сами знаем это, – Христос, сын Бога сошел на землю и сказал нам, что эта жизнь есть мгновенная жизнь, испытание, а мы всё держимся за нее и думаем в ней найти счастье. Как никто не понял этого? – думала княжна Марья. Никто кроме этих презренных божьих людей, которые с сумками за плечами приходят ко мне с заднего крыльца, боясь попасться на глаза князю, и не для того, чтобы не пострадать от него, а для того, чтобы его не ввести в грех. Оставить семью, родину, все заботы о мирских благах для того, чтобы не прилепляясь ни к чему, ходить в посконном рубище, под чужим именем с места на место, не делая вреда людям, и молясь за них, молясь и за тех, которые гонят, и за тех, которые покровительствуют: выше этой истины и жизни нет истины и жизни!»
Была одна странница, Федосьюшка, 50 ти летняя, маленькая, тихенькая, рябая женщина, ходившая уже более 30 ти лет босиком и в веригах. Ее особенно любила княжна Марья. Однажды, когда в темной комнате, при свете одной лампадки, Федосьюшка рассказывала о своей жизни, – княжне Марье вдруг с такой силой пришла мысль о том, что Федосьюшка одна нашла верный путь жизни, что она решилась сама пойти странствовать. Когда Федосьюшка пошла спать, княжна Марья долго думала над этим и наконец решила, что как ни странно это было – ей надо было итти странствовать. Она поверила свое намерение только одному духовнику монаху, отцу Акинфию, и духовник одобрил ее намерение. Под предлогом подарка странницам, княжна Марья припасла себе полное одеяние странницы: рубашку, лапти, кафтан и черный платок. Часто подходя к заветному комоду, княжна Марья останавливалась в нерешительности о том, не наступило ли уже время для приведения в исполнение ее намерения.
Часто слушая рассказы странниц, она возбуждалась их простыми, для них механическими, а для нее полными глубокого смысла речами, так что она была несколько раз готова бросить всё и бежать из дому. В воображении своем она уже видела себя с Федосьюшкой в грубом рубище, шагающей с палочкой и котомочкой по пыльной дороге, направляя свое странствие без зависти, без любви человеческой, без желаний от угодников к угодникам, и в конце концов, туда, где нет ни печали, ни воздыхания, а вечная радость и блаженство.
«Приду к одному месту, помолюсь; не успею привыкнуть, полюбить – пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.
Но потом, увидав отца и особенно маленького Коко, она ослабевала в своем намерении, потихоньку плакала и чувствовала, что она грешница: любила отца и племянника больше, чем Бога.



Библейское предание говорит, что отсутствие труда – праздность была условием блаженства первого человека до его падения. Любовь к праздности осталась та же и в падшем человеке, но проклятие всё тяготеет над человеком, и не только потому, что мы в поте лица должны снискивать хлеб свой, но потому, что по нравственным свойствам своим мы не можем быть праздны и спокойны. Тайный голос говорит, что мы должны быть виновны за то, что праздны. Ежели бы мог человек найти состояние, в котором он, будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он бы нашел одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы.
Николай Ростов испытывал вполне это блаженство, после 1807 года продолжая служить в Павлоградском полку, в котором он уже командовал эскадроном, принятым от Денисова.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre [дурного тона], но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своей жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой, обрадовать и успокоить стариков родителей.
Читая эти письма, Николай испытывал страх, что хотят вывести его из той среды, в которой он, оградив себя от всей житейской путаницы, жил так тихо и спокойно. Он чувствовал, что рано или поздно придется опять вступить в тот омут жизни с расстройствами и поправлениями дел, с учетами управляющих, ссорами, интригами, с связями, с обществом, с любовью Сони и обещанием ей. Всё это было страшно трудно, запутано, и он отвечал на письма матери, холодными классическими письмами, начинавшимися: Ma chere maman [Моя милая матушка] и кончавшимися: votre obeissant fils, [Ваш послушный сын,] умалчивая о том, когда он намерен приехать. В 1810 году он получил письма родных, в которых извещали его о помолвке Наташи с Болконским и о том, что свадьба будет через год, потому что старый князь не согласен. Это письмо огорчило, оскорбило Николая. Во первых, ему жалко было потерять из дома Наташу, которую он любил больше всех из семьи; во вторых, он с своей гусарской точки зрения жалел о том, что его не было при этом, потому что он бы показал этому Болконскому, что совсем не такая большая честь родство с ним и что, ежели он любит Наташу, то может обойтись и без разрешения сумасбродного отца. Минуту он колебался не попроситься ли в отпуск, чтоб увидать Наташу невестой, но тут подошли маневры, пришли соображения о Соне, о путанице, и Николай опять отложил. Но весной того же года он получил письмо матери, писавшей тайно от графа, и письмо это убедило его ехать. Она писала, что ежели Николай не приедет и не возьмется за дела, то всё именье пойдет с молотка и все пойдут по миру. Граф так слаб, так вверился Митеньке, и так добр, и так все его обманывают, что всё идет хуже и хуже. «Ради Бога, умоляю тебя, приезжай сейчас же, ежели ты не хочешь сделать меня и всё твое семейство несчастными», писала графиня.