Шингарёв, Андрей Иванович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Шингарев, Андрей Иванович»)
Перейти к: навигация, поиск
Андрей Иванович Шингарёв<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр финансов
Российской империи
май — 2 июля 1917
Глава правительства: Георгий Евгеньевич Львов
Предшественник: Михаил Иванович Терещенко
Преемник: Александр Григорьевич Хрущов
Министр земледелия
Российской империи
март — май 1917
Глава правительства: Георгий Евгеньевич Львов
Член Государственной думы
Российской империи
IIIIIIV созывов
20 февраля — 3 июня 1907
1 ноября 1907 — 9 июня 1912
1912—1917
Монарх: Николай II
 
Вероисповедание: православие
Рождение: 19 августа 1869(1869-08-19)
с. Боровое, Воронежский уезд, Воронежская губерния
Смерть: 7 (20) января 1918(1918-01-20) (48 лет)
Санкт-Петербург
Отец: Иван Андреевич Шингарёв
Мать: Зинаида Никаноровна Петрулина
Супруга: Ефросинья Максимовна Кулажко
Дети: Владимир, Георгий, Маргарита, Наталья, Елена
Партия: Конституционно-демократическая партия
Образование: Физико-математический факультет МГУ
медицинский факультет МГУ
Профессия: врач
Деятельность: земский, государственный деятель, публицист, редактор
 
Сайт: [ibyu.narod.ru/index.html rod.ru/index.html]
 
Автограф:

Андре́й Ива́нович Шингарёв (18 [30] августа 1869, ок. села Борового, Воронежская губерния — 7 [20] января 1918, Санкт-Петербург) — земский, общественный, политический и государственный деятель, специалист в области государственного хозяйства и бюджета от либеральной общественности, врач общей практики, публицист.





Биография

Мать — Зинаида Никаноровна (урожд. Петрулина; 21 октября 1845 — ?), происходила из дворянского рода Воронежской губернии[1]; дочь Никанора Васильевича Петрулина (21 июля 1812, Валуйки — ?), помещика Старобельского уезда (село «Мыс Доброй Надежды», оно же Пугачёвка, при реке Лозная), коллежского регистратора, являвшегося внуком В. В. Петрулина, надворного советника, помещика Валуйского (д. Насоново, 1793) и Старобельского уездов, и воронежской купчихи Елизаветы Алексеевны Придорогиной (1817 – ?), сестры Ивана Алексеевича Придорогина, купца и общественного деятеля.

Отец — Иван Андреевич Шингарёв, был временно приписан к мещанскому сословию г. Липецка Тамбовской губернии, впоследствии — воронежский купец.

В 1879 г. Андрей стал учеником Воронежского реального училища, которое окончил в 1885/6 году. В 1887, за один год подготовившись в Ельце к вступительным экзаменам, он поступил в Московский университет на физико-математический факультет по естественному отделению, которое окончил в 1891 г., а в 1894 — на курс медицинского факультета МГУ.

Врач и общественный деятель

В 1895-97 гг. вольнопрактикующий врач.

С 1898 г. земский врач, заведующий земским межуездным врачебным участком в Воронежской губернии. Заведующий санитарным отделением Воронеж. губ. земской управы (1903-06).

Сотрудник и постоянный автор региональных журналов и газет (Редактировал кадетскую газету «Воронежское слово» (1905—1907), публиковался в центральной кадетской газете «Речь» и либеральном издании «Русские ведомости», «Русская мысль».

Гласный Усманского уездного земского собрания Тамбовской губернии.

В своей книге «Вымирающая деревня» констатировал: «Низкий культурный уровень населения и его ужасающая материальная необеспеченность и безземелие стоят в непосредственной зависимости от социальных ошибок прошлого времени и от общих современных условий русской жизни, лишивших её свободного развития, самодеятельности и просвещения…». Шингарёв призывал к немедленной широкой «переоценке ценностей», призывал «открыто и громко заявить о полной негодности существующего всевластного бюрократизма, указать вопиющие факты постепенного разорения народных масс». В противном случае он предсказывал неминуемые «грядущие потрясения».

Участник революционных событий 1905-07 гг. в Воронеже. В 1905 году Шингарёв стоит у истоков создания в Воронеже отделения «Союза освобождения», крупнейшей в ту пору политической организации либералов.[2] Участник II съезда кадетской партии. Член ЦК кадетской партии (ноябрь 1907-18).

