Шинкарёв, Владимир Николаевич

Владимир Шинкарёв
Имя при рождении:	Владимир Николаевич Шинкарёв
Дата рождения:	4 марта 1954(1954-03-04) (70 лет)
Место рождения:	Ленинград
Жанр:	художник, живописец, писатель

Влади́мир Никола́евич Шинкарёв (род. 4 марта 1954) — художник из группы «Митьки», писатель, идеолог митьковского движения.

Биография

4 марта 1954 года родился в Ленинграде. С 1974 по 1977 год учился на курсах при ЛВХПУ им. Мухиной и институте им. Репина. С 1975 года участвует в неофициальных квартирных выставках. В 1977 году закончил геологический факультет Ленинградского государственного университета. С 1981 года член товарищества экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ).

Является одним из основателей группы «Митьки» и издательства «Митькилибрис». В 1985 году книга В. Шинкарёва «Митьки» (1984) положила начало движению «Митьков». В 1992 году по книге был снят полнометражный анимационный фильм «Митьки никого не хотят победить, или Митькимайер».

С 1991 года — член Международной федерации художников. С 1993 года — член Санкт-Петербургского общества «А-Я». С 1994 года — член Союза художников России. В 2007 году стал лауреатом первой художественной премии «Art Awards. Художник года — 06» за достижения в области изобразительного искусства.

В марте 2008 года Шинкарёв публично заявил о своём разрыве с Митьками. По версии газеты «Коммерсантъ», причиной разрыва стало несогласие с общественной деятельностью другого лидера движения — Дмитрия Шагина, ставшего членом санкт-петербургского предвыборного штаба Дмитрия Медведева. Однако сам Шинкарёв это предположение опровергает:

Мне полностью безразлична политическая активность Шагина. Я ушел из группы «Митьки», ничего не зная о предвыборной кампании Медведева. Просто в газете «Коммерсантъ», где была напечатана статья о моем уходе из «Митьков», раздел искусства был переполнен, а пустовал раздел общества-политики, поэтому редактор поместил статью в этот раздел, снабдив абсурдным подзаголовком «Члены арт-группы не сошлись в отношении к Дмитрию Медведеву». Ну, соответственно, текст статьи пришлось подогнать к названию.

Само же явление «Митьки» появилось благодаря литературному опусу Шинкарёва. В 1978—1980 годах он написал зрелый не по годам роман «Максим и Фёдор», прославивший его ещё в самиздате. Чуть позже, будучи оператором котельной и скучая в этом добровольном заточении, Шинкарёв написал роман, сказку и нечто вроде сатирического памфлета на своего товарища по работе и собрата по кисти Дмитрия Шагина. Собственно, всё литературное творчество Шинкарёва относится именно к периоду работы в котельной (1982—1989 годы). Дмитрий Шагин, воспетый Шинкарёвым как истинно русский психотип добродушного, ленивого и пьющего мужчины превратился в своеобразную ролевую модель для целой компании художников, сформировавшейся ещё в Средней художественной школе. Сегодня Шинкарёв утверждает, что движения, как такового и не было, но это не совсем так. Выработалась определённая иконография «митька», определился круг излюбленных тем, проходили групповые выставки, росла популярность книги «Митьки», позже экранизированной в виде мультфильма Александром и Ольгой Флоренскими. В начале 1990-х годов по городу ходил расписанный митьками автобус, а воспетые Шинкарёвым словечки Мити Шагина поползли в народ. В группу «Митьки» входили самые разные художники, объединённые не философской концепцией и теоретическими постулатами, а скорее дружеским взаиморасположением.

Как ни странно, ироничный Шинкарёв, породивший разудалый карнавал матросов и красноармейцев — излюбленных героев митьковской живописи и литературы, оставался весьма сдержанным художником сумрачных, тёмных красок. Живописуя раблезианские подвиги Мити Шагина на страницах «Митьков», в живописи Шинкарёв обращался то к городскому пейзажу, то к осмыслению шедевров мировой живописи и памятников литературы. По его словам, художник испытывал влияние ленинградского живописца А. С. Ведерникова.

