Шииты

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шиизм»)
Перейти к: навигация, поиск

Столпы ислама
Вероубеждение
История и представители
Основные течения
Книги и законы
Культура и общество
См. также
                              

Шии́ты ( араб. شيعة‎; [шӣ‘а] — приверженцы, последователи) — направление ислама, объединяющее различные общины, признавшие Али ибн Абу Талиба и его потомков единственно законными наследниками и духовными преемниками пророка Мухаммеда[1]. В узком смысле понятие, как правило, означает шиитов-двунадесятников, преобладающее направление в шиизме, которое преимущественно распространено в Иране, Азербайджане, Бахрейне, Ираке и Ливане, а также в Йемене, Афганистане, Турции, и др.





Описание направления

Как и все мусульмане, шииты верят в посланническую миссию пророка Мухаммеда. Отличительной чертой шиитов является убеждение в том, что руководство мусульманской общиной должно принадлежать имамам — назначенным Аллахом, избранным лицам из числа потомков пророка, к которым они относят Али ибн Абу Талиба и его потомков от дочери Мухаммада Фатимы, а не выборным лицам — халифам. Шииты критично относятся к халифату первых трёх халифов Абу Бакра, Умара и Усмана. Так как Абу Бакр был избран небольшим числом сподвижников, Умар был назначен Абу Бакром, а Усман был избран из шуры (совета) из шести претендентов, которых назначил Умар с такими условиями, что избрание кого-либо, кроме Усмана, не было возможным. По мнению шиитов, избрание руководителя — имама мусульманской общины, подобно избранию пророков, является прерогативой Аллаха.

Распространение

По разным оценкам, шииты составляют от 10 % до 20 % от общей численности мусульман[2][3][4][5]. В настоящее время последователи различных шиитских общин существуют практически во всех мусульманских, европейских и американских странах. Мусульмане-шииты составляют большинство населения в Иране, Азербайджане, Ираке и Бахрейне[6]. Шиитского вероучения придерживаются по разным оценкам от 27 %[7] до 35 %[8] населения Ливана; до 30 % в Кувейте[9].

В Афганистане шииты составляют от 15 % до 19 % населения[10][9] страны. К ним относятся хазарейцы (в основном шииты-имамиты, есть отдельные группы исмаилитов), часть чараймаков (последователи исмаилизма)[11] и фарсиваны.

В Саудовской Аравии шиитами являются 15 % населения королевства, которые преобладают в таких городах как Катиф, Даммам и аль-Хаса[12].

Шиизм исповедуют проживающая в Северной Индии и Пакистане народность балти, а также буриши (исмаилиты) и некоторые пуштунские племена: тури (англ.)русск., большинство бангашей (англ.)русск. и часть оракзаев (англ.)русск.. К исмаилитскому течению шиизма принадлежит большинство жителей Горно-Бадахшанской автономной области Таджикистана — памирские народы (кроме части язгулемцев).

Численность шиитов в России незначительна. К этому направлению ислама принадлежат проживающие в Республике Дагестан таты, лезгины селения Мискинджа, а также азербайджанские общины Дагестана. Кроме того, шиитами является большая часть проживающих в России азербайджанцев (в самом Азербайджане шииты составляют до 85 %[13] населения).

Истоки шиизма

Ислам возник в VII веке и уже в первом столетии своего существования единая мусульманская община (умма) распалась на три направления — суннизм, шиизм и хариджизм. Основной критерий, ставший толчком к расколу исламской религии, изначально лежал в вопросе о характере и природе верховной власти в мусульманском государстве. Часть мусульман сформулировала концепцию, согласно которой власть передаётся решением общины (уммы) самому уважаемому мусульманину из племени курайшитов, к которому принадлежал пророк Мухаммед. Другая часть мусульман признала семью и прямых потомков пророка (ахль аль-бейт) его единственными законными наследниками и духовными преемниками.

В ходе развернувшейся в халифате в начале второй половины VII века между двоюродным братом, зятем и сахабом пророка Мухаммада — Али и его противниками в лице Омейядов острой борьбы за власть образовалась религиозно-политическая группировка (аш-шиа) сторонников прав Али и его детей. Эта группировка стала ядром движения, которое позднее приведёт к расколу мусульманской общины на две основные части — суннитов и шиитов. Раскол вышел за рамки династического соперничества внутри халифата, оказав огромное влияние на судьбу мусульманского мира[14]. По преданию, о расколе исламской общины сообщал ещё пророк Мухаммед. Как гласит один хадис, пророк сказал: «Раскололись иудеи на 71 секту. И раскололись назреяне (то есть христиане — прим.) на 72 секты. И расколется моя умма (то есть сообщество верующих. — прим.) на 73 секты». Существуют разные варианты этого хадиса, но все они сообщают о расколе мусульманской общины на 73 секты[15].

О возникновении шиитского течения нет общепринятого мнения. Одни считают, что оно возникло ещё во времена пророка, вторые — после его смерти, третьи относят зарождение шиизма ко временам правления Али, другие — к периоду после его убийства. Как замечает С. М. Прозоров, «эти расхождения связаны с тем, что авторы, называя шиитами приверженцев 'Али, не дают чёткого определения этого термина и не учитывают изменение его содержания»[16]. И. П. Петрушевский считает, что шиизм сложился в религиозное течение в промежуток времени от гибели Хусейна в 680 году до утверждения у власти династии Аббасидов в 749/750 г. и в этот же период в нём начались расколы[17]. При жизни самого пророка первыми, кого называли «шийа» (то есть «шиит»), были Салман аль-Фариси и Абу Зарр аль-Гифари, аль-Микдад ибн аль-Асвад и Аммар ибн Ясир[18].

Правопреемство Али

Возвращаясь из своего последнего паломничества, пророк Мухаммед, в местечке Гадир Хумм, находящееся между Меккой и Мединой, сделал заявление в адрес Али. Мухаммед заявил, что Али его наследник и брат, и те, кто принял пророка как мавла, должен принять Али как его мавла. Мусульмане-шииты считают, что таким образом пророк Мухаммед объявил Али своим преемником[19]. Суннитская традиция признаёт этот факт, но не придаёт ему большое значение, в то время как шииты торжественно отмечают этот день как праздник[20]. Помимо этого, как гласит хадис, пророк сказал: «Я оставляю среди вас две ценные вещи, если будете держаться их, никогда не заблудитесь: Коран и мой род; они никогда не отделятся до судного дня»[21]. В качестве доказательства имамата Али, шииты приводят ещё один хадис о том, как Мухаммед, призвав своих ближайших родственников и соплеменников, указал на Али, который тогда ещё был мальчиком, сказав: «Это мой брат, мой восприемник (васи) и мой заместитель (халифа) после меня. Слушайтесь его и повинуйтесь ему!»[22].

Пророк Мухаммед скончался 8 июня 632 года в своём доме в Медине. Практически сразу после его смерти в одном из кварталов города собралась группа ансаров, чтобы решить вопрос о преемнике. К ним позже присоединились сподвижники пророка Абу Бакр и Умар. На собрании несколько лиц (сахабы Абу Зарр аль-Гифари, аль-Микдад ибн аль-Асвад и перс] Салман аль-Фариси) выступили сторонниками прав Али на халифат, но их тогда не стали слушать[23]. Сам Али и семья Мухаммеда в это время были заняты подготовкой похорон пророка[19]. Итогом же собрания стало избрание Абу Бакра «заместителем посланника Аллаха» — халифом расули-л-лахи, или просто халифом. По кончине Абу Бакр рекомендовал Умара в качестве своего преемника, и община единодушно присягнула ему[24]. Умирая, Умар назвал имена шести наиболее уважаемых ветеранов ислама (Али, Усман ибн Аффан, Саад ибн Абу Ваккас, Абд ар-Рахман ибн Ауф, Талха и аз-Зубайр) и велел им выбрать из своей среды нового халифа. Новым халифом был избран Усман.

Шииты считают первых трёх халифов узурпаторами, лишивших власти единственного законного обладателя — Али, а хариджиты, напротив, считают праведными халифами только Абу Бакра и Умара[25]. Когда в середине VIII века к власти в халифате пришла династия Аббасидов, происходящая от дяди пророка аль-Аббаса, ее представители начали выступать с притязаниями на законную власть в мусульманской общине, становясь таким образом конкурентами потомкам Али. Аббасидский халиф аль-Махди официально назвал узурпаторами всех четырёх халифов и объявил, что халифат и имамат после смерти пророка Мухаммеда принадлежали дяде аль-Аббасу и его потомкам[26]. Порой первых халифов, начиная с Абу Бакра, пытались представить как «президентов», избранных демократичным путём. Английский исследователь Б. Льюис заметил, что не только второй, но уже и «первый халиф… Абу-Бакр был избран путём, который, согласно нашей точке зрения, может быть назван coup d’etat (то есть государственный переворот — прим.). Второй, Умар, просто принял на себя власть de facto, вероятно, по предуказанию своего предшественника»[27].

