Шипов, Дмитрий Николаевич

Дмитрий Николаевич Шипов
Фотография, 1906
Дети:	6 сыновей и дочь

Дми́трий Никола́евич Ши́пов (14 мая 1851 — 14 января 1920) — русский политический деятель, один из лидеров земского движения конца XIX — начала XX веков.

Семья и образование

Дмитрий Николаевич Шипов родился в дворянской семье отставного полковника гвардии, статского советника и Можайского уездного предводителя дворянства Николая Павловича Шипова (1806—1887) и Дарьи Алексеевны Окуловой (1811—1865). Брат — Николай Николаевич Шипов (1848—1911), генерал, атаман Войска Донского. Жена (c 1872) — Надежда Александровна, урождённая Эйлер (1852—1920), дочь полковника.

Окончил Пажеский корпус (1872), юридический факультет Санкт-Петербургского университета (1877).

Кредо

Большое влияние на его мировоззрение оказали Ф. М. Достоевский и Л. Н. Толстой, по своим идейным взглядам был близок к ранним славянофилам. Шипов полагал, что необходима глубокая взаимосвязь духовной и общественной жизни, являлся сторонником постепенных ненасильственных реформ. Считал, что в России при Петре I государственная власть присвоила себе неограниченные права, и, следовательно, перед страной стоит задача, заключающаяся в восстановлении «всегда необходимого в государстве взаимодействия государственной власти с населением и в привлечении народного представительства к участию в государственном управлении». По мнению Шипова,

государственный строй и установленный в нем правопорядок должны исходить из признания равенства всех людей и обеспечения каждой личности полной свободы в своем духовном развитии и в своих действиях, не причиняющих ущерба и не производящих насилия по отношению к своим ближним в христианском значении этого слова.

Земский деятель

После окончания университета жил в родовом имении Ботово Волоколамского уезда Московской губернии. С 1876 года — камер-юнкер. С 1877 — гласный Волоколамского уездного земства, мировой судья. В 1891—1893 — председатель Волоколамской уездной земской управы, в 1893—1904 — председатель Московской губернской земской управы (после избрания которым переехал в Москву). С 1896 года — действительный статский советник, в звании камергера.

Возглавив Московскую губернскую земскую управу, Шипов созвал совещание председателей уездных земских управ (1893), а с 1896 был организатором неофициальных совещаний глав губернских земских управ различных регионов России. Таким образом, создавались предпосылки для объединения сил деятелей земского движения, которые затем способствовали созыву земских съездов. С 1900 участвовал в деятельности политического кружка «Беседа», в котором занимал среднюю позицию, выступая за признание принципиальной необходимости народного представительства, но в ближайшее время предлагал ограничиться достаточно скромной мерой — включением в состав комиссий при Государственном совете выборных представителей общественных учреждений. Такая позиция встретила неприятие как наиболее последовательных сторонников самодержавия, так и приверженцев парламентаризма.

В 1902 на его московской квартире прошло первое нелегальное общеземское совещание с участием примерно 50 представителей большинства земских управ. В 1904 Шипов был в очередной раз избран председателем губернской земской управы, но не утверждён министром внутренних дел В. К. Плеве как оппозиционер. В том же году Шипов стал председателем Земского съезда, полулегального проведенного в Петербурге в ноябре 1904. Съезд выступил за введение в России парламента, свобод и конституции, хотя этого слова в его решениях не было. Этот форум явился аналогом французских Генеральных штатов. Именно с этого события началась первая русская революция. Однако на съезде Шипов и его сторонники оказались в меньшинстве, так как выступали за законосовещательное, а не законодательное народное представительство, против всеобщего и прямого избирательного права.

Шипов с группой единомышленников (князь П. Н. Трубецкой, князь В. М. Голицын, князь Г. Г. Гагарин, М. А. Стахович) разработали и предложили на суд общественности собственную программу реформ, изложенную в брошюре «К мнению меньшинства частного совещания земских деятелей 6-8 ноября 1904 года». Суть её заключалась в следующем: во-первых, народное представительство «не должно иметь характера парламентарного, с целью ограничения царской власти, но должно служить органом выражения народного мнения, для создания и сохранения всегда тесного единения и живого общения царя с народом»; во-вторых, «народное представительство должно быть организовано как особое выборное учреждение — государственный Земский совет».

В программе подчеркивалось, что «народное представительство должно быть построено не на всеобщем и прямом избирательном праве, а на основе реформированного представительства в учреждениях местного самоуправления, причем последнее должно быть распространено по возможности на все части Российской империи».

Революция 1905 г. разрушила надежды на мирное урегулирование конфликта между властью и либеральной оппозицией. Либералы вынуждены были отказаться от ожидания «эпохи великих реформ» и совершить тактическую переориентировку: от попытки уговорить правительство и царя провести реформы «сверху» к попытке убедить леворадикальные группы умерить свои требования и согласиться на совместные действия с либеральной оппозицией.