Более поздние по времени создания работы Шинкарёва практически монохромны. Помрачневший с годами художник всё чаще задумывается о том, как из жизни буквально «вымывается цвет». Городской пейзаж, как и природа, становятся всё более и более блёклыми по сравнению с насыщенным ядовитым цветом виртуальным миром рекламы. В своих работах Шинкарёв использует прием валёрной живописи. Основные цвета художника — серый, голубой, желто-коричневый. Картины предпочитает рисовать сериями. Размер полотен почти всегда одного размера — 60х80. С натуры практически не рисует, пользуется услугами фотографии или собственной памяти.

В начале 2000-х годов Шинкарёв начинает сотрудничать со знаменитой швейцарской галереей Бруно Бишофбергера.

В 2008 году получил премию имени Иосифа Бродского.

В том же 2008 году работу Шинкарёва «Площадь Ленина I» (1999, холст, масло, 60х80) оценили в $ 64 750. В 2010 году с этой работой он вошел в «Топ-12 современных русских художников» (учитывает максимальные аукционные результаты).

Выставки

• 2016 — «Мрачные картины», Центр современного искусства ВИНЗАВОД, Москва, Россия
• 2004 — «Великая Китайская Стена» Выставочный зал редакции журнала «НоМИ», Санкт-Петербург, Россия.
• 2003 — «Мрачные картины», Галерея «На Обводном», Санкт-Петербург, Россия.
• 2003 — «Сельская жизнь», Галерея «Сельская жизнь», Санкт-Петербург, Россия.
• 2000 — «Митьки в ООН» (совместно с Д. Шагиным), Штаб-квартира ООН, Нью-Йорк, США.
• 2000 — «Всемирная литература», Whitespacegallery, Лондон, Великобритания.
• 1999 — «Всемирная литература», Государственный Русский Музей, Санкт-Петербург.
• 1999 — «Картины прошедшего года», Галерея «Митьки-Вхутемас», Санкт-Петербург, Россия.
• 1999 — «Мрачные картины», Галерея общества «А-Я», Государственный центр современного искусства, Санкт-Петербург.
• 1997 — « Просто живопись». Галерея «Ирэна», Киев, Украина.
• 1996 — «Про Северный полюс», Студия «Добролет», Санкт-Петербург, Россия.
• 1995 — «Собственно живопись», галерея «Борей», Россия.
• 1984 — «Город» (совместно с Д. Шагиным), Библиотека Академии наук СССР, Ленинград.

Работы находятся в собраниях

• Государственная Третьяковская галерея, Москва.
• Государственный Русский музей, Санкт-Петербург.
• Музей органической культуры, Коломна.
• Государственный Эрмитаж, Санкт-Петербург.
• Музей истории Санкт-Петербурга, Санкт-Петербург.
• [www.erarta.com Музей современного искусства Эрарта] , Санкт-Петербург, Россия
• Музей нонконформистского искусства, Санкт-Петербург.
• Центральный выставочный зал «Манеж», Санкт-Петербург.
• Музей «Царскосельская коллекция», Пушкин.
• «Зиммерли Музей. Коллекция Нортона и Нэнси Додж», Нью-Йорк.
• Музей Виктории и Альберта, Лондон.

Награды

• 2007 — «Art Awards. Художник года — 06»
• 2008 — Премия имени Иосифа Бродского

Цитаты

Начиная с 90-го года от митьков все по одному и отваливались, например, Александр Флоренский. По-хорошему, тогда и надо было «кончить» митьков, и, может быть, они остались бы уважаемым в народе движением. А сейчас это уже убогое явление. Митьков на свои выставки могут приглашать только дураки. Всё дело в том, что группа художников может существовать вместе лет пять максимум — они активно работают, делают общее дело. Но если срок затягивается, то это уже делается не ради искусства, а ради большой выгоды, которую художественное объединение приносит

— Владимир Шинкарёв, 2008

Ссылки

• [www.gif.ru/people/shinkaryov/ Шинкарёв на Gif.ru]
• [mitki.kulichki.com/mitki/shinkar/ Шинкарёв на сайте Митьков]
• [vip.subscribe.ru/person/70 Интервью Шинкарёва на VIP-версии]
• [ficus.reldata.com/km/persons/shinkarev В. Шинкарёв на сайте издательства Красный Матрос]
• [www.fontanka.ru/2007/04/20/089/ В. Шинкарёв назван лучшим художником Петербурга]
• [grani-tv.ru/entries/153/ Владимир Шинкарёв о расколе «митьков» на сайте «Грани-ТВ»]
• [artist883.erarta.com/#works Страница художника на сайте музея Эрарта]
• [www.radioblago.ru/vremyakultury/vladimir-shinkarev Интервью с Владимиром Шинкаревым на радио «Благо» в передаче «Время культуры»] 16 марта 2016 г.