Общественно-педагогическая деятельность

Преподаватель мужской и женской фельдшерских школ в Воронеже, Политехнического института (вёл курсы фабричного законодательства и фабричной гигиены), Высших коммерческих и счетоводческих курсов М. В. Побединского (вёл курс общественной медицины и санитарии, с 1908), Клинического института вел. кн. Елены Павловны в СПб. Популярный в провинции лектор по общественно-санитарным, финансово-экономическим и общественно-политическим вопросам, объездил с лекциями все крупные города Европейской России и Уральского региона.

Активный член целого ряда общественных организаций и научных обществ, особенно Всероссийского общества русских врачей в память Н. И. Пирогова (1895—1917, член ряда постоянных комиссий, в том числе активно публиковавших результаты своей работы в частности в «Трудах Пироговских съездов») и Вольного экономического общества (1908-15, член ряда комиссий, в том числе особых). Член Общества изучения Сибири и улучшения её быта (1908-17), Комитета славянской взаимопомощи, Общества английского флага (1915-17) и др. Эффективно работал в Комиссии по распространению гигиенических знаний в народе при Пироговском обществе, содействовал организации гигиенических выставок Международной в Дрездене (1911), Всероссийской в СПб. (1913). Участвовал в работе ряда съездов Пироговского общества (1896—1917), I Всероссийского женского съезда (1908), I Всероссийского съезда по борьбе с пьянством (1910), председательствовал на I съезде городских врачей Пг. (1916) и некоторых др. Многолетний исследователь жизни и деятельности Н. И. Пирогова, автор ряда работ (в том числе крупного биографического очерка) о нем. Автор более 100 брошюр и статей (в том числе крупных) по медицинским, санитарным, экономическим, социально-политическим, финансово-правовым вопросам, не считая многочисленных более мелких публицистических (в основном газетных) статей и заметок.

Политическая деятельность

Избирался депутатом II (от Воронежа), III (от Воронежской губернии) и IV (от Петербурга) Государственных дум, был главным специалистом и оратором кадетской фракции по финансовым вопросам (занялся этими проблемами в условиях дефицита экспертов-экономистов среди депутатов-кадетов в III Думе).
В 1915—1917 гг. — председатель военно-морской комиссии Думы. В августе 1915 избран Думой в состав Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства.
Член Бюро Прогрессивного блока. Гласный СПб. (позже Пг.) гор. Думы (1912-17), с 1917 лидер её кадетской фракции.
Во время Февральской революции возглавил (с 28 февраля 1917) Продовольственную комиссию, состоявшую из представителей Временного комитета Государственной думы и Петроградского совета.
Один из ближайших политических союзников П. Н. Милюкова.

А. И. Солженицын о Шингарёве, отрывок из книги «Красное колесо», Узел III. Двадцать третье февраля. Глава 3:

Государственная Дума, молодой русский парламент, а на самом деле 80 % думского времени проговаривает всего 20 человек, — и этих 20 случайных политиков, очевидно, и надо понимать как истинный голос России.

И счастье, что среди тех двадцати есть Андрей Иванович Шингарёв — никак не случайный, но сердце сочащее, но закланец нашей истории. Однако же, если ты в двадцати — то тебе надо живо поворачиваться и отвечать часто. А если ты в кадетской партии — то не перестать же быть кадетом, но строгать лишь по той косой, как надо твоей партии, и защищать своего лидера, и свою повсегдашнюю правоту. Не забывать сверхзадачу своей партии и своего Блока: в конце концов важен не хлеб сам по себе, — важно свалить царское правительство.

И если замечали с трибуны, что надо б отменить твёрдые цены, — открикнуть с места:

Сами не знаете, что это вызовет! С огнём играете! А если лидер не сумел оправдаться в проклятых цифрах, так помочь же ему — надо выходить на трибуну: да, хотя поступление хлеба при Риттихе увеличилось, но можно считать, что оно уменьшилось — по сравнению с потребностью, сколько нам стало надо. Чтобы свести к нолю весь успех министра: он не сообщил самого интересного — что предпринимается для будущего сельскохозяйственного сезона? Где забота министра о расширении посевной площади, доставке семян, машин?

Министр Временного правительства

В марте — мае 1917 — министр земледелия в первом составе Временного правительства. Инициировал принятие закона о хлебной монополии. Считал, что «это неизбежная, горькая, печальная мера — взять в руки государства распределение хлебных запасов. Без этой меры обойтись нельзя».