Политик

В октябре 1905 ему предлагался пост государственного контролёра, но он отказался, как и другие общественные деятели, войти в состав кабинета С. Ю. Витте. В ноябре 1905 Шипов стал одним из учредителей и первым председателем центрального комитета партии «Союз 17 октября» (октябристов). В 1906—1909 был членом Государственного совета от московского земства. В 1906 обсуждался вопрос о его назначении председателем Совета министров, однако Шипов вновь ответил отказом, полагая, что правительство должно состоять из представителей думского большинства, которые были значительно левее его по своим политическим взглядам. В то же время Шипов разошёлся с большей частью партии октябристов, которая оказалась правее его. В 1906 он ушёл с поста председателя ЦК партии, а затем и вышел из её рядов в знак протеста против поддержки октябристами военно-полевых судов, созданных для борьбы с революцией. В том же году он стал одним из основателей (наряду с П. А. Гейденом, И. Н. Ефремовым и Н. Н. Львовым) небольшой правоцентристской Партии мирного обновления. После неудачи этого политического проекта он отошёл от активной политической деятельности.

С 1911 жил в Киеве, где был управляющим «Товарищества братьев Терещенко» по производству сахара. Затем вернулся в Москву, где работал над своими мемуарами, опубликованными в 1918.

Антибольшевистская деятельность и кончина

В 1918 вошёл в состав подпольной антибольшевистской либеральной организации «Национальный центр», в ноябре 1918 — апреле 1919 исполнял обязанности председателя её московского отделения. В августе 1919 был впервые арестован (Московской ЧК), но в сентябре освобождён из-за нехватки доказательств его контрреволюционной деятельности. В ночь с 21 на 22 октября вновь арестован (на этот раз ВЧК), содержался во внутренней тюрьме особого отдела ВЧК, отказался признать, что возглавлял Национальный центр.

Три раза (25 октября, 1 и 11 ноября 1919 г.) Дмитрий Николаевич обращался с заявлениями в Президиум Особого Отдела ВЧК с просьбой ускорить рассмотрение его дела. Так, в своем заявлении от 11 ноября он писал:

«Я остаюсь в полном неведении о причинах моего задержания, ввиду этого прошу Президиум на основании 2 пункта декрета ВЦИК об амнистии, сделать распоряжение о моем освобождении, приняв во внимание: мою старость (68 лет), мое болезненное состояние и сильно развивающийся упадок сил за время моего заключения. Дальнейшее задержание меня грозит подорвать окончательно мое здоровье и мою работоспособность.»

6 ноября в Особый отдел поступила записка за подписью Ф. Э. Дзержинского, в которой сообщалось, что допрошенный в Президиуме ВЧК некий моряк Яновский дал показания, что Д. Н. Шипов являлся председателем Национального центра. В три часа ночи 12 ноября Шипова вызвали на допрос, который проводили известные лубянские следователи В. Аванесов и К. Ляндер. Об этом ночном допросе Шипов подробно рассказал в одном из писем:

«Аванесов и Ляндер начали с заявления, что им все известно о моем участии в Национальном центре, и что поэтому мне лучше рассказать все откровенно. Я выразил сожаление, что они поспешили составить себе предвзятое мнение, и попросил объяснить, на чем основывается их предположение. Они указали на какие-то бумажки на столе, говоря, что в них содержатся указания ряда лиц, назвали имена и фамилии каких-то юных офицеров, мне совершенно не известных»

. 15 ноября 1919 г. состоялся второй допрос, который также закончился безрезультатно: Шипов категорически отрицал своё участие в деятельности Национального Центра. В своих письмах Д. Н. Шипов подробно рассказал о своих тюремных мытарствах:

«Условия заключенных там (имеется в виду внутренняя тюрьма Особого отдела ВЧК. — С. Ш.) ужасные, и могут быть характеризованы как ограниченное мучительство арестованных в материальном и моральном отношениях, и как постоянное издевательство над их человеческим достоинством. Благодаря таким условиям болезни среди арестованных быстро распространяются и получают угрожающее для жизни арестованных развитие. Администрация на это никакого внимания не обращает, и больных отправляют в больницу очень поздно»

. В Бутырской тюремной больнице условия были чуть лучше, но, как писал Шипов, и здесь:

«нет медикаментов и перевязочных средств». «Силы с каждым днем оставляют, а с 5 декабря я все время лежу, с трудом пробираясь в уборную. Но сейчас я еще в силах, если буду освобожден, дотащиться до извозчика и как-нибудь возвратиться к себе на 6-й этаж. Но если мое освобождение задержится еще несколько дней, то тогда и оно окажется запоздалым и приходится издыхать здесь.»

13 января 1920 г. Ляндер подготовил заключение по делу Шипова:

«Согласно показаний, а также по данным дела о Национальном центре, Д. Н. Шипов является одной из центральных фигур Национального центра, в качестве старого земского деятеля возглавляющим эту организацию. Хотя следствием документально не установлено, но ряд данных приводит к заключению, что Д. Н. Шипов намечался на пост председателя Национального центра и должен был войти в состав правительства по захвате заговорщиками власти в Москве. Установлено сношение Шипова с отделами Национального центра в провинции. Исходя из данных следствия по настоящему делу и принимая во внимание, что хотя активная деятельность Д. Н. Шипова по Национальному центру не установлена, но как политическая фигура он возглавлял эту организацию, находился в связи с видными деятелями её, — его, Д. Н. Шипова, как видного политического деятеля враждебного нам лагеря, имеющего тесные связи с Национальным центром и крупного заложника, — заключить в концентрационный лагерь до окончания гражданской войны.»

