Шипов, Иван Павлович (1865)

Не следует путать с Шипов, Иван Павлович (военный).

Иван Павлович Шипов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Министр финансов Российской империи
28 октября 1905 — 24 апреля 1906
Предшественник:	Владимир Николаевич Коковцов
Преемник:	Владимир Николаевич Коковцов
Министр торговли и промышленности Российской империи
31 января 1908 — 14 января 1909
Предшественник:	Михаил Александрович Остроградский
Преемник:	Василий Иванович Тимирязев
Управляющий Государственным банком России
22 апреля (5 мая) 1914 — 11 (24) ноября 1917 года
Предшественник:	Алексей Владимирович Коншин
Преемник:	должность упразднена
Рождение:	23 июня 1865(1865-06-23) Нижний Новгород, Российская империя
Смерть:	1919(1919) Ростов-на-Дону, Россия
Отец:	Павел Иванович Шипов
Мать:	Анна Александровна Бизеевна
Супруга:	Кроптова Вера Эммануиловна
Образование:	Александровский лицей
Автограф:
Награды:	Иностранные

Иван Павлович Шипов (23 июня 1865—1919?) — русский государственный деятель, финансист. Министр финансов (1905—1906), торговли и промышленности (1908—1909), управляющий Государственным банком России (1914—1917).

Биография

Родился в 1865 году в Нижнем Новгороде. Поступил в Александровский лицей и одновременно в Санкт-Петербургский университет как вольнослушатель курсов политической экономии и финансов. После окончания этих курсов сдал экзамен в Совете Александровского лицея.

В 1885 г. определён на службу в канцелярию Департамента окладных сборов, где до 1891 г. служил сначала в должности помощника столоначальника, а затем столоначальника этого департамента. В 1887 г. произведён в коллежские асессоры, в 1890 г. — в надворные, в 1892 г. — в коллежские советники.

В сентябре 1888 г. командирован в комиссию по пересмотру законов о земском обложении. В феврале 1889 г. назначен делопроизводителем этой комиссии. Затем служил податным инспектором Калязинского уезда Тверской губернии, работал в канцелярии Комитета министров, где занимал должности помощника начальника и начальника отделения. В 1894 г. снова перешёл на службу в Министерство финансов.

В 1894—1897 гг. являлся вице-директором Особенной канцелярии по кредитной части. В 1897 г. назначен директором Общей канцелярии министра финансов. В 1898 г. был назначен председателем Особой комиссии по пересмотру монетного Устава. В 1895 г. пожалован в статские советники, с 1896 г. — в действительные статские, в 1904 г. — в тайные советники.

C 1902 по 1905 год — директор департамента Государственного казначейства. Также в 1902—1905 годах состоял управляющим делами особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности.

19 июня (2 июля) 1905 года был командирован в Вашингтон для участия в мирных переговорах с японскими уполномоченными «в помощь российскому Главноуполномоченному в качестве делегата-специалиста по вопросам финансового характера».

Во время всеобщей политической забастовки в октябре 1905 года, Шипов, будучи директором департамента государственного казначейства, дал серьёзный отпор агитаторам, группами заходившим в министерство и уговаривавшим служащих прекратить работу.

После подписания Портсмутского мира 28 октября (10 ноября) 1905 года назначен министром финансов в кабинете гр. С. Ю. Витте (сменил Коковцова), однако занимал этот пост всего 6 месяцев.

Зимой 1905—1906 года И. П. Шипов как министр финансов совместно с управляющим Крестьянским банком А. И. Путиловым, с согласия Витте обратились к губернаторам, предводителям дворянства и земств с просьбой уговорить помещиков продать до весеннего сева достаточное количество земли Крестьянскому банку для перепродажи крестьянам, чтобы те поверили, «что можно и без захватов надеяться на осуществление обещаний правительства». Путилов предупреждал, что

если этого не удастся сделать, то всё равно удержать землю в своих руках будет почти невозможно. Жестокие насилия, начавшиеся нынешней осенью, не улягутся и едва ли не будут ещё страшнее весною, когда дело дойдет до запашки и ярового сева. Таким образом, образование земельного фонда для крестьян является прямым спасением для частного землевладения.