Халифат Али

В июне 656 года недовольные политикой Усмана мусульмане осадили его дом, а сорок дней спустя ворвались внутрь и убили халифа. Спустя три дня после убийства Усмана новым халифом был избран Али. Однако, наместник Сирии и троюродный брат Усмана, Муавия из семейства Омейядов, отказался присягать новому халифу, как человеку (как он считал), запятнавшему себя связью с убийцами халифа Усмана. Кроме него, против Али выступили также ближайшие сподвижники пророка, шурин Тальха ибн Убайдулла и двоюродный брат аз-Зубайр, а также супруга пророка Аиша. Возникшее в халифате соперничество между Али и его противниками вызвало первую гражданскую войну (фитна). Тальха, аз-Зубайр и Аиша потерпели поражение от Али в «Битве верблюда».

Апогеем же противостояния с Муавией стала Сиффинская битва. Сражение складывалась неудачно для Муавии, победа склонялась к Али. Положение спас наместник Египта Амр аль-Ас, предложивший приколоть на копья свитки Корана. Сражение было остановлено. В ходе этих столкновений Али потерял 25 тыс., а Муавия 45 тыс. чел[28]. Среди тех, кто сражался на стороне Али и погиб в сиффинской битве, был один из самых известных сподвижников пророка Мухаммада — Аммар ибн Ясир[29]. Али согласился на третейский суд, но он окончился безрезультатно. Недовольная его нерешительностью часть сторонников Али отошла от него и образовала третье мусульманское течение — хариджитов, которые выступили как против Али, так и против Муавии. Ю. Велльхаузен называл партии шиитов и хариджитов «религиозно-политическими партиями оппозиции» Омейядам[23].

В 660 году в Иерусалиме Муавия был провозглашён халифом[30]. В январе 661 года Али был убит хариджитом в мечети Куфы. В течение последующих лет после его убийства преемники Муавии проклинали память Али в мечетях и на торжественных собраниях, а последователи Али отплачивали тем же трём первым халифам, как узурпаторам, и «собаке Муавии»[31].

Халифат Хасана

У Али от дочери пророка Фатимы остались двое сыновей — Хасан и Хусейн. Согласно одному хадису, пророк сказал, что «аль-Хасан и аль-Хусейн являются господами юношей рая». Это утверждение является очень важным для мусульман-шиитов, поскольку оно служит для них одним из основных обоснований прав потомков пророка на имамат[32]. После убийства Али состоялась присяга его старшему сыну Хасану как новому халифу. Муавия отказался сделать это. Сохранились тексты двух посланий Хасана Муавии и ответы на них последнего. В послании Хасана впервые встречается развёрнутая аргументация особых прав членов семьи пророка на власть[33]. В своём втором послании Хасан писал:

...Потом мы привели курайшитам такие же доводы, которые те приводили арабам (т. е. родство с пророком), но не были они справедливы, как справедливы были арабы к ним, и взяли себе это дело с меньшим основанием и справедливостью, чем было у арабов. А когда мы, люди семьи Мухаммада и его близкие (авлийа'уху), обратились к ним с доводами и требованием справедливости, то они все вместе принялись чинить нам обиды и козни и лишили нас назначенного Аллахом, а он — покровитель заступающийся! Удивляет нас притязание притязающих на наше право и власть пророка нашего, да благословит Аллах его и его род, — хотя они — люди, обладающие преимуществом и первенством в исламе. И отказались мы от споров с ними, опасаясь за религию, чтобы лицемеры и враги не нашли в них слабость, которой опозорят её, или будет это для них способом причинить ей тот вред, которого они хотят.

А ныне удивляются люди твоему, Му'авийа, притязанию на дело, которое тебе не принадлежит ни по известным заслугам, ни по похвальным делам в исламе: ты — сын супостата из супостатов (хизб мин ал-ахзаб), сын злейшего среди курайшитов врага посланника Аллаха, да благословит Аллах его и его род. Но Аллах разрушит твои надежды и отвергнет тебя и ты узнаешь, для кого потусторонние мучения. Клянусь Аллахом, ты скоро встретишься с Господом твоим и он воздаст тебе за то, что захватили твои руки, а Аллах не бывает несправедлив к своим рабам.

Воистину, в тот день, когда Али, да будет доволен им Аллах, ушёл своим путём, да помилует его Аллах, в день, когда он был взят... мусульмане поставили меня управлять этим делом после него, и я прошу Аллаха, чтобы не запасся я в этом преходящем мире чем-то, что могло бы лишить меня в будущем мире его благосклонности.

Воистину, подвигла меня на это письмо к тебе моя безвинность перед Аллахом, Великим и Славным, в деле с тобой. А тебе бы надо сделать великое дело, в котором было бы благо для мусульман: откажись от своего упорства в ложном деле и войди в то, во что вошли люди, и присягни мне. Ведь ты знаешь, что у меня больше прав на это дело, чем у тебя, в глазах Аллаха и всех кающихся, хранимых и тех, кто сердцем обращается к Аллаху. Побойся Аллаха и оставь бесчинство, перестань проливать кровь мусульман, ведь, клянусь Аллахом, нет тебе добра в том, что ты предстанешь пред Аллахом с этой обильно пролитой их кровью. Войди в мир и покорность и не оспаривай дело у людей, которым оно принадлежит, и у того, кто имеет больше прав на него, чем ты, и да потушит Аллах этим злобу, и объединит речи, и уладит междоусобицу. А если ты в своём заблуждении не хочешь ничего, кроме унижения, то я приду к тебе с мусульманами и буду судиться с тобой, пока не рассудит нас Аллах, — а он — лучший судья[33].

В ответном послании Муавия представил свои контраргументы:

...Ты упоминаешь споры мусульман из-за этого дела после него (Мухаммада) и выдвигаешь обвинение против Абу Бакра Правдивейшего, и Умара Распознающего, и Абу Убайды Надёжного, и Талхи и аз-Зубайра, и непорочных мухаджиров, решение которых неприятно тебе, Абу Мухаммад. Но ведь когда община спорила об этом деле после её пророка Мухаммада — да благословит его Аллах и да приветствует, — то знала, что курайшиты имеют в этом отношении больше прав, потому что её пророк из их числа. Затем решили курайшиты и ансары, и достойные мусульмане, и верующие поручить это дело самому знающему об Аллахе и самому богобоязненному из них, самому первому из них в исламе и избрали Абу Бакра Правдивейшего, хотя и знали положение человека, который достойнее Абу Бакра, занявшего его место и защищающего достояние ислама, но отказали ему в этом.

Сейчас положение между мной и тобой такое же, какое было у них с ним. Если бы я знал, что ты твёрже в делах подданных, и заботливее в отношении этой общины, и лучше управляешься, и коварнее с врагом, и сильнее во всех делах, то я передал бы тебе это дело после твоего отца, потому что я знаю, что ты претендуешь на то же, на что претендовал твой отец. Ты ведь знаешь, что твой отец вышел против нас и сражался с нами, а потом дело обернулось так, что он выбрал человека и мы выбрали человека, чтобы они вдвоем приняли решение, которым уладили бы дело этой общины, и возвратилось бы с его помощью дружелюбие и единение. И обязали мы обоих судей следовать в этом деле заветам Аллаха и верности ему, а они обязали нас делать то же, чтобы мы согласились с тем, что они решат. Потом они сошлись на отречении твоего отца и отрешили его. А поскольку ты призываешь меня к этому делу, добиваясь по праву твоего отца, а твой отец его лишился, то позаботься, о Абу Мухаммад, о самом себе и своей религии. И мир.[33]

Противостояние между домом Али и Омейядами вспыхнуло вновь. Хасан вынужден был пойти на подписание соглашения с Муавией, согласно условиям которого после смерти Муавии власть над мусульманской общиной должна была перейти обратно к Хасану.

Имам Хасан был отравлен своей женой в Медине по приказу Муавии.

Мотив гибели Усмана стал одним из поводов, по которому Хасан не был похоронен рядом со своим дедом, пророком Мухаммедом. Хасан желал быть похороненным рядом с могилой своего деда, но на пути похоронной процессии встал наместник Медины Марван бин ал-Хакам, запретивший его хоронить рядом с пророком как наказание за позорные похороны Усмана, к которым сам Хасан не имел никакого отношения. В возникшей перепалке, грозившей перерасти в кровопролитие, Мухаммад бин Али уговорил младшего сына Али — Хусейна похоронить брата рядом с матерью на кладбище ал-Баки[34].

Гибель Хусейна

Основная статья: Битва при Кербеле

Договор между Хасаном и Муавией был решительно отвергнут Хусейном. Он отказался присягать Муавии, но тот по совету Хасана не стал его принуждать[35]. После смерти Муавии власть перешла к его сыну Язиду I, которому Хусейн также отказался присягнуть. Куфийцы немедленно принесли присягу Хусейну в верности и призвали его к себе. В окружении своих родственников и ближайших людей Хусейн двинулся из Мекки в Куфу. В пути ему пришло известие, что выступление в Ираке подавлено, но тем не менее Хусейн продолжил свой путь. В местечке Найнава отряд Хусейна численностью 72 человека столкнулся с 40-тысячной армией халифа. В упорном сражении они были перебиты (многие из убитых были членами семьи Пророка Мухаммада), в том числе и сам Хусейн, остальные взяты в плен. Среди погибших более двадцати человек являлись ближайшими родственниками Хусейна и, соответственно, членами семьи пророка, из которых два сына Хусейна (Али аль-Акбар (англ.)русск. и Али аль-Аскар (англ.)русск.), шесть братьев Хусейна по отцу, три сына имама Хасана и три сына Абдуллаха ибн Джафара (англ.)русск. (племянник и зять Али), а также три сына и три внука Акила ибн Абу Талиба (англ.)русск. (родной брат Али, двоюродный брат и сахаб пророка)[36]. Голову внука пророка отослали к халифу Йазиду в Дамаск.