В. Д. Набоков вспоминал, что, став министром, Шингарёв «сразу утонул в море непомерной, недоступной силам одного человека работы. Он мало кому доверял, мало на кого полагался. Он хотел сам во все входить, а это было физически невозможно. Он работал, вероятно 15-18 часов в день…»[3] В мае — июле 1917 — министр финансов в первом коалиционном составе Временного правительства, был лидером кадетской группы в правительстве. Провёл резкое повышение подоходного налога, что вызвало недовольство предпринимателей.

2 июля 1917 по решению ЦК партии кадетов вышел из Временного правительства, выступив против проекта соглашения с украинской Центральной Радой.

Арест и убийство

В день предполагавшегося открытия Учредительного Собрания (28 ноября [11 декабря] 1917 г.) арестован большевиками по постановлению Пг. ВРК как один из лидеров «партии врагов народа»[4] и заключён в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.

6(19) января 1918 года по состоянию здоровья вместе с Ф. Ф. Кокошкиным был переведён в Мариинскую тюремную больницу, где в ночь на 7(20) января они были убиты караулом, солдаты которого днём накануне убийства просили у родственников деньги на покрытие своих «издержек» и получили их.

А в половине первого пришли «они» и убили его. Пришли под предводительством солдата Басова, который брал у меня деньги, сказал, что идёт сменить караул. Солдат Басов потребовал у сиделки лампу. Часть матросов осталась на лестнице, а другие пошли в комнату Андрея Ивановича и там, когда Басов светил, его убили тремя выстрелами в лицо, грудь и живот. Затем пошли комнату Кокошкина, убили того и сейчас же ушли. Внизу швейцару сказали, что сменили караул и ушли. Растерявшиеся сиделки от страха не знали, что делать. Проснувшиеся больные подняли тревогу. Кто-то побежал вниз, сказал швейцару. Пришёл дежурный врач. Кокошкин был мёртв. Андрей Иванович ещё жил, был в сознании. Через полчаса он умер, уже без сознания.

Ночью все телефоны в больнице не действовали и известить никого о происшедшем из больницы не могли. Только утром, около 9 часов дали знать на квартиру Паниной[5]

— Из воспоминаний сестры А. И. Шингарёва - Александры Ивановны Шингарёвой

Убийцы не понесли наказания[6].

Трагическая гибель Шингарёва и Кокошкина получила широкий общественный резонанс. В похоронах на кладбище Александро-Невской лавры участвовало несколько тысяч человек.

Семья

Жена — Ефросинья Максимовна (урожд. Кулажко), (1873—1917). Поступила по свидетельству Воронежской Николаевской прогимназии по экзамену в 5-й класс Воронежской Мариинской женской гимназии (1886-1891). Получила звание домашней наставницы по предметам истории и географии. Активно участвовала в работе «социал-демократических» кружков. Преподавала в сельской школе. После 1909 г. преподавала в Петроградской частной гимназии Л. Д. Лентовской (Большой пр. ПС, 61). Дети:

  • Владимир (1896, с. Верхней Верейке Землянского у., — 1942, Франция) — студент политехнического института (юридический факультет). Окончил Пг. Артиллерийское уч-ще, во время Первой мировой войны артиллерийский офицер, служил в действ. армии; в 1918 арестовывался большевиками в качестве заложника. Один из активистов эмигрантского студенческого движения в Праге (участник Русского студенческого союза в Чехословацкой республике). С октября 1922 он — секретарь Пражской демократической группы. Эмигранты-демократы помогли перебраться на юг Франции и продолжить обучение во французском университете. С 1925 г. в Париже. Психолог и психотерапевт (разработки в области философии восприятия).
  • Георгий (1899—1919, Прага) — студент политехнического института (юридический факультет, 1918).
  • Маргарита (1903—1942), образование — Всероссийская Академия Художеств (1924—1930) живописный факультет, присвоено звание художника-живописца. Дипломная работа в ВАХ выполнена. Погибла во время блокады Ленинграда в 1942 году.
  • Наталья — Орлова (урожд. Шингарёва), (1901—1973). Окончила Первый Медицинский Институт, врач-хирург. Работала — Городская больница № 9, хирург, старший хирург. Муж — Орлов Николай Алексеевич, сын двоюр. сестры Марины Цветаевой.
  • Елена — Нечаева (урожд. Шингарёва), (1906—2003). Образование — частная гимназия Л. Д. Лентовской. Окончила Пг. Университет, географическое отделение, ботаник. С 1924 г. работала в Ботаническом институте им. В. Л. Комарова, отдел геоботаники. Командировки в Среднюю Азию и на Дальний Восток. С 1948 г. преподавала в Техникуме Зелёного Строительства (позже Жилищно-коммунальный техникум).