По мнению д.и.н. Дякина, премьер-министр Витте и министр земледелия Н. Н. Кутлер «надеялись: появление такого закона подтолкнёт, наконец, помещиков к мирным соглашениям с банком». Однако «помещики в провинции публично называли Кутлера „мерзавцем, висельником, анархистом“. К Николаю пошли записки, в которых Кутлера, Шипова и Путилова обвиняли в „революционных замыслах“ и требовали заменить Витте „лицом более твердых государственных принципов“». В результате царь 4 (17) февраля 1906 года отправил в отставку министра земледелия Кутлера, а 24 апреля (7 мая) 1906 года, за несколько дней до созыва I Думы, отправил в отставку Витте вместе со всем его кабинетом.

Одновременно с другими членами Совета Министров был освобождён от занимаемой должности и И. П. Шипов, с оставлением в ранге члена Совета Государственного банка от Министерства финансов (с 1906 г. И. П. Шипов также член Комитета финансов). В 1908 году назначен министром торговли и промышленности и вошёл в Совет Министров. Газета «Русское слово» сообщала:

Сегодня получена телеграмма от И. П. Шипова, в которой он выражает согласие принять пост министра торговли и промышленности. И. П. Шипов прибудет в Петербург через несколько дней. Будущий министр родом нижегородец и первую часть своей деятельности провёл в Нижнем-Новгороде. Он выдвинулся при гр. С. Ю. Витте, управляющим канцелярии которого он состоял. Впоследствии И. П. занимал пост директора департамента казначейства и прошёл служебную лестницу по министерству. В кабинете Витте он был назначен министром финансов…

В конце марта 1908 г. И. П. Шипов внёс в Совет министров законопроекты о страховании рабочих от несчастных случаев и на случай болезни, о страховых присутствиях и о Главном страховом совете. Для их обсуждения было созвано межведомственное совещание под председательством товарища министра торговли и промышленности М. А. Остроградского, куда были приглашены и представители ведущих торгово-промышленных организаций. Здесь законопроекты были подвергнуты острой критике. В очередной раз возникла тупиковая ситуация, поскольку стороны не достигли согласия по основным спорным вопросам. Под предлогом необходимости завершить окончательное редактирование законопроектов заседания совещания прекратились в апреле 1908 г..

Пост министра торговли и промышленности И. П. Шипов занимал только один год. 14 (27) января 1909 года на его место был назначен В. И. Тимирязев, а И. П. Шипов был назначен членом Государственного Совета. Предлагавшиеся Шиповым страховые законопроекты были приняты Думой после продолжительных дебатов только в январе 1912 года.

22 апреля (5 мая) 1914 года И. П. Шипов назначен на должность Управляющего Государственным банком. Последнюю должность, а также членство в Комитете финансов и Государственном совете сохранял до 1917 года.

На второй день после революции, 8 ноября 1917 г. И. П. Шипов дал указание прекратить обслуживание клиентов. Однако одновременно Госбанк продолжал осуществлять эмиссионную функцию, то есть выдавать наличность. С 8 по 23 ноября было выдано разным клиентам 610 млн. руб., и ещё 459 млн. рублей было выслано в конторы и отделения. Отказался И. П. Шипов и принять карточку с образцами подписей для открытия счёта СНК. Это было расценено как саботаж. 21 ноября вопрос о саботаже чиновников Минфина и Госбанка обсуждался на заседании ЦК РСДРП(б) и ВЦИК. Была принята резолюция ВЦИК «О борьбе с саботажем чиновников Государственного банка», предписывавшая Совнаркому применить самые энергичные меры для немедленной ликвидации саботажа. В частности, в ней говорилось (названия учреждений сокращены):

ЦИК констатирует, что старшие чиновники Минфина и Госбанка, не признающие Советской власти, произвольно распоряжаются достоянием казначейства и Госбанка, выдавая кредиты в одних случаях, задерживая в других и отказывая СНК в кредитах на самые неотложные и жгучие потребности, прежде всего на принятие экстренных мер в деле обеспечения продовольствием фронта и проведения выборов в Учредительное собрание.

