Шимкевич, Фёдор Спиридонович
| Фёдор Спиридонович Шимкевич | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
3 (15) апреля 1843 (41 год) |
| Место смерти: | |
| Научная сфера: | |
Фёдор Спиридонович Шимкевич (1802—1843) — русский филолог, лексикограф.
Биография
Отец Фёдора Шимкевича, диакон Спиридон Ильич Шимкевич (1775—1830), переехал в Воронеж из Могилёва, спасаясь в 1812 году от французов и с 1820 года и до конца жизни был иереем воронежской Богословской церкви[1].
После окончания воронежской семинарии (1823) в числе лучших учеников Фёдор Шимкевич был отправлен в Киевскую Духовную Академию, где изучил языки греческий, латинский, еврейский, халдейский, французский, немецкий и польский, итальянский, венгерский, датский и шведский. По окончании курса, он представил диссертацию под заглавием: «О просвещении древних евреев или об их успехах в изящных искусствах и науках» (Журнал Министерства Народного Просвещения, т. XXXI). Сначала Шимкевич был определён бакалавром немецкого языка академии, затем стал помощником библиотекаря академической библиотеки. В это время Шимкевич написал «Взгляд на российские летописи в филологическом отношении» (Вестник Европы, 1830, № 8; подписано: Федор Косица) и начал размещать описание рукописей, принадлежащих Киевской Духовной Академии («Описание рукописей, находящихся в библиотеке киевской академии» (Вестник Европы, 1830, № 18; 1-я часть[2]). В этом же году начал писать «Dissertatio de fatis linguae graecae ejusque cognitione»[3], объявленной Виленским университетом для соискания кафедры греческой словесности; сочинение осталось неоконченным вследствие закрытия университета в 1832 году.
В результате перешёл учителем философии в воронежскую семинарию и, наконец, несколько лет, с 1834 года, занимал в Санкт-Петербурге должность столоначальника в хозяйственном департаменте Министерства внутренних дел. Вышел в отставку в июне 1838 года, предполагая посвятить себя составлению словаря русского языка, материалы к которому представил А. Х. Востокову и получил одобрение.
Плодом его филологических изысканий явился «Корнеслов русского языка, в сравнении со всеми главными славянскими наречиями и 24 иностранными языками» (1842), увенчанный Академией наук половинной Демидовской премией[4]. Появление «Корнеслова» было встречено критикой весьма сочувственно, поражало трудолюбие автора, собравшего материал из 35 языков, и всех славянских наречий. Журналы заговорили о «Корнеслове» ещё до выпуска его в продажу, даже бывший тогда наследником Александр Николаевич, пожелавший ознакомиться с книгой, послал к, уже больному автору, своего гофмаршала В. Д. Олсуфьева. Наследник поручил его наблюдению своего лейб-хирурга но болезнь была неизлечима и 3 апреля 1843 года Шимкевич скончался и был погребён в Александро-Невской лавре.
Напишите отзыв о статье "Шимкевич, Фёдор Спиридонович"
Примечания
- ↑ [www.vidania.ru/temple/temple_voronezskaya/voronez_ioanno_bogoslovskaya_zerkov.html Иоанна Богослова церковь]
- ↑ Продолжения не последовало.
- ↑ В некоторых источниках название несколько иное: «Dissertatio de fontis linguae graecae ejusque cognitione»
- ↑ Владимир Иванович Даль так отозвался о работе Шимкевича: «Из всех попыток составить корнеслов, Шимкевича опыт — самый удачный».
Литература
- Шимкевич, Федор Спиридонович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
- Боричевский И. Биография Федора Спиридоновича Шимкевича //СПб. Вед., 1849, №№ 128 и 132
Отрывок, характеризующий Шимкевич, Фёдор Спиридонович
– Говорят: несчастия, страдания, – сказал Пьер. – Да ежели бы сейчас, сию минуту мне сказали: хочешь оставаться, чем ты был до плена, или сначала пережить все это? Ради бога, еще раз плен и лошадиное мясо. Мы думаем, как нас выкинет из привычной дорожки, что все пропало; а тут только начинается новое, хорошее. Пока есть жизнь, есть и счастье. Впереди много, много. Это я вам говорю, – сказал он, обращаясь к Наташе.– Да, да, – сказала она, отвечая на совсем другое, – и я ничего бы не желала, как только пережить все сначала.
Пьер внимательно посмотрел на нее.
– Да, и больше ничего, – подтвердила Наташа.
– Неправда, неправда, – закричал Пьер. – Я не виноват, что я жив и хочу жить; и вы тоже.
Вдруг Наташа опустила голову на руки и заплакала.
– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.
Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.
Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