Наиболее значительные работы

Источник — [www.nlr.ru/poisk электронные каталоги РНБ]

  • [ibyu.narod.ru/vimirder.html Вымирающая деревня: Опыт санитарно-экономического исследования двух селений Воронежского уезда.] — Саратов, 1901.
    • 2-е изд. — СПб., 1907.
    • [www.ecsocman.edu.ru/socis/msg/246830.html Выдержки].
  • Как это было. Дневник А. И. Шингарева. Петропавловская крепость. 27.11.1917 г. — 05.01.1918 г. — М., 1918.
  • Ясли-приюты для детей в деревнях // Вестник благотворительности. — 1902. — № 5-6. — С.6 −17.
  • Финансовое положение России. Петроград, 1917. — 14 с. (Речь, произнесенная в Константиновском Артиллерийском училище)

Библиография

  • Ваксер А. Деревня, которую мы потеряли. // «С.-Петербургские ведомости», 1 октября 1994 г.
  • Макаров В. В. Общественно-политическая деятельность А. И. Шингарева: Дисс. … канд. ист. наук. — Воронеж, 2003.
  • Набоков В. Д. Временное правительство // Архив русской революции. — Т. 1—2. — М., 1991. — С. 50—52.
  • Тюков Н. А. Андрей Иванович Шингарев // Вопросы истории. — 1995. — № 5/6. — С. 131—135.
  • Хрущов А. Г. [ibyu.narod.ru/khrushhov_shing-2.rtf Андрей Иванович Шингарев: его жизнь и деятельность.] — М.: Комитет по увековечению памяти Шингарева и Кокошкина, 1918.

См. также

Напишите отзыв о статье "Шингарёв, Андрей Иванович"

Ссылки

  • [ibyu.narod.ru/ Сайт посвящённый Андрею Ивановичу Шингарёву.]
  • [www.rusalbom.ru/search/default?text=%F8%E8%ED%E3%E0%F0%E5%E2&search=%CD%E0%E9%F2%E8&inphoto=on&inarticle=on&inusers=on&instatic=on Андрей Иванович Шингарев. Интернет-сайт (портал) «Большой Русский Альбом»]
  • [magazines.russ.ru/zvezda/2007/9/ar8.html Игорь Архипов — А. И. Шингарев — «обходительный» либерал.]
  • [grag.info/shingarev_kokoshkin.htm Трубников Георгий Иванович — Шингарев А. И. и Кокошкин Ф. Ф.]
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004165846 3-й созыв Государственной Думы: портреты, биографии, автографы.] — СПб.: издание Н. Н. Ольшанскаго, 1910.
  • [scepsis.net/library/id_3463.html Генрих Иоффе. «Долой Временное правительство!» (Судьбы министров Временного правительства после падения Зимнего дворца)]

Примечания

  1. 2-я часть род. книги воронежского дворянства, внесены в 1860 г. 26 января.
  2. [www.rusliberal.ru/books/Ros_liberaly_v.pdf Российский либерализм: идеи и люди / 2-е изд., испр. и доп., под общ. ред. А. А. Кара-Мурзы — М.: Новое издательство — 2007 — C.718]
  3. Набоков В. Д. — Временное правительство // Архив русской революции: В 22 т. — М., 1991. — Т. 1
  4. Декреты Советской власти. — 1-е. — Москва: Государственное издательство политической литературы, 1957. — Т. I. — С. 162. — 626 с. — 30 000 экз.
  5. Комитет по увековечению памяти Ф.Ф.Кокошкина и А.И.Шингарева. Как это было. Дневник А.И.Шингарева. — 1e. — Москва: Тов. И.И.Кушнерев и Ко, 1918. — С. 67, 68. — 68 с.
  6. Шелохаев В.В. [history.machaon.ru/all/number_08/istori4e/kokoshkin_print/index.html Федор Федорович Кокошкин] (рус.) // Международный исторический журнал : сб. — 2000. — № 8.

