Шильдер, Николай Густавович
| Николай Густавович Шильдер | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
13 (25) марта 1898 (70 лет) |
| Место смерти: | |
| Подданство: | |
| Учёба: | |
| Влияние: | |
 Работы на Викискладе | |
Николай Густавович Шильдер (12 [24] марта 1828, Харьков — 13 [25] марта 1898, Царское Село) — русский художник-жанрист.
Содержание
Биография
Происходил из дворянского рода прибалтийских немцев — третий сын отставного корнета, смотрителя Московской коммерческой школы Отто Густава (Евстафия Андреевича) Шильдера.
В 1845 и 1846 годах пытался поступить в рисовальную школу Общества поощрения художников, но не был принят.
В 1850 году поступил в Академию художеств, где учился более 10 лет в классе батальной живописи у Б. П. Виллевальде, получая по прошению своего учителя до 1858 года содержание от Совета академии. В 1853 году был награждён малой серебряной медалью за картину «Пикет лейб-гвардии Литовского полка. Из аванпостной службы», в 1857 году — большой серебряной медалью за картину «Искушение». Картина «Искушение» была приобретена в 1858 году П. М. Третьяковым и была одним из первых произведений русских художников, купленных им для своей коллекции[1].
В 1854—1855 годах он работал над картинами на темы Крымской войны; в 1855 году им была написана картина «Прощание ополченцев» (ГРМ). Затем, под влиянием творчества П. А. Федотова, он обратился к жанровой живописи; в 1857 года была написана картина «Искушение», в 1858 году — «Семейное счастье» (не сохранилась). В 1859 и 1860 годах над конкурсными программами академии; написанные им эскизы картин «Ростовщик» и «Сговор невесты» сохранились и находятся в фондах Государственного Русского музея.
В 1861 годах за картину «Расплата с кредиторами» он был удостоен звания академика жанровой и батальной живописи.
С 1860-х годов он много работал в жанре портрета. Около 1864 года им был написан портрет М. Н. Муравьёва[2]; в 1873 году на академической выставке были представлены портрет генерал-майора Петухова и детские портреты в технике пастели.
В 1880-х годах им были выполнены портреты членов царской семьи: Александра III и его супруги Марии Фёдоровны[3]. Неоднократно Н. Г. Шильдер получал разрешение копировать картины, находившиеся в Зимнем дворце, в их числе: портрет А. В. Суворова, портрет генерала Сиверса из военной галереи, портрет Екатерины II (работы И. Б. Лампи).
Также Н. Г. Шильдер писал иконы; им был создан иконостас церкви в Даниловском уезде Ярославской губернии[4].
Похоронен в Царском Селе на Казанском кладбище.
Его сын Андрей Николаевич Шильдер (1861—1919) был учеником И. И. Шишкина и стал известным художником-пейзажистом. Как сообщал Минченков Андрей в юности по неосторожности застрелил на охоте своего родного брата[5].
Галерея работ
- Shilder Temptation.jpg
Искушение. 1857
- М. Шыльдэр. Расплата з крэдыторамі.JPG
Расплата с кредиторами
- Shilder AlexanderIII.jpg
Александр III
- Nikolai Nikolaevich the Elder by N.Shilder (1870s, Museum of Artillery etc).jpg
Великий князь Николай Николаевич Старший
Напишите отзыв о статье "Шильдер, Николай Густавович"
Примечания
- ↑ Начало коллекции положила картина «Стычка с финляндскими контрабандистами» В. Г. Худякова, которая была приобретена весной 1856 года. В это время Третьяков много картин приобретал для перепродажи и картина Шильдера видимо предназначалась для этой цели, поскольку не упоминалась в составе его коллекции в каталогах 1860 и 1873 годов.
- ↑ Находится в Национальном художественном музее республики Саха.
- ↑ Парные овальные портреты [www.musee-orsay.fr/en/collections/index-of-works/notice.html?nnumid=21008 царя] и [www.musee-orsay.fr/en/collections/index-of-works/notice.html?nnumid=21007 царицы] находятся в музее Орсе в Париже.
- ↑ [tsarselo.ru/yenciklopedija-carskogo-sela/istorija-carskogo-sela-v-licah/shilder-nikolai-gustavovich-1828-1898-carskoe-selo.html#.Vym6fnognGg Биография]
- ↑ [az.lib.ru/m/minchenkow_j_d/text_0120.shtml Шильдер Андрей Николаевич] / Воспоминания о передвижниках. — Ленинград: «Художник РСФСР», 1965.