Гибель Хусейна способствовала религиозному и политическому объединению приверженцев рода Али, а сам он стал не только символом шиитского движения, но и значительнейшей фигурой всего мусульманского мира[37]. Среди шиитов Хусейн считается третьим имамом. День его гибели отмечают глубочайшим трауром (шахсей-вахсей). Примечательно, что поминание в день Ашура происходит не только у шиитов, но в некоторых местах и у суннитов. Например, в Средней Азии, в частности в Фергане и Самарканде, среди суннитов, особенно женщин, муридок местных ишанов, происходили особые обряды с чтением религиозных стихов о гибели Хусейна, которые назывались ашури. Культ Хасана и Хусейна существует также среди мусульман-суннитов шафиитской школы, в частности, в Декане (Индия) и Индонезии. У индонезийских мусульман «праздник потому называется „праздником Хасана-Хусейна“, что в Индонезии преобладающая форма ислама (шафииты) восходит к влиянию Декана. И в южной части Индии брат Хусейна Хасан причисляется к святым»[38].

Как отмечает В. В. Бартольд, распад мусульманской общины ярко проявился во время паломничества 688 года (спустя 56 лет после смерти пророка), когда паломники несли четыре враждебных одно другому знамена: Абдаллаха аз-Зубейра, поднявшего восстание против Омейядов в Мекке и Медине, Мухаммеда ибн аль-Ханафия (другого сына имама Али, не от Фатимы), омейядского халифа Абд ал-Малика и хариджитского предводителя[39].

История

Аббасиды и алидская оппозиция

В середине VIII века в Хорасане вспыхнуло восстание против Омейядов, приведшее к их свержению и утверждению у власти династии Аббасидов, происходивших от дяди пророка Мухаммеда. Вначале Аббасиды не занимали твёрдой позиции в отношении потомков Али и Фатимы (Алидов), но вскоре между этими группировками развернулась не только политическая, но и религиозно-идеологическая борьба за власть. Первым из Аббасидов, кто начал систематически истреблять Алидов, стал халиф аль-Мансур. После его кончины, в тайных погребах халифа было обнаружено множество трупов казнённых Алидов. К их ушам были привязаны ярлыки, уточнявшие личность казнённого. Согласно сведениям Мухаммада ал-Мугнийа, за период своего правления аль-Мансур уничтожил свыше тысячи потомков Али и Фатимы[40].

В ряде отдельных областей, которые при Аббасидах стали постепенно отпадать от халифата, к власти приходили Алиды. Так, в 788 году правнук имама Хасана — Идрис, принимавший в 786 году участие в алидском восстании против Аббасидов, создал на севере Марокко государство Идрисидов[41]. Идрисиды стали первой династией, образованное приверженцами зейдитского течения шиизма[42]. Однако оно не являлось единственным североафриканским государством с шиитским толком. Элементы шиизма также присутствовали в религиозных представлениях берберской племенной конфедерации Баргавата (англ.)русск.[43].

Пришедший в 813 году к власти халиф Аль-Мамун начал политику сближения с Алидами. По его распоряжению в 816 году из Медины в Хорасан был доставлен восьмой шиитский имам Али ибн Муса. По прибытии последнего, аль-Мамун дал ему лакаб ар-Риза и 24 марта 817 года провозгласил его своим наследником (вали’ахд)[44]. За имама Резу халиф выдал свою дочь Умм Хабиб и скрепил союз между сыном Резы — Мухаммадом, которому тогда было шесть лет, и другой своей дочерью — Умм аль-Фазл[45]. Более того, аль-Мамун велел заменить официальный чёрный цвет Аббасидов на зелёный — цвет шиитов, а также распорядился чеканить на монетах после себя имя Али ар-Ризы: «ар-Риза, имам мусульман»[44]. Аль-Мамун предпринимал попытки добиться идейного единомыслия мусульман — впервые сформулировать официальный догмат веры, который удовлетворил бы и суннитов и шиитов. В 827 году был официально принят шиитский лозунг «Али — лучший из людей» — с оговоркой «после Мухаммада», а Муавия I был подвергнут осуждению[46]. Политика, проводимая халифом аль-Мамуном, встретило оппозицию среди членов Аббасидской династии. Те провозгласили в Багдаде халифом его дядю — Ибрахима ибн аль-Махди.

В начале IX века, вероятно, появляется название имамиты (ал-имамийа), другое название которых иснаашариты (ал-исна’ашарийа). Первыми, кого стали называть имамитами, были шиитские богословы Али ибн Исмаил ат-Таммар и Мухаммад ибн Халил ас-Саккак[47]. Шиитское учение к тому времени заметно распространилось по Арабскому Ираку и соседним с ним областям. В конце X века аль-Хварезми приводит Вавилонию как классический образец шиитской области[48]. Уже в X веке шиитами являлись жители Кума[49]. В тот же период шиитской стала Басра, о которой ещё в IX веке могли сказать: «Басра — за Османа, Куфа — за Али»[48].

Подъём исмаилизма

В начале X века на территории Ифрикии (современный Тунис) вспыхнуло восстание исмаилитов («крайние шииты») во главе с Убейдаллахом, объявившим себя потомком Али и Фатимы. В январе 910 года в Раккаде (близ Кайруана) Убейдаллах был провозглашён халифом и махди. Спустя несколько лет в 929 году кордовский эмир Абд ар-Рахман III также принял титул халифа и «главы правоверных». Таким образом, как справедливо замечает Л. А. Семёнова «образование в Северной Африке шиитского государства означало раскол мусульманского мира на три враждебных друг другу халифата: Фатимидов, Аббасидов и Кордовских Омейядов»[50]. Фатимиды не только установили свою власть на всём африканском побережье, подчинив себе также идрисидов, но и распространили её на Сицилию. В правление Фатимидов в Каире была построена мечеть аль-Азхар и основан одноимённый университет, ставший впоследствии крупнейшим теологическим училищем в Египте.

В середине XI века на территории Йемена устанавливается власть исмаилитской династии Сулайхидов[51]. В XI—XII вв. исмаилизм утвердился в Горном Бадахшане и с самого начала его последователи подвергались гонениям со стороны представителей ортодоксального суннитского духовенства[52].

Передняя Азия: Буиды

В X веке в Передней Азии возвысилась дейлемитская династия Буидов (Бувайхидов), поставившие в Аббасидов в зависимость от себя. Буиды принадлежали с иснаашаритскому (двунадесятников) направлению шиизма. В их эпоху произошла определённая систематизация и интеллектуализация шиитской теологии. При этом Буиды проявляли враждебность к политическим противникам Аббасидов — исмаилитам Фатимидам[53]. К шиитам принадлежало существовавшее в XIV—XV веках в Передней Азии государством Кара-Коюнлу[54][55].

Новое время

После того как в 1501 году сефевидский шейх Исмаил I провозгласил себя шахом Персии, он объявил иснаашаритское (двунадесятники) направление шиитского ислама государственной религией в созданном им государстве[56]. Главной опорой Сефевидов стало объединение тюркских кочевых племён, известное как кызылбаши (азерб. красноголовые, поскольку они носили чалму с двенадцатью пурпурными полосками в честь двенадцати шиитских имамов)[57]. Шах издал указ, «дабы на площадях [люди] распусти­ли языки для поругания и проклинания Абу-Бакра, Умара и Усмана, а всякому, кто стал бы противиться, отсекали бы голову». Кровавые гонения на суннитов, а также на «крайних» шиитов, про­исходили повсюду, где утвердилась власть Сефевидов[58]. После падения династии Сефевидов в XVIII веке и хаоса последующих лет, на территории Азербайджана образовались два десятка полунезависимых ханств и султанств. В ханствах приверженцы обоих течений проживали смешанно, но где-то преобладали шииты, а где-то сунниты. Бакинское ханство и большую часть Талышского ханства населяли исключительно одни шииты[59], причём в Талышском ханстве правящая династия по линии некоего Сеида Мустансира Биллаха происходила от Зайда (англ.)русск., сына четвёртого шиитского имама — Саджада[60]. Большая часть населения Ширванского ханства состояло из шиитов, но кочевники ханчобаны, из которых происходил ширванский ханский дом серкеров, принадлежали к суннитами[61][62]. Правящая семья Карабахского ханства и большинство её подданных являлись мусульманами-шиитами, но в ханстве имелось и суннитское меньшинство[63]. Из шиитского рода происходили первые правители Дербентского ханства[64], пока оно не было подчинено соседнему Кубинскому ханству. В самом Кубинском ханстве у власти тоже стояла шиитская династия[65].