Усматривая в поведении старших чиновников [названных организаций] преступный саботаж, последствия которого могут … и помешать успешности созыва Учредительного собрания в установленный срок, ЦИК предлагает СНК принять самые энергичные меры для немедленной ликвидации саботажа контрреволюционеров Государственного банка…

11 (24) ноября 1917 года за саботаж (отказ признать распоряжения Совнаркома) Управляющий Госбанком И. П. Шипов был уволен без права на пенсию. В этот же день Госбанк возобновил обслуживание клиентов, то есть саботаж прекратился. По воспоминаниям В. Б. Лопухина:

Первый удар с ним [Шиповым] приключился после проигранного им сражения с Менжинским, прибывшим в банк с требованием передачи банка с его фондами большевистскому правительству.

Перебрался из Петрограда в Екатеринодар, где в 1919 г. стал членом Особого совещания при главнокомандующем Вооружёнными силами на юге России (ВСЮР). Затем переехал в Ростов-на-Дону, где принимал активное участие в формировании Центрального управления Государственного банка ВСЮР.

Дата смерти неизвестна. По некоторым сведениям, умер в Ростове-на-Дону от тифа в конце 1919 г.^{[уточнить]}.

Публикации

По поручению канцелярии комитета министров составил книгу: «Германская колонизация польских провинций Пруссии по закону 26 апреля 1886 года» (1894).

В изданном Министерством финансов для парижской выставки 1900 года сборнике: «Россия в конце XIX века» поместил статью «Монетная система и денежное обращение».

Награды

российские:

• Орден Святого Станислава (1901.)
• Орден Святой Анны I степени (1906.)
• Орден Святого Владимира II степени (1911.)
• Орден Белого Орла (1914.)
• Орден Святого Александра Невского (1916.)

Получил Высочайшее разрешение принять и носить иностранные ордена:

• Орден Двойного Дракона II степени 2-го класса, пожалованный китайским правительством,
• французский орден Офицерского Креста Почётного Легиона,
• персидский Орден Льва и Солнца II степени,
• орден Восходящего Солнца I степени, пожалованный японским императором.

И. П. Шипову были вручены медали: серебряная для ношения на груди в память царствования императора Александра III и серебряная для ношения в петлице на Андреевской ленте «в память Священного Коронования Его Императорского Величества».

Ссылки

• Шипов, Иван Павлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.pseudology.org/people/Shipov_IP.htm Жизнеописание]
• [www.cbr.ru/today/history/print.asp?file=Shipov.htm Иван Павлович Шипов]

Отрывок, характеризующий Шипов, Иван Павлович (1865)

«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.