Отрывок, характеризующий Шингарёв, Андрей Иванович


Атака 6 го егерского обеспечила отступление правого фланга. В центре действие забытой батареи Тушина, успевшего зажечь Шенграбен, останавливало движение французов. Французы тушили пожар, разносимый ветром, и давали время отступать. Отступление центра через овраг совершалось поспешно и шумно; однако войска, отступая, не путались командами. Но левый фланг, который единовременно был атакован и обходим превосходными силами французов под начальством Ланна и который состоял из Азовского и Подольского пехотных и Павлоградского гусарского полков, был расстроен. Багратион послал Жеркова к генералу левого фланга с приказанием немедленно отступать.
Жерков бойко, не отнимая руки от фуражки, тронул лошадь и поскакал. Но едва только он отъехал от Багратиона, как силы изменили ему. На него нашел непреодолимый страх, и он не мог ехать туда, где было опасно.
Подъехав к войскам левого фланга, он поехал не вперед, где была стрельба, а стал отыскивать генерала и начальников там, где их не могло быть, и потому не передал приказания.
Командование левым флангом принадлежало по старшинству полковому командиру того самого полка, который представлялся под Браунау Кутузову и в котором служил солдатом Долохов. Командование же крайнего левого фланга было предназначено командиру Павлоградского полка, где служил Ростов, вследствие чего произошло недоразумение. Оба начальника были сильно раздражены друг против друга, и в то самое время как на правом фланге давно уже шло дело и французы уже начали наступление, оба начальника были заняты переговорами, которые имели целью оскорбить друг друга. Полки же, как кавалерийский, так и пехотный, были весьма мало приготовлены к предстоящему делу. Люди полков, от солдата до генерала, не ждали сражения и спокойно занимались мирными делами: кормлением лошадей в коннице, собиранием дров – в пехоте.
– Есть он, однако, старше моего в чином, – говорил немец, гусарский полковник, краснея и обращаясь к подъехавшему адъютанту, – то оставляяй его делать, как он хочет. Я своих гусар не могу жертвовать. Трубач! Играй отступление!
Но дело становилось к спеху. Канонада и стрельба, сливаясь, гремели справа и в центре, и французские капоты стрелков Ланна проходили уже плотину мельницы и выстраивались на этой стороне в двух ружейных выстрелах. Пехотный полковник вздрагивающею походкой подошел к лошади и, взлезши на нее и сделавшись очень прямым и высоким, поехал к павлоградскому командиру. Полковые командиры съехались с учтивыми поклонами и со скрываемою злобой в сердце.
– Опять таки, полковник, – говорил генерал, – не могу я, однако, оставить половину людей в лесу. Я вас прошу , я вас прошу , – повторил он, – занять позицию и приготовиться к атаке.
– А вас прошу не мешивайтся не свое дело, – отвечал, горячась, полковник. – Коли бы вы был кавалерист…
– Я не кавалерист, полковник, но я русский генерал, и ежели вам это неизвестно…
– Очень известно, ваше превосходительство, – вдруг вскрикнул, трогая лошадь, полковник, и делаясь красно багровым. – Не угодно ли пожаловать в цепи, и вы будете посмотрейть, что этот позиция никуда негодный. Я не хочу истребить своя полка для ваше удовольствие.
– Вы забываетесь, полковник. Я не удовольствие свое соблюдаю и говорить этого не позволю.
Генерал, принимая приглашение полковника на турнир храбрости, выпрямив грудь и нахмурившись, поехал с ним вместе по направлению к цепи, как будто всё их разногласие должно было решиться там, в цепи, под пулями. Они приехали в цепь, несколько пуль пролетело над ними, и они молча остановились. Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места, на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло. Генерал и полковник строго и значительно смотрели, как два петуха, готовящиеся к бою, друг на друга, напрасно выжидая признаков трусости. Оба выдержали экзамен. Так как говорить было нечего, и ни тому, ни другому не хотелось подать повод другому сказать, что он первый выехал из под пуль, они долго простояли бы там, взаимно испытывая храбрость, ежели бы в это время в лесу, почти сзади их, не послышались трескотня ружей и глухой сливающийся крик. Французы напали на солдат, находившихся в лесу с дровами. Гусарам уже нельзя было отступать вместе с пехотой. Они были отрезаны от пути отступления налево французскою цепью. Теперь, как ни неудобна была местность, необходимо было атаковать, чтобы проложить себе дорогу.
Эскадрон, где служил Ростов, только что успевший сесть на лошадей, был остановлен лицом к неприятелю. Опять, как и на Энском мосту, между эскадроном и неприятелем никого не было, и между ними, разделяя их, лежала та же страшная черта неизвестности и страха, как бы черта, отделяющая живых от мертвых. Все люди чувствовали эту черту, и вопрос о том, перейдут ли или нет и как перейдут они черту, волновал их.
Ко фронту подъехал полковник, сердито ответил что то на вопросы офицеров и, как человек, отчаянно настаивающий на своем, отдал какое то приказание. Никто ничего определенного не говорил, но по эскадрону пронеслась молва об атаке. Раздалась команда построения, потом визгнули сабли, вынутые из ножен. Но всё еще никто не двигался. Войска левого фланга, и пехота и гусары, чувствовали, что начальство само не знает, что делать, и нерешимость начальников сообщалась войскам.