В 1759 году марониты при поддержке друзов подняли восстание против шиитов Северного Ливана, изгнав их полностью к 1773 году из Бшарри, Батруна, Джубейля и Кесруана. Шииты бежали на юг и в долину Бекаа, в то время в Ливане началась интенсивная христианская колонизация центральных районов[66].

XX век

Крупные волнения между шиитами и суннитами произошли в январе 1910 года в Бухаре. Глава правительства Бухарского эмирата кушбеги Астанакула, мать которого происходила из Ирана, предоставил разрешение открыто справлять в городе Ашуру, допускавшееся до этого лишь в границах иранского квартала. Однако суннитская толпа начала издеваться над шиитскими обрядами и осыпала насмешками процессию шиитов, когда те проходили по главным улицам Бухары. Итогом стало нападения озлобленных иранцев на толпу, результатом чего стала гибель одного бухарца. Вслед за тем начался погром шиитов, которым пришлось бежать в Новую Бухару под охрану русских войск. При помощи царских войск удалось приостановить погром, но столкновения между суннитами и шиитами ещё какое-то время продолжались вне города. В результате этой суннитско-шиитской резни погибло около 500 бухарцев и иранцев[67].

В 1943 году мусульманская и христианская общины Ливана заключили устное соглашение, известное как Национальный пакт, заложивший основу Ливана как многоконфессионального государства. В соответствии с Национальным пактом за мусульманином-шиитом определяется один из трёх главных постов в государстве — председателя парламента, в то время как за христианином-маронитом и мусульманином-суннитом посты президента и главы правительства соответственно[68]. В 1949 году была основана Прогрессивно-социалистическая партия Ливана, основу которой составили друзы[69].

Во второй половине XX века в исламском мире возник новый политический расклад на религиозной основе. В 1970-х гг. к власти в Сирии пришло алавитское меньшинство. В 1979 году в ходе исламской революции в Иране был свергнут шахский режим и установлена новая форма государственного устройства. Принятая после победы исламской революции в Иране конституция провозгласила, что «официальной религией Ирана является ислам джафаритского толка, признающий существование 12 имамов…» (ст. 12)[70]. Установление в Иране шиитского исламского режима, удалённого в равной степени как от США и СССР, так и от светских и суннитских режимов в регионе, стало совершенно новым фактором политической ситуации в тот период. Революция в Иране стала одним из ключевых событий XX века и имела огромное историческое значение для всего мира.

Иранская революция с энтузиазмом была встречена среди бахрейнских шиитов. Одни шиитские политические деятели образовали Исламский фронт освобождения Бахрейна (англ.)русск., выступив с идеей провозглашения в стране «исламской республики», другие же потребовали от монарха согласия на формирование нового, «исламского» правительства. Некоторые стали даже поднимать вопрос о присоединении Бахрейна к Ирану. Ответом на эти настроения стала кампания властей против оппозиционных сил, носившая антишиитский характер. Многие шиитские активисты попали за решётку. 14 декабря 1981 года было объявлено о предотвращении попытки государственного переворота (англ.)русск., в организации которого власти обвинили бахрейнцев-шиитов из числа членов Исламского фронта освобождения, а также «хомейнисты» из Кувейта, Саудовской Аравии и Омана[71].

Не меньший подъём шиитских масс исламская революция вызвала и в соседнем Ираке. Ещё в 1968 году в Ираке было основано подпольное политическое движение «ад-Даава аль-исламийя» («Исламский призыв»), развернувшая в 1970-х гг. вооружённую борьбу против баасистского режима. Лидер иранской революции аятолла Хомейни открыто призывал иракских шиитов сбросить правящий режим. Против партии Дава иракские власти развернули жестокие репрессии. Даже само членство в этой партии каралось смертной казнью. Были арестованы, а затем казнены аятолла Мухаммад Бакир ас-Садр и его сестра Амина ас-Садр. В 1991 году после поражения Ирака в Войне в Персидском заливе на юге страны вспыхнуло шиитское восстание (англ.)русск. («интифада шаабания»), жестоко подавленное частями иракской армии.

Ливанская шиитская милиция Амаль активно участвовала в сопротивлении во время израильского вторжения 1982 года. В ходе Гражданской войны в Ливане среди ливанских шиитов возникла ещё одна военизированная группировка — «Хезболла», выступившая за создание в Ливане исламского государства по образцу Ирана.

Во время Афганской войны Иран оказывал поддержку афганским шиитам, по большей части состоящим из хазарейцев. В рамках проводимой президентом Афганистана Мохаммадом Наджибуллой политики «национального примирения» 20-21 сентября 1987 года в Кабуле состоялась Всеафганская джирга хазарейской национальности, постановившая обеспечить джафаритской школе шиитского ислама «возможность широкого и всестороннего развития в районах, населённых исповедующими его хазарейцами, будь то в Хазараджате, Кабуле или других городах». Для подготовки шиитского духовенства создавалось специальное медресе, а на теологическом факультете Кабульского университета открывалось штатное отделение[72]. Положение шиитов в Афганистане значительно ухудшилось после прихода к власти в стране движения Талибан, провозгласившего создание Исламского Эмирата Афганистан. В 1995 году талибы жестоко убили сдавшегося им лидера партии афганских шиитов Хезбе и-Вахдат Абдулу Али Мазари, выбросив его с вертолёта. В 1999 году руководители Исламского Эмирата запретили все траурные церемония, связанные с ашурой[73].

В 2002 году в Йемене зейдиты из числа группировки «Аль-Хути» развернули вооружённую борьбу против центрального правительства в северо-западной провинции страны Саада. Правительство обвиняло повстанцев в намерении свергнуть правящую власть и установить свою власть во главе с Имамом. Мятежники, в свою очередь, утверждали, что они лишь защищают свою общину от дискриминации со стороны властей[74].

Для укрепления взаимопонимания и формализации диалога между последователями двух ветвей ислама (шиизма и суннизма) в мае 2011 года в Джакарте при поддержке индонезийского правительства был учреждён Суннитско-шиитский богословский совет[75].

Ветви шиизма

Преобладающим направлением в шиизме являются имамиты, среди которых произошёл раскол на шиитов-двунадесятников (иснаашаритов) и исмаилитов. Аш-Шахрастани называет следующие секты имамитов: бакириты, навуситы, афтахиты, шумайриты, исмаилиты-вакифиты, мусавиты и иснаашариты, в то время как другие ересиографы (аль-Ашари, Наубахти) выделяют три главные секты: катиты (впоследствии ставшие иснаашаритами), шуккариты и вакифиты[76].

В настоящее время отношения между двунадесятниками (а также зейдитами) и другими шиитскими течениями иногда принимают напряжённые формы. Несмотря на сходные моменты в вероучении, фактически это разные общины. Шииты традиционно делятся на две большие группы: умеренных (шииты-двунадесятники, зайдиты) и крайних (исмаилиты, алавиты, алевиты и др.)[77]. Вместе с тем, с 70-х годов XX века начался обратный постепенный процесс сближения умеренных шиитов и алавитов и исмаилитов.

Шииты-двунадесятники (иснаашариты)

Основная статья: Шииты-двунадесятники

Шииты-двунадесятники, или иснаашариты, являются преобладающим направлением в рамках шиитского ислама, которое преимущественно распространено в Иране, Азербайджане, Бахрейне, Ираке и Ливане, а также представлено и в других странах. Этим термином обозначают шиитов-имамитов, признающих последовательно 12 имамов из рода Али.

После того как в 1501 году сефевидский шейх Исмаил I провозгласил себя шахом Персии, он объявил иснаашаритское (двунадесятники) направление шиитского ислама государственной религией в созданном им государстве[56]. Главной опорой Сефевидов стало объединение тюркских кочевых племён, известное как кызылбаши (азерб. красноголовые, поскольку они носили чалму с двенадцатью пурпурными полосками в честь двенадцати шиитских имамов)[57]. После исламской революции в Иране была принята новая конституция, которая в ст. 12 провозгласила, что «официальной религией Ирана является ислам джафаритского толка, признающий существование 12 имамов…»[70].

Двенадцать имамов
Основная статья: Двенадцать имамов
  1. Али ибн Абу Талиб (умер 661) — двоюродный брат, зять и сахаб пророка Мухаммеда, муж его дочери Фатимы, четвёртый и последний праведный халиф.
  2. Хасан ибн Али (умер 669) — старший сын Али и Фатимы.
  3. Хусейн ибн Али (умер 680) — младший сын Али и Фатимы, погибший мученической смертью в битве при Кербеле против армии халифа Йазида I.
  4. Зайн-аль-Абидин (умер 713)
  5. Мухаммад аль-Бакир (умер 733)
  6. Джафар ас-Садык (умер 765) — основатель одной из исламских правовых школ — джафаритского мазхаба.
  7. Муса аль-Казим (умер 799)
  8. Али ар-Рида (или Имам Реза), (умер 818)
  9. Мухаммад ат-Таки (умер 835)
  10. Али ан-Наки (умер 865)
  11. аль-Хасан аль-Аскари (умер 873)
  12. Мухаммад аль-Махди (Махди) — имя последнего из 12 Имамов. Махди в исламе — это как Мессия, который в возрасте пяти лет ушёл в сокрытие. Это сокрытие, по убеждению шиитов-имамитов, продолжается и поныне.
Пять основных столпов веры

Шиитское вероучение базируется на пяти основных столпах:

  1. Вера в Единого Бога (Таухид).
  2. Вера в Справедливость Бога (Адль)
  3. Вера в Пророков и Пророчества (Набувват).
  4. Вера в Имамат (вера в духовное и политическое руководство 12 имамов).
  5. Загробный мир (Маад)[78].