Отрывок, характеризующий Шинкарёв, Владимир Николаевич

– Ну, теперь все, – сказал Кутузов, подписывая последнюю бумагу, и, тяжело поднявшись и расправляя складки своей белой пухлой шеи, с повеселевшим лицом направился к двери.
Попадья, с бросившеюся кровью в лицо, схватилась за блюдо, которое, несмотря на то, что она так долго приготовлялась, она все таки не успела подать вовремя. И с низким поклоном она поднесла его Кутузову.
Глаза Кутузова прищурились; он улыбнулся, взял рукой ее за подбородок и сказал:
– И красавица какая! Спасибо, голубушка!
Он достал из кармана шаровар несколько золотых и положил ей на блюдо.
– Ну что, как живешь? – сказал Кутузов, направляясь к отведенной для него комнате. Попадья, улыбаясь ямочками на румяном лице, прошла за ним в горницу. Адъютант вышел к князю Андрею на крыльцо и приглашал его завтракать; через полчаса князя Андрея позвали опять к Кутузову. Кутузов лежал на кресле в том же расстегнутом сюртуке. Он держал в руке французскую книгу и при входе князя Андрея, заложив ее ножом, свернул. Это был «Les chevaliers du Cygne», сочинение madame de Genlis [«Рыцари Лебедя», мадам де Жанлис], как увидал князь Андрей по обертке.
– Ну садись, садись тут, поговорим, – сказал Кутузов. – Грустно, очень грустно. Но помни, дружок, что я тебе отец, другой отец… – Князь Андрей рассказал Кутузову все, что он знал о кончине своего отца, и о том, что он видел в Лысых Горах, проезжая через них.
– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.
– Ну, прощай, дружок; помни, что я всей душой несу с тобой твою потерю и что я тебе не светлейший, не князь и не главнокомандующий, а я тебе отец. Ежели что нужно, прямо ко мне. Прощай, голубчик. – Он опять обнял и поцеловал его. И еще князь Андрей не успел выйти в дверь, как Кутузов успокоительно вздохнул и взялся опять за неконченный роман мадам Жанлис «Les chevaliers du Cygne».
Как и отчего это случилось, князь Андрей не мог бы никак объяснить; но после этого свидания с Кутузовым он вернулся к своему полку успокоенный насчет общего хода дела и насчет того, кому оно вверено было. Чем больше он видел отсутствие всего личного в этом старике, в котором оставались как будто одни привычки страстей и вместо ума (группирующего события и делающего выводы) одна способность спокойного созерцания хода событий, тем более он был спокоен за то, что все будет так, как должно быть. «У него не будет ничего своего. Он ничего не придумает, ничего не предпримет, – думал князь Андрей, – но он все выслушает, все запомнит, все поставит на свое место, ничему полезному не помешает и ничего вредного не позволит. Он понимает, что есть что то сильнее и значительнее его воли, – это неизбежный ход событий, и он умеет видеть их, умеет понимать их значение и, ввиду этого значения, умеет отрекаться от участия в этих событиях, от своей личной волн, направленной на другое. А главное, – думал князь Андрей, – почему веришь ему, – это то, что он русский, несмотря на роман Жанлис и французские поговорки; это то, что голос его задрожал, когда он сказал: „До чего довели!“, и что он захлипал, говоря о том, что он „заставит их есть лошадиное мясо“. На этом же чувстве, которое более или менее смутно испытывали все, и основано было то единомыслие и общее одобрение, которое сопутствовало народному, противному придворным соображениям, избранию Кутузова в главнокомандующие.


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.