Шимон, Тавик Франтишек

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Шимон Тавик Франтишек
Имя при рождении:

чеш. Šimon Tavík František

Дата рождения:

13 мая 1877(1877-05-13)

Место рождения:

город Железнице

Дата смерти:

19 декабря 1942(1942-12-19) (65 лет)

Место смерти:

город Прага

Тавик Франтишек Шимон (чеш. Tavík František Šimon; 13 мая 1877, г. Железнице — 19 декабря 1942, г. Прага) — чешский художник, график и скульптор по дереву.



Жизнь и творчество

Тавик Франтишек Шимон родился 13 мая 1877 года в городе Железнице.

Шимон впоследствии к своему имени Франтишек добавил девичью фамилию матери Тавик, и так подписывал свои работы: T. F. Šimon.

Изучал живопись в пражской Академии изящных искусств. Получив учебную стипендию, совершил рабочую поездку по Бельгии, Великобритании и Франции. Первая персональная выставка полотен Шимона состоялась в Праге в 1905 году, затем — в Париже в 1906 году. Художник много путешествовал; он посетил США, Нидерланды, Испанию, Марокко, Цейлон, Индию и Японию. Увиденное в экзотических странах Шимон отражал на своих картинах.

До 1913 года Шимон жил в Париже, затем вернулся в Прагу и получил место профессора в местной Академии изящных искусств.

В 1917 году он становится членом Союза чешских художников-графиков Голлар. Основной тематикой произведений художника являются городские виды Нью-Йорка, Парижа и Праги, писал он также портреты и автопортреты, пейзажи Чехословакии. В его работах чувствуется влияние французских импрессионистов и японской цветной графики.

Тавик Франтишек Шимон умер 19 декабря 1942 года в городе Праге.

Галерея

  • [www.tfsimon.com/ Работы Т.Ф.Шимона]
  • [www.liveinternet.ru/users/la_belle_epoque/post113119015/ Париж в графике Тавика Франтишека Симона]

Напишите отзыв о статье "Шимон, Тавик Франтишек"

Ссылки

  • [philatelia.ru/bonapart/artists/?more=1&id=595 Шимон (Šimon) Тавик Франтишек]

Отрывок, характеризующий Шимон, Тавик Франтишек

– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».