Другие авторы выделяют отдельным принципом религии (столпом веры) атрибут Аллаха — Божественная справедливость (Адл)[79].

Исмаилизм

Основная статья: Исмаилизм

Исмаилиты являются приверженцами шиитской секты. В отличие от иснаашаритов (двунадесятников) они последовательно признают семь имамов до Джафара ас-Садыка, но после него возводят имамат не к Мусе аль-Казиму, а к другому сыну Джафара — Исмаилу, который умер раньше своего отца[80].

В IX веке исмаилиты раскололись на фатимидских исмаилитов, признававшей скрытых имамов, и карматов, считавших, что имамов должно быть семь. В конце XI — начале XII веков карматы прекратили существование.

В X веке в Северной Африке образовалось обширное исмаилитское государство Фатимидов.

После смерти в 1094 году фатимидского халифа ал-Мустансира новым халифом был объявлен его сын Низар, но власть в государстве захватил его младший брат аль-Мустали. Сторонники Низара отказались признавать аль-Мустали и его потомков и объявили имамами потомков Низара, потому они стали именоваться низаритами (восточными исмаилитами), а сторонники аль-Мустали — мусталитами[80]. Низариты образовали государство с центром в иранской крепости Аламут, которое было уничтожено в 1256 году монгольским завоевателем Хулагу-ханом. Центральной фигурой в развитии этой ветви ислама и основателем государства низаритов стал Хасан ибн Саббах, изложивший доктрину неоисмаилизма (Да’ват-и джадид). Наиболее известной из низаритских сект стали хашшашины, более известные как ассасины.

После падения Фатимидов духовный центр другой исмаилитской ветви — мусталитов, переместился в Йемен, а в XVII веке — в индийский город Гуджарат, где осела их большая часть[69]. Тогда же они разделились на даудитов (большая часть мусталитов), перебравшихся в Индию, и сулайманитов, оставшихся в Йемене[81].

В XVIII веке персидский шах официально признал исмаилизм течением шиизма.

Друзы

Основная статья: Друзы

Друзы по происхождению ранее являлись одним из ответвлений шиитской секты исмаилитов, однако в XI веке откололись от неё и прекратили конфессиональные контакты с исмаилитами ещё в Средние века, претерпев в последующем значительные изменения. Среди западных и российских («ленинградская школа») востоковедов существовала и альтернативная типология друзов, согласно которой они не являлись самостоятельной религией, а были суфийским орденом в рамках исмаилитского направления ислама. Секта возникла в начале XI века под влиянием проповеди ряда проповедников-сторонников египетского исмаилитского правителя Хакема среди исмаилитов Египта, Сирии и Ливана.

Название секты восходит к имени миссионера Дарази (ум. 1017 г.), которого сами друзы считают отступником, предпочитая называться аль-муваххидун (унитарии, или исповедующие единобожие)[69]. Существовали династии правящих эмиров среди друзов, такие как Мааны, Шихабы и т. д. В 1949 году была основана Прогрессивно-социалистическая партия Ливана, основу которой составили друзы[69].

Алавиты

Основная статья: Алавиты

Алавиты (Алауиты) или нусайриты (по имени Мухаммада бен Нусайра ан-Нумайри, считающегося основателем секты) являются представителями «крайних» шиитов. В основном они проживают в Западной Сирии, а также в Северном Ливане и Турции. В Сирии они составляют до 12 % населения страны[82].

В основе их догматов можно найти духовные традиции многих учений и верований: исмаилизма, гностического христианства, шиизма, доисламских астральных культов, греческой философии[83]. Все алавиты делятся на привилегированную группу «хасса» («посвящённые»), которые являются обладателями священных книг и особых знаний, и основную массу — «амма» («непосвящённые»), которым отводится роль послушников-исполнителей.

Являлись основным населением Государства Алавитов. К алавитам принадлежит семья Асадов, президенты Сирии Хафез Асад и его сын Башар Асад.

Зейдиты

Основная статья: Зейдиты

Зейдиты представляют ветвь «умеренных» шиитов, распространённую на северо-востоке Йемена; также одна из ветвей — ноктавиты, распространены в Иране.

Зейдиты образовались в VIII веке. Зейдиты принимают законность халифов Абу Бакра, Омара и Османа, что отличает их от иснаашаритов (двунадесятников) и исмаилитов[84]. От остальных шиитов они отличаются ещё и тем, что отрицают учение о «скрытом имаме», практику «такыйя» и т. д.

Зейдиты образовали государства Идрисидов, Алавидов и т. д, а также установили власть на части территории Йемена, где их имамы правили до революции 26 сентября 1962 года.

Другие течения

Основная статья: Ахл-е Хакк

Ахл-е Хакк или Йарсан — крайнее шиитское эзотерическое учение, коренящееся в месопотамских течениях гулата, и распространённое на западе Ирана и востоке Ирака преимущественно среди курдов.

Среди шиитов есть ещё одно течение — навуситы, полагающие, что имам Джафар ас-Садик не умер, а ушёл в гайбу[85].

Кайсаниты

Основная статья: Кайсаниты

Исчезнувшая ветвь — кайсаниты, сформировались в конце VII века. Они провозгласили имамом сына Али — Мухаммада ибн аль-Ханафии, но поскольку тот не был сыном дочери пророка, то большая часть шиитов отвергла этот выбор. По одной версии своё название они получили по прозвищу аль-Мухтара ибн Аби Убайда ас-Сакафи — Кайсан, руководившего восстанием в Куфе под лозунгом защиты прав аль-Ханафии и отмщения за кровь имама Хусейна, по другой версии — от имени начальника гвардии аль-Мухтара Абу Амра Кайсана. Течении кайсанитов распалось на ряд сект: мухтариты, хашимиты, байаниты и ризамиты. Общины кайсанитов прекратили своё существование в середине IX века.

Шейхиты

Основная статья: Шейхиты

Джафаритский мазхаб

Основная статья: Джафаритский мазхаб

Джафаритский мазхаб — школа исламского права (фикха), которой следуют шииты-двунадесятники. Основатель джафаритского толка — имам Джафар ибн Мухаммад ас-Садик, почитаемый шиитами-двунадесятниками как шестой непорочный имам из числа двенадцати безгрешных носителей вилаята (руководства, обусловленного приближенностью к Богу).

В XVIII веке джафариты получили отдельное место для молитвы (макам или мусалла) в ограде ал-Ка’бы наравне с последователями других суннитских богословско-правовых школ[86].

Общество

Праздники

Мусульмане-шииты, как и сунниты, отмечают[87]

Кроме общих праздников, у шиитов есть и свои праздники[87]:

  • День рождения имама Али (13 раджаба)
  • День рождения имама Хусейна (3 шабана)
  • День рождения имама Резы (11 зу-ль-каада)
  • День рождения имама Махди (15 шабана) (каркиан)
  • Праздник Гадир Хумм, связанные с событием в местечке Гадир Хумм во время последнего паломничества пророка Мухаммеда.

Не меньшее значение шииты придают и траурным датам, связанным со смертью пророка (28 сафара) и гибелью шиитских имамов: дни Ашуры (с 1 по 10 мухаррама), связанные с гибелью имама Хусейна; день ранения имама Али (19 рамадана) и день его смерти (21 рамадана), день смерти имама Джафара ас-Садыка (1 шавваля)[87].

Святые места

См. также: Имамзаде

Святыми местам для мусульман-шиитов, также как и для всех остальных мусульман, являются Мекка и Медина. В то же время широко почитаются мечети имама Хусейна и аль-Аббаса в Кербеле и мечеть имама Али в Эн-Наджафе.

Среди других почитаемых мест кладбище Вади-ус-Салаам в Эн-Наджафе, кладбище Джаннат аль-Баки в Медине, мечеть имама Резы в Мешхеде (Иран), мечеть Казимия в Казимии и мечеть Аль-Аскари в Самарре (Ирак), и др.

Атаки на святые места шиитов

Святые места шиитов нередко становились объектами нападений, либо подвергались разрушению. Аббасидский халиф аль-Мутаваккиль в 850/851 году распорядился разрушить гробницу имама Хусейна и окружающие постройки, а также запретил их посещения. Он также приказал построить на этой территории ирригационные каналы и засеять её. Однако после его смерти гробница имама Хусейна была восстановлена[88]. В конце X века основателем династии Газневидов эмиром Себуктегином, враждебно относившемся к шиитам, были разрушены мавзолей восьмого имама Резы и прилегающая к мавзолею мечеть, но в 1009 году мавзолей был восстановлен сыном эмира, султаном Махмудом Газневи[89]. 20 апреля 1802 года ваххабиты совершили набег на Кербелу, осквернив, разрушив и разграбив усыпальницу имама Хусейна, вырезали тысячи шиитов, в том числе стариков, женщин и детей[90]. В 1925 году ихваны (военное ополчение первого правителя и основателя Саудовской Аравии Ибн Сауда) разрушили могилы имамов на кладбище Джаннат аль-Баки в Медине[91].