«Поскорее, поскорее бы», думал Ростов, чувствуя, что наконец то наступило время изведать наслаждение атаки, про которое он так много слышал от товарищей гусаров.
– С Богом, г'ебята, – прозвучал голос Денисова, – г'ысыо, маг'ш!
В переднем ряду заколыхались крупы лошадей. Грачик потянул поводья и сам тронулся.
Справа Ростов видел первые ряды своих гусар, а еще дальше впереди виднелась ему темная полоса, которую он не мог рассмотреть, но считал неприятелем. Выстрелы были слышны, но в отдалении.
– Прибавь рыси! – послышалась команда, и Ростов чувствовал, как поддает задом, перебивая в галоп, его Грачик.
Он вперед угадывал его движения, и ему становилось все веселее и веселее. Он заметил одинокое дерево впереди. Это дерево сначала было впереди, на середине той черты, которая казалась столь страшною. А вот и перешли эту черту, и не только ничего страшного не было, но всё веселее и оживленнее становилось. «Ох, как я рубану его», думал Ростов, сжимая в руке ефес сабли.
– О о о а а а!! – загудели голоса. «Ну, попадись теперь кто бы ни был», думал Ростов, вдавливая шпоры Грачику, и, перегоняя других, выпустил его во весь карьер. Впереди уже виден был неприятель. Вдруг, как широким веником, стегнуло что то по эскадрону. Ростов поднял саблю, готовясь рубить, но в это время впереди скакавший солдат Никитенко отделился от него, и Ростов почувствовал, как во сне, что продолжает нестись с неестественною быстротой вперед и вместе с тем остается на месте. Сзади знакомый гусар Бандарчук наскакал на него и сердито посмотрел. Лошадь Бандарчука шарахнулась, и он обскакал мимо.
«Что же это? я не подвигаюсь? – Я упал, я убит…» в одно мгновение спросил и ответил Ростов. Он был уже один посреди поля. Вместо двигавшихся лошадей и гусарских спин он видел вокруг себя неподвижную землю и жнивье. Теплая кровь была под ним. «Нет, я ранен, и лошадь убита». Грачик поднялся было на передние ноги, но упал, придавив седоку ногу. Из головы лошади текла кровь. Лошадь билась и не могла встать. Ростов хотел подняться и упал тоже: ташка зацепилась за седло. Где были наши, где были французы – он не знал. Никого не было кругом.
Высвободив ногу, он поднялся. «Где, с какой стороны была теперь та черта, которая так резко отделяла два войска?» – он спрашивал себя и не мог ответить. «Уже не дурное ли что нибудь случилось со мной? Бывают ли такие случаи, и что надо делать в таких случаях?» – спросил он сам себя вставая; и в это время почувствовал, что что то лишнее висит на его левой онемевшей руке. Кисть ее была, как чужая. Он оглядывал руку, тщетно отыскивая на ней кровь. «Ну, вот и люди, – подумал он радостно, увидав несколько человек, бежавших к нему. – Они мне помогут!» Впереди этих людей бежал один в странном кивере и в синей шинели, черный, загорелый, с горбатым носом. Еще два и еще много бежало сзади. Один из них проговорил что то странное, нерусское. Между задними такими же людьми, в таких же киверах, стоял один русский гусар. Его держали за руки; позади его держали его лошадь.
«Верно, наш пленный… Да. Неужели и меня возьмут? Что это за люди?» всё думал Ростов, не веря своим глазам. «Неужели французы?» Он смотрел на приближавшихся французов, и, несмотря на то, что за секунду скакал только затем, чтобы настигнуть этих французов и изрубить их, близость их казалась ему теперь так ужасна, что он не верил своим глазам. «Кто они? Зачем они бегут? Неужели ко мне? Неужели ко мне они бегут? И зачем? Убить меня? Меня, кого так любят все?» – Ему вспомнилась любовь к нему его матери, семьи, друзей, и намерение неприятелей убить его показалось невозможно. «А может, – и убить!» Он более десяти секунд стоял, не двигаясь с места и не понимая своего положения. Передний француз с горбатым носом подбежал так близко, что уже видно было выражение его лица. И разгоряченная чуждая физиономия этого человека, который со штыком на перевес, сдерживая дыханье, легко подбегал к нему, испугала Ростова. Он схватил пистолет и, вместо того чтобы стрелять из него, бросил им в француза и побежал к кустам что было силы. Не с тем чувством сомнения и борьбы, с каким он ходил на Энский мост, бежал он, а с чувством зайца, убегающего от собак. Одно нераздельное чувство страха за свою молодую, счастливую жизнь владело всем его существом. Быстро перепрыгивая через межи, с тою стремительностью, с которою он бегал, играя в горелки, он летел по полю, изредка оборачивая свое бледное, доброе, молодое лицо, и холод ужаса пробегал по его спине. «Нет, лучше не смотреть», подумал он, но, подбежав к кустам, оглянулся еще раз. Французы отстали, и даже в ту минуту как он оглянулся, передний только что переменил рысь на шаг и, обернувшись, что то сильно кричал заднему товарищу. Ростов остановился. «Что нибудь не так, – подумал он, – не может быть, чтоб они хотели убить меня». А между тем левая рука его была так тяжела, как будто двухпудовая гиря была привешана к ней. Он не мог бежать дальше. Француз остановился тоже и прицелился. Ростов зажмурился и нагнулся. Одна, другая пуля пролетела, жужжа, мимо него. Он собрал последние силы, взял левую руку в правую и побежал до кустов. В кустах были русские стрелки.