Приняв командование над армиями, Кутузов вспомнил о князе Андрее и послал ему приказание прибыть в главную квартиру.
Князь Андрей приехал в Царево Займище в тот самый день и в то самое время дня, когда Кутузов делал первый смотр войскам. Князь Андрей остановился в деревне у дома священника, у которого стоял экипаж главнокомандующего, и сел на лавочке у ворот, ожидая светлейшего, как все называли теперь Кутузова. На поле за деревней слышны были то звуки полковой музыки, то рев огромного количества голосов, кричавших «ура!новому главнокомандующему. Тут же у ворот, шагах в десяти от князя Андрея, пользуясь отсутствием князя и прекрасной погодой, стояли два денщика, курьер и дворецкий. Черноватый, обросший усами и бакенбардами, маленький гусарский подполковник подъехал к воротам и, взглянув на князя Андрея, спросил: здесь ли стоит светлейший и скоро ли он будет?
Князь Андрей сказал, что он не принадлежит к штабу светлейшего и тоже приезжий. Гусарский подполковник обратился к нарядному денщику, и денщик главнокомандующего сказал ему с той особенной презрительностью, с которой говорят денщики главнокомандующих с офицерами:
– Что, светлейший? Должно быть, сейчас будет. Вам что?
Гусарский подполковник усмехнулся в усы на тон денщика, слез с лошади, отдал ее вестовому и подошел к Болконскому, слегка поклонившись ему. Болконский посторонился на лавке. Гусарский подполковник сел подле него.
– Тоже дожидаетесь главнокомандующего? – заговорил гусарский подполковник. – Говог'ят, всем доступен, слава богу. А то с колбасниками беда! Недаг'ом Ег'молов в немцы пг'осился. Тепег'ь авось и г'усским говог'ить можно будет. А то чег'т знает что делали. Все отступали, все отступали. Вы делали поход? – спросил он.
– Имел удовольствие, – отвечал князь Андрей, – не только участвовать в отступлении, но и потерять в этом отступлении все, что имел дорогого, не говоря об именьях и родном доме… отца, который умер с горя. Я смоленский.
– А?.. Вы князь Болконский? Очень г'ад познакомиться: подполковник Денисов, более известный под именем Васьки, – сказал Денисов, пожимая руку князя Андрея и с особенно добрым вниманием вглядываясь в лицо Болконского. – Да, я слышал, – сказал он с сочувствием и, помолчав немного, продолжал: – Вот и скифская война. Это все хог'ошо, только не для тех, кто своими боками отдувается. А вы – князь Андг'ей Болконский? – Он покачал головой. – Очень г'ад, князь, очень г'ад познакомиться, – прибавил он опять с грустной улыбкой, пожимая ему руку.
Князь Андрей знал Денисова по рассказам Наташи о ее первом женихе. Это воспоминанье и сладко и больно перенесло его теперь к тем болезненным ощущениям, о которых он последнее время давно уже не думал, но которые все таки были в его душе. В последнее время столько других и таких серьезных впечатлений, как оставление Смоленска, его приезд в Лысые Горы, недавнее известно о смерти отца, – столько ощущений было испытано им, что эти воспоминания уже давно не приходили ему и, когда пришли, далеко не подействовали на него с прежней силой. И для Денисова тот ряд воспоминаний, которые вызвало имя Болконского, было далекое, поэтическое прошедшее, когда он, после ужина и пения Наташи, сам не зная как, сделал предложение пятнадцатилетней девочке. Он улыбнулся воспоминаниям того времени и своей любви к Наташе и тотчас же перешел к тому, что страстно и исключительно теперь занимало его. Это был план кампании, который он придумал, служа во время отступления на аванпостах. Он представлял этот план Барклаю де Толли и теперь намерен был представить его Кутузову. План основывался на том, что операционная линия французов слишком растянута и что вместо того, или вместе с тем, чтобы действовать с фронта, загораживая дорогу французам, нужно было действовать на их сообщения. Он начал разъяснять свой план князю Андрею.
– Они не могут удержать всей этой линии. Это невозможно, я отвечаю, что пг'ог'ву их; дайте мне пятьсот человек, я г'азог'ву их, это вег'но! Одна система – паг'тизанская.
Денисов встал и, делая жесты, излагал свой план Болконскому. В средине его изложения крики армии, более нескладные, более распространенные и сливающиеся с музыкой и песнями, послышались на месте смотра. На деревне послышался топот и крики.
– Сам едет, – крикнул казак, стоявший у ворот, – едет! Болконский и Денисов подвинулись к воротам, у которых стояла кучка солдат (почетный караул), и увидали подвигавшегося по улице Кутузова, верхом на невысокой гнедой лошадке. Огромная свита генералов ехала за ним. Барклай ехал почти рядом; толпа офицеров бежала за ними и вокруг них и кричала «ура!».