Во время шиитского восстания на юге Ирака в 1991 году против режима президента Саддама Хусейна, вспыхнувшего вследствие поражения иракской армии в Войне в Персидском заливе, пострадала усыпальница имама Хусейна в Кербеле, где в подавлении восстания участвовал зять президента Хусейн Камель. Стоя на танке возле гробницы имама Хусейна, он крикнул: «Твоё имя Хусейн и моё тоже. Давай посмотрим, кто из нас сейчас сильнее», приказав затем открыть огонь по ней. Примечательно, что в том же году, будучи поражённым опухолью головного мозга, он вернулся в Кербелу просить прощения у святого[92]. В феврале 2006 года был осуществлён взрыв в Золотой мечети (Мечеть Аль-Аскари) в Самарре, в результате которого обрушился золотой купол святыни[93]

Напишите отзыв о статье "Шииты"

Примечания

  1. ↑ Ислам. Энциклопедический словарь. М.: «Наука», Главная редакция восточной литературы, 1991. — 315 с. — ISBN 5-02-016941-2 — с.298.
  2. ↑ [www.britannica.com/EBchecked/topic/540503/Shiite Shīʿite]. Encyclopædia Britannica Online (2010). Проверено 25 августа 2010. [www.webcitation.org/67yuULGhB Архивировано из первоисточника 28 мая 2012].
  3. ↑ [pewforum.org/Muslim/Mapping-the-Global-Muslim-Population%286%29.aspx Mapping the Global Muslim Population: A Report on the Size and Distribution of the World's Muslim Population]. Pew Research Center (October 7, 2009). Проверено 25 августа 2010. [www.webcitation.org/67yuV3Nla Архивировано из первоисточника 28 мая 2012].
  4. ↑ [pewforum.org/newassets/images/reports/Muslimpopulation/Muslimpopulation.pdf Mapping the Global Muslim Population: A Report on the Size and Distribution of the World's Muslim Population]. — Pew Research Center, 2009.
  5. ↑ [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/fields/2122.html Religions]. CIA. The World Factbook (2010). Проверено 25 августа 2010.
  6. ↑ [www.bbc.co.uk/news/world-middle-east-16047709 Quick guide: Sunnis and Shias] (англ.), BBC (6 December 2011).
  7. ↑ [www.state.gov/j/drl/rls/irf/2010/148830.htm International Religious Freedom Report 2010: Lebanon] (англ.), U.S Department of state (November 17, 2010).
  8. ↑ [www.nytimes.com/packages/khtml/2006/07/19/world/middleeast/20060719_MIDEAST_GRAPHIC.html Major Attacks in Lebanon, Israel and the Gaza Strip] (англ.), The New York Times.
  9. ↑ 1 2 [www.cia.gov/library/publications/the-world-factbook/fields/2122.html?countryName=Afghanistan&countryCode=af&regionCode=sas&#af FIELD LISTING:: RELIGIONSA]. Central Intelligence Agency (CIA). The World Factbook on Afghanistan.
  10. ↑ [lcweb2.loc.gov/frd/cs/profiles/Afghanistan.pdf Country Profile: Afghanistan, August 2008] (англ.), Library of Congress – Federal Research Division.
  11. ↑ Логинов А. В. Национальный вопрос в Афганистане // Расы и народы. Вып. 20.. — М.: Наука, 1990. — С. 172.
  12. ↑ Anees al-Qudaihi. [news.bbc.co.uk/2/hi/7959531.stm Saudi Arabia's Shia press for rights] (англ.), BBC (24 March 2009).
  13. ↑ [files.preslib.az/projects/remz/pdf_en/atr_din.pdf Religion]. Administrative Department of the President of the Republic of Azerbaijan — Presidential Library. [www.webcitation.org/616xyRI4u Архивировано из первоисточника 22 августа 2011]. Религия. Управление делами Президента Азербайджанской Республики — Президентская библиотека
  14. ↑ Ислам: Энциклопедический словарь. — Наука, 1991. — С. 298. — ISBN 5-02-016941-2.
  15. ↑ Александр Игнатенко Расколотая умма в ожидании Судного дня // Отечественные записки. — 2003. — Вып. 5 (13). — С. 31-33.
  16. ↑ ал-Хасан ибн Муса ан-Наубахти. Шиитские секты / Пер. с араб., исслед. и комм. С. М. Прозорова. — М.: Наука, 1973. — С. 18.
  17. ↑ Петрушевский И. П. Ислам в Иране в VII—XV веках (курс лекций). — Изд-во Ленинградского университета, 1966. — С. 242.
  18. ↑ Muhammad Husayn Tabatabai. Shi'ite Islam. — State University of New York Press, 1975. — С. 57, прим. 1. — ISBN 0-87395-390-8.
  19. ↑ 1 2 [www.britannica.com/EBchecked/topic/15223/Ali ʿAlī (Muslim caliph)] (англ.), Encyclopædia Britannica.
  20. ↑ Краткая энциклопедия ислама. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2007. — С. 74. — ISBN 978-5-8183-1080-0, 1-85168-295-3.
  21. ↑ Muhammad Husayn Tabatabai. Shi'ite Islam. — State University of New York Press, 1975. — С. 60, прим. 15. — ISBN 0-87395-390-8.
  22. ↑ Прозоров С. М. Шиитская (имамитская) доктрина верховной власти // Ислам. Религия, общество, государство. — М.: Наука, 1984. — С. 206.
  23. ↑ 1 2 Петрушевский И. П. Ислам в Иране в VII—XV веках (курс лекций). — Изд-во Ленинградского университета, 1966. — С. 39.
  24. ↑ Ислам: Энциклопедический словарь. — Наука, 1991. — С. 241. — ISBN 5-02-016941-2.
  25. ↑ Ислам: Энциклопедический словарь. — Наука, 1991. — С. 268. — ISBN 5-02-016941-2.
  26. ↑ Грязневич П. А. К вопросу о праве на верховную власть в мусульманской общине в раннем Исламе // Ислам. Религия, общество, государство. — М.: Наука, 1984. — С. 167.
  27. ↑ Климович Л. И. Ислам. — Наука, 1965. — С. 113.
  28. ↑ [dic.academic.ru/dic.nsf/battles/1436/Сиффин Сиффин]. Энциклопедия битв мировой истории. Томас Харболт. 1904..
  29. ↑ Али-заде, А. А. [dic.academic.ru/dic.nsf/islam/78/Аммар Аммар ибн Йасир] : [[web.archive.org/web/20111001002806/slovar-islam.ru/books/a.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
  30. ↑ Петрушевский И. П. Ислам в Иране в VII—XV веках (курс лекций). — Изд-во Ленинградского университета, 1966. — С. 44.
  31. ↑ Энциклопедическій лексикон. — Санкт-Петербург, 1835. — Т. 1. — С. 515.
  32. ↑ The Encyclopaedia of Islam. — Brill, 1986. — Т. 3. — С. 607. — ISBN 90-04-08118-6.
  33. ↑ 1 2 3 Большаков О. Г. История Халифата. — Наука, 1989. — Т. 3. — С. 93-95.
  34. ↑ Большаков О. Г. История Халифата. — Наука, 1989. — Т. 3. — С. 145.
  35. ↑ Большаков О. Г. История Халифата. — Наука, 1989. — Т. 3. — С. 103.
  36. ↑ [www.iranicaonline.org/articles/hosayn-b-ali-i ḤOSAYN B. ʿALI i. LIFE AND SIGNIFICANCE IN SHIʿISM]. Encyclopædia Iranica. [www.webcitation.org/6BOrcnA8n Архивировано из первоисточника 14 октября 2012].
  37. ↑ Ислам: Энциклопедический словарь. — Наука, 1991. — С. 285. — ISBN 5-02-016941-2.
  38. ↑ Климович Л. И. Ислам. — Наука, 1965. — С. 240.
  39. ↑ Бартольд В. В. Сочинения. — М.: Наука, 1966. — Т. 6. — С. 108.
  40. ↑ ал-Хасан ибн Муса ан-Наубахти. Шиитские секты / Пер. с араб., исслед. и комм. С. М. Прозорова. — М.: Наука, 1973. — С. 34.
  41. ↑ Ислам: Энциклопедический словарь. — Наука, 1991. — С. 92. — ISBN 5-02-016941-2.
  42. ↑ [books.google.com.au/books?id=XBwOF6jXBdIC&pg=PA844&dq=Idrisid+dynasty+zaidi&as_brr=3&cd=1#v=onepage&q&f=false Encyclopedia of Religion and Ethics, Part 24]. — Kessinger Publishing, 2003. — С. 844. — ISBN 076613704X.
  43. ↑ Семёнова Л. А. Из истории Фатимидского Египта: очерки и материалы. — М.: Наука, 1974. — С. 12.
  44. ↑ 1 2 Петрушевский И. П. Ислам в Иране в VII—XV веках (курс лекций). — Изд-во Ленинградского университета, 1966. — С. 252-253.
  45. ↑ [www.iranicaonline.org/articles/ali-al-reza ʿALĪ AL-REŻĀ]. Encyclopædia Iranica. [www.webcitation.org/68CN3APKu Архивировано из первоисточника 5 июня 2012].