Пехотные полки, застигнутые врасплох в лесу, выбегали из леса, и роты, смешиваясь с другими ротами, уходили беспорядочными толпами. Один солдат в испуге проговорил страшное на войне и бессмысленное слово: «отрезали!», и слово вместе с чувством страха сообщилось всей массе.
– Обошли! Отрезали! Пропали! – кричали голоса бегущих.
Полковой командир, в ту самую минуту как он услыхал стрельбу и крик сзади, понял, что случилось что нибудь ужасное с его полком, и мысль, что он, примерный, много лет служивший, ни в чем не виноватый офицер, мог быть виновен перед начальством в оплошности или нераспорядительности, так поразила его, что в ту же минуту, забыв и непокорного кавалериста полковника и свою генеральскую важность, а главное – совершенно забыв про опасность и чувство самосохранения, он, ухватившись за луку седла и шпоря лошадь, поскакал к полку под градом обсыпавших, но счастливо миновавших его пуль. Он желал одного: узнать, в чем дело, и помочь и исправить во что бы то ни стало ошибку, ежели она была с его стороны, и не быть виновным ему, двадцать два года служившему, ни в чем не замеченному, примерному офицеру.
Счастливо проскакав между французами, он подскакал к полю за лесом, через который бежали наши и, не слушаясь команды, спускались под гору. Наступила та минута нравственного колебания, которая решает участь сражений: послушают эти расстроенные толпы солдат голоса своего командира или, оглянувшись на него, побегут дальше. Несмотря на отчаянный крик прежде столь грозного для солдата голоса полкового командира, несмотря на разъяренное, багровое, на себя не похожее лицо полкового командира и маханье шпагой, солдаты всё бежали, разговаривали, стреляли в воздух и не слушали команды. Нравственное колебание, решающее участь сражений, очевидно, разрешалось в пользу страха.
Генерал закашлялся от крика и порохового дыма и остановился в отчаянии. Всё казалось потеряно, но в эту минуту французы, наступавшие на наших, вдруг, без видимой причины, побежали назад, скрылись из опушки леса, и в лесу показались русские стрелки. Это была рота Тимохина, которая одна в лесу удержалась в порядке и, засев в канаву у леса, неожиданно атаковала французов. Тимохин с таким отчаянным криком бросился на французов и с такою безумною и пьяною решительностью, с одною шпажкой, набежал на неприятеля, что французы, не успев опомниться, побросали оружие и побежали. Долохов, бежавший рядом с Тимохиным, в упор убил одного француза и первый взял за воротник сдавшегося офицера. Бегущие возвратились, баталионы собрались, и французы, разделившие было на две части войска левого фланга, на мгновение были оттеснены. Резервные части успели соединиться, и беглецы остановились. Полковой командир стоял с майором Экономовым у моста, пропуская мимо себя отступающие роты, когда к нему подошел солдат, взял его за стремя и почти прислонился к нему. На солдате была синеватая, фабричного сукна шинель, ранца и кивера не было, голова была повязана, и через плечо была надета французская зарядная сумка. Он в руках держал офицерскую шпагу. Солдат был бледен, голубые глаза его нагло смотрели в лицо полковому командиру, а рот улыбался.Несмотря на то,что полковой командир был занят отданием приказания майору Экономову, он не мог не обратить внимания на этого солдата.
– Ваше превосходительство, вот два трофея, – сказал Долохов, указывая на французскую шпагу и сумку. – Мною взят в плен офицер. Я остановил роту. – Долохов тяжело дышал от усталости; он говорил с остановками. – Вся рота может свидетельствовать. Прошу запомнить, ваше превосходительство!
– Хорошо, хорошо, – сказал полковой командир и обратился к майору Экономову.
Но Долохов не отошел; он развязал платок, дернул его и показал запекшуюся в волосах кровь.
– Рана штыком, я остался во фронте. Попомните, ваше превосходительство.

Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела, продолжая слышать канонаду в центре, князь Багратион послал туда дежурного штаб офицера и потом князя Андрея, чтобы велеть батарее отступать как можно скорее. Прикрытие, стоявшее подле пушек Тушина, ушло, по чьему то приказанию, в середине дела; но батарея продолжала стрелять и не была взята французами только потому, что неприятель не мог предполагать дерзости стрельбы четырех никем не защищенных пушек. Напротив, по энергичному действию этой батареи он предполагал, что здесь, в центре, сосредоточены главные силы русских, и два раза пытался атаковать этот пункт и оба раза был прогоняем картечными выстрелами одиноко стоявших на этом возвышении четырех пушек.
Скоро после отъезда князя Багратиона Тушину удалось зажечь Шенграбен.
– Вишь, засумятились! Горит! Вишь, дым то! Ловко! Важно! Дым то, дым то! – заговорила прислуга, оживляясь.
Все орудия без приказания били в направлении пожара. Как будто подгоняя, подкрикивали солдаты к каждому выстрелу: «Ловко! Вот так так! Ишь, ты… Важно!» Пожар, разносимый ветром, быстро распространялся. Французские колонны, выступившие за деревню, ушли назад, но, как бы в наказание за эту неудачу, неприятель выставил правее деревни десять орудий и стал бить из них по Тушину.
Из за детской радости, возбужденной пожаром, и азарта удачной стрельбы по французам, наши артиллеристы заметили эту батарею только тогда, когда два ядра и вслед за ними еще четыре ударили между орудиями и одно повалило двух лошадей, а другое оторвало ногу ящичному вожатому. Оживление, раз установившееся, однако, не ослабело, а только переменило настроение. Лошади были заменены другими из запасного лафета, раненые убраны, и четыре орудия повернуты против десятипушечной батареи. Офицер, товарищ Тушина, был убит в начале дела, и в продолжение часа из сорока человек прислуги выбыли семнадцать, но артиллеристы всё так же были веселы и оживлены. Два раза они замечали, что внизу, близко от них, показывались французы, и тогда они били по них картечью.
Маленький человек, с слабыми, неловкими движениями, требовал себе беспрестанно у денщика еще трубочку за это , как он говорил, и, рассыпая из нее огонь, выбегал вперед и из под маленькой ручки смотрел на французов.
– Круши, ребята! – приговаривал он и сам подхватывал орудия за колеса и вывинчивал винты.
В дыму, оглушаемый беспрерывными выстрелами, заставлявшими его каждый раз вздрагивать, Тушин, не выпуская своей носогрелки, бегал от одного орудия к другому, то прицеливаясь, то считая заряды, то распоряжаясь переменой и перепряжкой убитых и раненых лошадей, и покрикивал своим слабым тоненьким, нерешительным голоском. Лицо его всё более и более оживлялось. Только когда убивали или ранили людей, он морщился и, отворачиваясь от убитого, сердито кричал на людей, как всегда, мешкавших поднять раненого или тело. Солдаты, большею частью красивые молодцы (как и всегда в батарейной роте, на две головы выше своего офицера и вдвое шире его), все, как дети в затруднительном положении, смотрели на своего командира, и то выражение, которое было на его лице, неизменно отражалось на их лицах.