Литература
- Мамонтова Н. Н., Приймак Н. [www.tg-m.ru/magazine/archive/2007/4 Николай Шильдер и его картина «Искушение»] // «Третьяковская галерея». — № 4 (17). — 2007.
Ссылки
- [www.tretyakovgallery.ru/ru/collection/_show/author/_id/84 Шильдер Николай Густавович]
- [slovar.cc/enc/bse/2060480.html ШИЛЬДЕР НИКОЛАЙ ГУСТАВОВИЧ]
Отрывок, характеризующий Шильдер, Николай Густавович
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?
Не только в Москве, но во всей России при вступлении неприятеля не произошло ничего похожего на возмущение. 1 го, 2 го сентября более десяти тысяч людей оставалось в Москве, и, кроме толпы, собравшейся на дворе главнокомандующего и привлеченной им самим, – ничего не было. Очевидно, что еще менее надо было ожидать волнения в народе, ежели бы после Бородинского сражения, когда оставление Москвы стало очевидно, или, по крайней мере, вероятно, – ежели бы тогда вместо того, чтобы волновать народ раздачей оружия и афишами, Растопчин принял меры к вывозу всей святыни, пороху, зарядов и денег и прямо объявил бы народу, что город оставляется.
Растопчин, пылкий, сангвинический человек, всегда вращавшийся в высших кругах администрации, хотя в с патриотическим чувством, не имел ни малейшего понятия о том народе, которым он думал управлять. С самого начала вступления неприятеля в Смоленск Растопчин в воображении своем составил для себя роль руководителя народного чувства – сердца России. Ему не только казалось (как это кажется каждому администратору), что он управлял внешними действиями жителей Москвы, но ему казалось, что он руководил их настроением посредством своих воззваний и афиш, писанных тем ёрническим языком, который в своей среде презирает народ и которого он не понимает, когда слышит его сверху. Красивая роль руководителя народного чувства так понравилась Растопчину, он так сжился с нею, что необходимость выйти из этой роли, необходимость оставления Москвы без всякого героического эффекта застала его врасплох, и он вдруг потерял из под ног почву, на которой стоял, в решительно не знал, что ему делать. Он хотя и знал, но не верил всею душою до последней минуты в оставление Москвы и ничего не делал с этой целью. Жители выезжали против его желания. Ежели вывозили присутственные места, то только по требованию чиновников, с которыми неохотно соглашался граф. Сам же он был занят только тою ролью, которую он для себя сделал. Как это часто бывает с людьми, одаренными пылким воображением, он знал уже давно, что Москву оставят, но знал только по рассуждению, но всей душой не верил в это, не перенесся воображением в это новое положение.
Вся деятельность его, старательная и энергическая (насколько она была полезна и отражалась на народ – это другой вопрос), вся деятельность его была направлена только на то, чтобы возбудить в жителях то чувство, которое он сам испытывал, – патриотическую ненависть к французам и уверенность в себе.
Но когда событие принимало свои настоящие, исторические размеры, когда оказалось недостаточным только словами выражать свою ненависть к французам, когда нельзя было даже сражением выразить эту ненависть, когда уверенность в себе оказалась бесполезною по отношению к одному вопросу Москвы, когда все население, как один человек, бросая свои имущества, потекло вон из Москвы, показывая этим отрицательным действием всю силу своего народного чувства, – тогда роль, выбранная Растопчиным, оказалась вдруг бессмысленной. Он почувствовал себя вдруг одиноким, слабым и смешным, без почвы под ногами.
Получив, пробужденный от сна, холодную и повелительную записку от Кутузова, Растопчин почувствовал себя тем более раздраженным, чем более он чувствовал себя виновным. В Москве оставалось все то, что именно было поручено ему, все то казенное, что ему должно было вывезти. Вывезти все не было возможности.
«Кто же виноват в этом, кто допустил до этого? – думал он. – Разумеется, не я. У меня все было готово, я держал Москву вот как! И вот до чего они довели дело! Мерзавцы, изменники!» – думал он, не определяя хорошенько того, кто были эти мерзавцы и изменники, но чувствуя необходимость ненавидеть этих кого то изменников, которые были виноваты в том фальшивом и смешном положении, в котором он находился.