  46. ↑ История Востока. Восток в средние века. — М.: «Восточная литература» РАН, 2002. — Т. 2. — С. 129. — ISBN 5-02-017711-3, 5-02-018102-1.
  47. ↑ Ислам: Энциклопедический словарь. — Наука, 1991. — С. 98-99. — ISBN 5-02-016941-2.
  48. ↑ 1 2 Адам Мец. Мусульманский ренессанс. — М.: Наука, 1973. — С. 60-61.
  49. ↑ Бартольд В. В. Сочинения. — М.: Наука, 1971. — Т. 7. — С. 176.
  50. ↑ Семёнова Л. А. Из истории Фатимидского Египта: очерки и материалы. — М.: Наука, 1974. — С. 14.
  51. ↑ Ислам: Словарь атеиста. — М.: Политиздат, 1988. — С. 225. — ISBN 5-250-00 1 25- 4.
  52. ↑ Каландаров Т. С. Агиография «апостола памирских исмаилитов» (к 1000-летию Носира Хосрова) // Этнографическое обозрение. — 2004. — № 2. — С. 59.
  53. ↑ Босворт К. Э. Мусульманские династии. Справочник по хронологии и генеалогии. — М.: «Наука», 1971. — С. 139-140.
  54. ↑ Quiring-Zoche, R., [www.iranica.com/newsite/index.isc?Article=www.iranicaonline.org/articles/aq-qoyunlu-confederation "AQ QOYUNLŪ"], Encyclopedia Iranica, <www.iranica.com/newsite/index.isc?Article=www.iranicaonline.org/articles/aq-qoyunlu-confederation>. Проверено 29 октября 2009. 
  55. ↑ Michael M. Gunter. Historical dictionary of the Kurds. — Scarecrow Press, 2004. — С. 3. — ISBN 0810848708, 9780810848702.
  56. ↑ 1 2 John Malcolm Wagstaff. [books.google.ru/books?id=pP315Mw3S9EC&pg=PA299&dq=2+August+1972+of+Egypt's+plan+to+merge+with+Libya&hl=ru&ei=ffQ6Td7sDcur8APryPSCCQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CCoQ6AEwAA#v=onepage&q=2%20August%201972%20of%20Egypt's%20plan%20to%20merge%20with%20Libya&f=false The evolution of middle eastern landscapes: an outline to A.D. 1840]. — Taylor & Francis, 1985. — Т. 50. — С. 205. — ISBN 0856648124, 9780856648120.
  57. ↑ 1 2 Пигулевская Н. В., Якубовский А. Ю., Петрушевский И. П., Строева Л. В., Беленицкий А. М. История Ирана с древнейших времён до конца XVIII века. — Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1958. — С. 252.
  58. ↑ [www.i-u.ru/biblio/archive/pigulevskaja_istorija/06.aspx История Ирана с древнейших времен до конца XVIII века]. — Л.: Издательство Ленинградского университета, 1958. — 390 с.
  59. ↑ Дубровин Н. Ф. История войны и владычество русских на Кавказе. Очерк Кавказа и народов его населяющих: Закавказье. — СПб., 1871. — Т. 1, книга 2. — С. 328.
  60. ↑ Исмаилов Э. Э. Генеалогия Талышинских-Талишхановых. — Баку: Абилов, Зейналов и сыновья, 2001. — С. vi-vii.
  61. ↑ Серебров А. Г. Историко-этнографическое описание Дагестана. 1796 г. // История, география и этнография Дагестана XVIII-XIX вв: архивные материалы / М.О. Косвен, Х-М. Хашаев. — М.: Изд. Восточной литературы, 1958. — С. 179.
  62. ↑ Броневский С. М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Часть II. — М.: В типографии С. Селивановскаго, 1823. — С. 434.
  63. ↑ Muriel Atkin. The Strange Death of Ibrahim Khalil Khan of Qarabagh // Iranian Studies, Journal of The Society for Iranian Studies. — Vol. XII (1979). — С. 81.
  64. ↑ Гаджиева С. Ш. Дагестанские азербайджанцы, XIX-начало XX в: историко-этнографическое исследование. — "Восточная литература" РАН, 1999. — С. 169.
  65. ↑ Бакиханов А. К. Гюлистан-и Ирам. — Баку: Элм, 1991. — С. 123. — ISBN 5-8066-0236-2.
  66. ↑ История Востока. Восток на рубеже средневековья и нового времени XVI—XVIII вв.. — М.: «Восточная литература» РАН, 2000. — Т. 3. — С. 398. — ISBN 5-02-018102-1, 5-02-017913-2.
  67. ↑ История народов Узбекистана. — Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1947. — Т. 2. — С. 413-414.
  68. ↑ Новейшая история арабских стран Азии 1917-1985. — М.: Наука, 1988. — С. 112.
  69. ↑ 1 2 3 4 Гордон Ньюби. Краткая энциклопедия ислама. — ФАИР-ПРЕСС, 2007. — С. 200. — ISBN 978-5-8183-1080-0. Ошибка в сносках?: Неверный тег <ref>: название «.D0.90.D0.B4-.D0.94.D1.83.D1.80.D1.83.D0.B7.D0.B8.D0.B9.D0.B0» определено несколько раз для различного содержимого
  70. ↑ 1 2 Конституции государств Азии: в 3 т. — Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ: Норма, 2010. — Т. 1: Западная Азия. — С. 243. — ISBN 978-5-91768-124-5, 978-5-91768-125-2.
  71. ↑ История Востока. — М.: «Восточная литература» РАН, 2008. — Т. 6: Восток в новейший период (1945—2000 гг.). — С. 282-283. — ISBN 978-5-02-036371-7, 5-02-018102-1.
  72. ↑ Логинов А. В. Национальный вопрос в Афганистане // Расы и народы. Вып. 20.. — М.: Наука, 1990. — С. 186.
  73. ↑ Сикоев Р. Р. Талибы: религиозно-политический портрет. — 2-е изд.. — М.: Институт востоковедения РАН, Издательство «Крафт+», 2004. — С. 195.
  74. ↑ [news.bbc.co.uk/2/hi/middle_east/7379929.stm Deadly blast strikes Yemen mosque] (рус.), BBC (2 May 2008).
  75. ↑ [www.thejakartapost.com/news/2011/05/21/ri-sunni-shia-council-established.html RI Sunni-Shia Council established | The Jakarta Post]
  76. ↑ [islamicencyclopedia.narod.ru/articles/335.html Имамиты] (рус.), Исламский энциклопедический словарь.
  77. ↑ [www.ceber.ru/?pageID=206 Идейные течения и расхождения в исламе]
  78. ↑ «Вопросы идеологии с точки зрения шиизма» стр.12 автор Мухаммад-Риза Музаффар
  79. ↑ «Основы вероубеждения» Макарим Ширази, «Основные принципы религии для всех» Урок первый. Реза Остади
  80. ↑ 1 2 [islamicencyclopedia.narod.ru/articles/354.html Исмаилиты] (рус.), Исламский энциклопедический словарь.
  81. ↑ Ислам: Энциклопедический словарь. — Наука, 1991. — С. 111. — ISBN 5-02-016941-2.
  82. ↑ Heneghan, Tom. [www.reuters.com/article/2011/12/23/us-syria-religion-alawites-idUSTRE7BM1J220111223 Syria's Alawites are secretive, unorthodox sect], Reuters (23 December 2011).
  83. ↑ Гордон Ньюби. Краткая энциклопедия ислама. — ФАИР-ПРЕСС, 2007. — С. 39. — ISBN 978-5-8183-1080-0.
  84. ↑ Гордон Ньюби. Краткая энциклопедия ислама. — ФАИР-ПРЕСС, 2007. — С. 95. — ISBN 978-5-8183-1080-0.
  85. ↑ Краткая энциклопедия ислама. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2007. — С. 86. — ISBN 978-5-8183-1080-0, 1-85168-295-3.
  86. ↑ Ислам: Энциклопедический словарь. — М.: Наука, 1991. — С. 61. — ISBN 5-02-016941-2.
  87. ↑ 1 2 3 Дорошенко Е. А. Шиитское духовенство в современном Иране. — М.: Наука, 1985. — С. 69.
  88. ↑ [www.iranicaonline.org/articles/karbala KARBALA]. Encyclopædia Iranica. [www.webcitation.org/6BOrdRmNX Архивировано из первоисточника 14 октября 2012].
  89. ↑ Петрушевский И. П. Ислам в Иране в VII—XV веках (курс лекций). — Изд-во Ленинградского университета, 1966. — С. 254.
  90. ↑ Иванов Н. А. Труды по истории исламского мира. — М.: Восточная литература, 2008. — С. 442. — ISBN 978-5-02-036375-5.
  91. ↑ Laurence Louėr. Transnational Shia Politics: Religious and Political Networks in the Gulf. — Columbia University Press, 2009. — С. 22. — ISBN 0231700407, 9780231700405.
  92. ↑ PAUL LEWIS. [www.nytimes.com/1994/08/13/world/karbala-journal-who-hit-the-mosques-not-us-baghdad-says.html Karbala Journal; Who Hit the Mosques? Not Us, Baghdad Says] (англ.), The New York Times (August 13, 1994).
  93. ↑ МАКСИМ Ъ-ЗАГОРЕЦКИЙ. [www.kommersant.ru/doc/652867?isSearch=True Смерть под куполом] (рус.), Газета "Коммерсантъ" (27.02.2006).