Вперед его во двор проскакали адъютанты. Кутузов, нетерпеливо подталкивая свою лошадь, плывшую иноходью под его тяжестью, и беспрестанно кивая головой, прикладывал руку к бедой кавалергардской (с красным околышем и без козырька) фуражке, которая была на нем. Подъехав к почетному караулу молодцов гренадеров, большей частью кавалеров, отдававших ему честь, он с минуту молча, внимательно посмотрел на них начальническим упорным взглядом и обернулся к толпе генералов и офицеров, стоявших вокруг него. Лицо его вдруг приняло тонкое выражение; он вздернул плечами с жестом недоумения.
– И с такими молодцами всё отступать и отступать! – сказал он. – Ну, до свиданья, генерал, – прибавил он и тронул лошадь в ворота мимо князя Андрея и Денисова.
– Ура! ура! ура! – кричали сзади его.
С тех пор как не видал его князь Андрей, Кутузов еще потолстел, обрюзг и оплыл жиром. Но знакомые ему белый глаз, и рана, и выражение усталости в его лице и фигуре были те же. Он был одет в мундирный сюртук (плеть на тонком ремне висела через плечо) и в белой кавалергардской фуражке. Он, тяжело расплываясь и раскачиваясь, сидел на своей бодрой лошадке.
– Фю… фю… фю… – засвистал он чуть слышно, въезжая на двор. На лице его выражалась радость успокоения человека, намеревающегося отдохнуть после представительства. Он вынул левую ногу из стремени, повалившись всем телом и поморщившись от усилия, с трудом занес ее на седло, облокотился коленкой, крякнул и спустился на руки к казакам и адъютантам, поддерживавшим его.
Он оправился, оглянулся своими сощуренными глазами и, взглянув на князя Андрея, видимо, не узнав его, зашагал своей ныряющей походкой к крыльцу.
– Фю… фю… фю, – просвистал он и опять оглянулся на князя Андрея. Впечатление лица князя Андрея только после нескольких секунд (как это часто бывает у стариков) связалось с воспоминанием о его личности.
– А, здравствуй, князь, здравствуй, голубчик, пойдем… – устало проговорил он, оглядываясь, и тяжело вошел на скрипящее под его тяжестью крыльцо. Он расстегнулся и сел на лавочку, стоявшую на крыльце.
– Ну, что отец?
– Вчера получил известие о его кончине, – коротко сказал князь Андрей.
Кутузов испуганно открытыми глазами посмотрел на князя Андрея, потом снял фуражку и перекрестился: «Царство ему небесное! Да будет воля божия над всеми нами!Он тяжело, всей грудью вздохнул и помолчал. „Я его любил и уважал и сочувствую тебе всей душой“. Он обнял князя Андрея, прижал его к своей жирной груди и долго не отпускал от себя. Когда он отпустил его, князь Андрей увидал, что расплывшие губы Кутузова дрожали и на глазах были слезы. Он вздохнул и взялся обеими руками за лавку, чтобы встать.
– Пойдем, пойдем ко мне, поговорим, – сказал он; но в это время Денисов, так же мало робевший перед начальством, как и перед неприятелем, несмотря на то, что адъютанты у крыльца сердитым шепотом останавливали его, смело, стуча шпорами по ступенькам, вошел на крыльцо. Кутузов, оставив руки упертыми на лавку, недовольно смотрел на Денисова. Денисов, назвав себя, объявил, что имеет сообщить его светлости дело большой важности для блага отечества. Кутузов усталым взглядом стал смотреть на Денисова и досадливым жестом, приняв руки и сложив их на животе, повторил: «Для блага отечества? Ну что такое? Говори». Денисов покраснел, как девушка (так странно было видеть краску на этом усатом, старом и пьяном лице), и смело начал излагать свой план разрезания операционной линии неприятеля между Смоленском и Вязьмой. Денисов жил в этих краях и знал хорошо местность. План его казался несомненно хорошим, в особенности по той силе убеждения, которая была в его словах. Кутузов смотрел себе на ноги и изредка оглядывался на двор соседней избы, как будто он ждал чего то неприятного оттуда. Из избы, на которую он смотрел, действительно во время речи Денисова показался генерал с портфелем под мышкой.
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?
– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
Кутузов зачмокал губами и закачал головой, выслушав это дело.
– В печку… в огонь! И раз навсегда тебе говорю, голубчик, – сказал он, – все эти дела в огонь. Пуская косят хлеба и жгут дрова на здоровье. Я этого не приказываю и не позволяю, но и взыскивать не могу. Без этого нельзя. Дрова рубят – щепки летят. – Он взглянул еще раз на бумагу. – О, аккуратность немецкая! – проговорил он, качая головой.