Находился в тюрьме в тяжёлых условиях, незадолго до кончины был переведён в Бутырскую тюремную больницу, где и умер от катарального воспаления лёгких. По данным историка С. П. Мельгунова погиб в результате большевистских репрессий по делу московского «Национального центра», наряду с другими крупнейшими русскими общественными деятелями, такими как А. И. Астров, В. И. Астров, Н. Н. Щепкин и многие другие. Похоронен в фамильном склепе Шиповых на Ваганьковском кладбище.

Труды

• К вопросу о взаимных отношениях губернских и уездных земств Москва : типо-лит. т-ва И. Н. Кушнерев и К°, 1899
• Разъяснение Московской губернской земской управы относительно организации мер борьбы с сапом в Московской губернии Санкт-Петербург: тип. М-ва вн. дел, ценз. 1901
• Шипов Д. Н. [elib.shpl.ru/ru/nodes/16388-shipov-d-n-vospominaniya-i-dumy-o-perezhitom-m-1918#page/1/mode/grid/zoom/1 Воспоминания и думы о пережитом]. — М.: Изд. М. и С.Сабашниковых, 1918. — 592 с.

Литература

• Шипов, Дмитрий Николаевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Белоконский И. П. Земское движение. М.: Задруга, 1914.
• Шацилло К. Ф. Русский либерализм накануне революции 1905—1907 гг. М.: Наука, 1985.
• Либеральное движение в России 1902—1905 гг. / Под ред. В. В. Шелохаева. — М.: РОССПЭН, 2001.
• Пайпс Р. Русская революция. Кн. 1. Агония старого режима. М.: Захаров, 2005.
• Шелохаев С. В. Д. Н. Шипов. Личность и общественно-политическая деятельность / Под ред. О. В. Волобуева. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — 408 с. — ISBN 978-5-8243-1321-5. (в пер.)
• Шелохаев С. В. Дмитрий Николаевич Шипов (1851—1920) // Репрессированная интеллигенция. 1917—1934 гг. / Науч. ред. и авт. предисл. д.и.н. Д. Б. Павлов. — М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. — С. 25-56. — 496 с. — 800 экз. — ISBN 978-5-8243-1382-6. (в пер.)

Ссылки

• [bse.chemport.ru/shipov_dmitrij_nikolaevich.shtml Биография]
• [www.biografija.ru/show_bio.aspx?id=137120 Биография]
• [www.emc.komi.com/02/24/038.htm Биография]
• [www.rustrana.ru/article.php?nid=20087 Биография]
• [www.sps.ru/?id=42425 Д. Н. Шипов: «Внутреннее устройство личности — основа улучшения социального строя…» Начало]
• [www.sps.ru/?id=206905&cur_id=42451 Д. Н. Шипов: «Внутреннее устройство личности — основа улучшения социального строя…». Окончание]
• [www.ruslife.ru/country/Folder_502/2045.smx История выборной политической культуры в России]
• Тесля А. [gefter.ru/archive/18679 «Староземец» Д.Н. Шипов]. Gefter.ru. Проверено 8 июня 2016.

Отрывок, характеризующий Шипов, Дмитрий Николаевич

Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
– Милушка! матушка! – послышался торжествующий крик Николая. Казалось, сейчас ударит Милка и подхватит зайца, но она догнала и пронеслась. Русак отсел. Опять насела красавица Ерза и над самым хвостом русака повисла, как будто примеряясь как бы не ошибиться теперь, схватить за заднюю ляжку.
– Ерзанька! сестрица! – послышался плачущий, не свой голос Илагина. Ерза не вняла его мольбам. В тот самый момент, как надо было ждать, что она схватит русака, он вихнул и выкатил на рубеж между зеленями и жнивьем. Опять Ерза и Милка, как дышловая пара, выровнялись и стали спеть к зайцу; на рубеже русаку было легче, собаки не так быстро приближались к нему.
– Ругай! Ругаюшка! Чистое дело марш! – закричал в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из за них, наддал с страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям, утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину в грязь, покатился с зайцем. Звезда собак окружила его. Через минуту все стояли около столпившихся собак. Один счастливый дядюшка слез и отпазанчил. Потряхивая зайца, чтобы стекала кровь, он тревожно оглядывался, бегая глазами, не находя положения рукам и ногам, и говорил, сам не зная с кем и что.
«Вот это дело марш… вот собака… вот вытянул всех, и тысячных и рублевых – чистое дело марш!» говорил он, задыхаясь и злобно оглядываясь, как будто ругая кого то, как будто все были его враги, все его обижали, и только теперь наконец ему удалось оправдаться. «Вот вам и тысячные – чистое дело марш!»