    94. </ol>

Литература

Ссылки

  • [shiizm.ru Шиитская энциклопедия]
  • [www.shiatoday.ru/ Шиитский информационно-аналитический сайт]
  • [imamat-books.ru Шиитская библиотека]
  • [islamology.ru Центр исламских исследований]
  • [makarem.ir/ Сайт великого аятоллы Макарема Ширази]
  • [shia.spb.ru Сайт общины шиитов-джафаритов Санкт-Петербурга]
В Викисловаре есть статья «шиизм»
 Необходимо проверить качество перевода и привести статью в соответствие со стилистическими правилами Википедии.
Вы можете помочь улучшить эту статью, исправив в ней ошибки.
Оригинал не указан. Пожалуйста, укажите его.

Отрывок, характеризующий Шииты

Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.
– Ах, какая я скотина, однако! – проговорил Ростов, читая письмо.
– А что?
– Ах, какая я свинья, однако, что я ни разу не писал и так напугал их. Ах, какая я свинья, – повторил он, вдруг покраснев. – Что же, пошли за вином Гаврилу! Ну, ладно, хватим! – сказал он…
В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.
– К которым, вы предполагаете, что я принадлежу? – спокойно и особенно приятно улыбаясь, проговорил князь Андрей.
Странное чувство озлобления и вместе с тем уважения к спокойствию этой фигуры соединялось в это время в душе Ростова.
– Я говорю не про вас, – сказал он, – я вас не знаю и, признаюсь, не желаю знать. Я говорю вообще про штабных.
– А я вам вот что скажу, – с спокойною властию в голосе перебил его князь Андрей. – Вы хотите оскорбить меня, и я готов согласиться с вами, что это очень легко сделать, ежели вы не будете иметь достаточного уважения к самому себе; но согласитесь, что и время и место весьма дурно для этого выбраны. На днях всем нам придется быть на большой, более серьезной дуэли, а кроме того, Друбецкой, который говорит, что он ваш старый приятель, нисколько не виноват в том, что моя физиономия имела несчастие вам не понравиться. Впрочем, – сказал он, вставая, – вы знаете мою фамилию и знаете, где найти меня; но не забудьте, – прибавил он, – что я не считаю нисколько ни себя, ни вас оскорбленным, и мой совет, как человека старше вас, оставить это дело без последствий. Так в пятницу, после смотра, я жду вас, Друбецкой; до свидания, – заключил князь Андрей и вышел, поклонившись обоим.
Ростов вспомнил то, что ему надо было ответить, только тогда, когда он уже вышел. И еще более был он сердит за то, что забыл сказать это. Ростов сейчас же велел подать свою лошадь и, сухо простившись с Борисом, поехал к себе. Ехать ли ему завтра в главную квартиру и вызвать этого ломающегося адъютанта или, в самом деле, оставить это дело так? был вопрос, который мучил его всю дорогу. То он с злобой думал о том, с каким бы удовольствием он увидал испуг этого маленького, слабого и гордого человечка под его пистолетом, то он с удивлением чувствовал, что из всех людей, которых он знал, никого бы он столько не желал иметь своим другом, как этого ненавидимого им адъютантика.


На другой день свидания Бориса с Ростовым был смотр австрийских и русских войск, как свежих, пришедших из России, так и тех, которые вернулись из похода с Кутузовым. Оба императора, русский с наследником цесаревичем и австрийский с эрцгерцогом, делали этот смотр союзной 80 титысячной армии.
С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
– Очень жаль, что вчера вы не застали меня. Я целый день провозился с немцами. Ездили с Вейротером поверять диспозицию. Как немцы возьмутся за аккуратность – конца нет!
Борис улыбнулся, как будто он понимал то, о чем, как об общеизвестном, намекал князь Андрей. Но он в первый раз слышал и фамилию Вейротера и даже слово диспозиция.
– Ну что, мой милый, всё в адъютанты хотите? Я об вас подумал за это время.
– Да, я думал, – невольно отчего то краснея, сказал Борис, – просить главнокомандующего; к нему было письмо обо мне от князя Курагина; я хотел просить только потому, – прибавил он, как бы извиняясь, что, боюсь, гвардия не будет в деле.
– Хорошо! хорошо! мы обо всем переговорим, – сказал князь Андрей, – только дайте доложить про этого господина, и я принадлежу вам.
В то время как князь Андрей ходил докладывать про багрового генерала, генерал этот, видимо, не разделявший понятий Бориса о выгодах неписанной субординации, так уперся глазами в дерзкого прапорщика, помешавшего ему договорить с адъютантом, что Борису стало неловко. Он отвернулся и с нетерпением ожидал, когда возвратится князь Андрей из кабинета главнокомандующего.
– Вот что, мой милый, я думал о вас, – сказал князь Андрей, когда они прошли в большую залу с клавикордами. – К главнокомандующему вам ходить нечего, – говорил князь Андрей, – он наговорит вам кучу любезностей, скажет, чтобы приходили к нему обедать («это было бы еще не так плохо для службы по той субординации», подумал Борис), но из этого дальше ничего не выйдет; нас, адъютантов и ординарцев, скоро будет батальон. Но вот что мы сделаем: у меня есть хороший приятель, генерал адъютант и прекрасный человек, князь Долгоруков; и хотя вы этого можете не знать, но дело в том, что теперь Кутузов с его штабом и мы все ровно ничего не значим: всё теперь сосредоточивается у государя; так вот мы пойдемте ка к Долгорукову, мне и надо сходить к нему, я уж ему говорил про вас; так мы и посмотрим; не найдет ли он возможным пристроить вас при себе, или где нибудь там, поближе .к солнцу.
Князь Андрей всегда особенно оживлялся, когда ему приходилось руководить молодого человека и помогать ему в светском успехе. Под предлогом этой помощи другому, которую он по гордости никогда не принял бы для себя, он находился вблизи той среды, которая давала успех и которая притягивала его к себе. Он весьма охотно взялся за Бориса и пошел с ним к князю Долгорукову.
Было уже поздно вечером, когда они взошли в Ольмюцкий дворец, занимаемый императорами и их приближенными.
В этот самый день был военный совет, на котором участвовали все члены гофкригсрата и оба императора. На совете, в противность мнения стариков – Кутузова и князя Шварцернберга, было решено немедленно наступать и дать генеральное сражение Бонапарту. Военный совет только что кончился, когда князь Андрей, сопутствуемый Борисом, пришел во дворец отыскивать князя Долгорукова. Еще все лица главной квартиры находились под обаянием сегодняшнего, победоносного для партии молодых, военного совета. Голоса медлителей, советовавших ожидать еще чего то не наступая, так единодушно были заглушены и доводы их опровергнуты несомненными доказательствами выгод наступления, что то, о чем толковалось в совете, будущее сражение и, без сомнения, победа, казались уже не будущим, а прошедшим. Все выгоды были на нашей стороне. Огромные силы, без сомнения, превосходившие силы Наполеона, были стянуты в одно место; войска были одушевлены присутствием императоров и рвались в дело; стратегический пункт, на котором приходилось действовать, был до малейших подробностей известен австрийскому генералу Вейротеру, руководившему войска (как бы счастливая случайность сделала то, что австрийские войска в прошлом году были на маневрах именно на тех полях, на которых теперь предстояло сразиться с французом); до малейших подробностей была известна и передана на картах предлежащая местность, и Бонапарте, видимо, ослабленный, ничего не предпринимал.
Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.


На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.
– Ростов, иди сюда, выпьем с горя! – крикнул Денисов, усевшись на краю дороги перед фляжкой и закуской.
Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]
– Taisez vous, mauvaise langue, [Удержите ваше злоязычие.] – сказал Долгоруков. – Неправда, теперь уже два русских: Милорадович и Дохтуров, и был бы 3 й, граф Аракчеев, но у него нервы слабы.
– Однако Михаил Иларионович, я думаю, вышел, – сказал князь Андрей. – Желаю счастия и успеха, господа, – прибавил он и вышел, пожав руки Долгорукову и Бибилину.
Возвращаясь домой, князь Андрей не мог удержаться, чтобы не спросить молчаливо сидевшего подле него Кутузова, о том, что он думает о завтрашнем сражении?
Кутузов строго посмотрел на своего адъютанта и, помолчав, ответил:
– Я думаю, что сражение будет проиграно, и я так сказал графу Толстому и просил его передать это государю. Что же, ты думаешь, он мне ответил? Eh, mon cher general, je me mele de riz et des et cotelettes, melez vous des affaires de la guerre. [И, любезный генерал! Я занят рисом и котлетами, а вы занимайтесь военными делами.] Да… Вот что мне отвечали!


В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Шииты&oldid=81229213»