Ширяев, Борис Николаевич

Борис Ширяев
Род деятельности:	Прозаик, публицист
Направление:	реализм

Бори́с Никола́евич Ширя́ев (27 октября (7 ноября) 1887 Москва, Российская империя — 17 апреля 1959 Сан-Ремо, Италия) — русский писатель «второй волны» изгнания, участник Русского апостолата в Зарубежье.

Биография

Борис Ширяев родился в Москве в 1887 году (по другим данным в 1889 году) в семье родовитого помещика. По окончании историко-филологического факультета Московского университета занимался педагогической деятельностью, театром. Затем учился в Геттингенском университете (Германия). Вернувшись в Россию, окончил Императорскую военную академию. Во время первой мировой войны ушёл на фронт, дослужился до звания штабс-капитана. В 1918 году вернулся в Москву и предпринял попытку пробраться в Добровольческую армию, но был задержан и приговорен большевиками к смертной казни за попытку перехода границы. За несколько часов до расстрела бежал.

В 1922 году — новый арест, Бутырка. Ширяева приговорили к смертной казни, которая была заменена на 10 лет ссылки в Соловецкий лагерь особого назначения (СЛОН). В СЛОНе наряду с каторжными работами Борис Николаевич участвовал в лагерном театре и журнале «Соловецкие острова», где в 1925—26 опубликовал повесть «1237 строк» и несколько стихотворений: «Соловки», «Диалектика сегодня», «Туркестанские стихи» и др. Ширяев собирал и записывал лагерный фольклор, который был издан отдельным сборником тиражом 2000 экз. В 1929 заключение в СЛОНе было заменено ссылкой на 3 года в Среднюю Азию, где Борис Николаевич работал журналистом. По возвращении в 1932 в Москву Ширяев был снова арестован и сослан на 3 года в слободу Россошь (Воронежская область).

В 1935—1942 годах жил на Северном Кавказе в Ставрополе и Черкесске. До начала Великой отечественной войны Ширяеву удавалось урывками возвращаться к преподавательской деятельности и читать лекции в провинциальных высших учебных заведениях. Накануне и в начале войны Ширяев преподавал историю русской литературы в Ставропольском педагогическом институте. Женился на своей студентке Нине Капраловой. После оккупации Ставрополя германскими и румынскими войсками (3 августа 1942 года) и закрытия института Борис Ширяев возглавил редакцию газеты «Ставропольское слово», первый номер которой в объёме четырёх страниц вышел уже через неделю после прихода немцев. Она носила явный антисоветский характер, хотя немецкой цензуре в ней подвергалась только сводка новостей с фронта. Через четыре месяца газету, переименованную в «Утро Кавказа», распространяли уже по всему северокавказскому региону. Кроме издательской работы занимался помощью соотечественникам, добившись освобождения ряда военнопленных. При подходе к городу советских войск Ширяев ушёл из Ставрополя вместе с немцами и переехал в Берлин. В этот период редактировал газету «Мелитопольский край». В июне 1943 года прибыл в Крым, где выступал на митингах и собраниях с антибольшевистскими докладами, публиковался на страницах коллаборационистской газеты «Голос Крыма». В Симферополе ему был вручен орденский знак, учреждённый Гитлером для отличившихся в борьбе с большевизмом.

В 1944 году провёл несколько месяцев в Белграде. В конце 1944 года переехал вместе с семьёй в Северную Италию, где работал два месяца при штабе Казачьего стана, выпуская газету «Казачья земля». После вывода казаков в Австрию остался в Италии и оказался в лагере для перемещённых лиц (Капуя), жизни в котором посвящена его первая книга «Ди-Пи в Италии» (1952).

После войны в Италии Ширяев добывал средства к существованию различными работами, кроме этого писал литературную прозу и литературоведческие статьи, публиковался в русских журналах «Возрождение» (с 1950 г.) и «Грани» (с 1952 г.). По мнению историка М. Г. Талалая именно в это время Ширяев «окончательно сформировался как писатель».

Как филолог, он написал и опубликовал по-итальянски научный труд «Обзор современной русской литературы» (1946). Затем в Риме появился рассказ «Соловецкая заутреня», который позднее войдёт в его книгу «Неугасимая лампада». Первые три книги Ширяева — «Ди-Пи в Италии» (1952), «Я человек русский» (1953) и «Светильники Русской Земли» (1953) вышли в Буэнос-Айресе, при содействии его единомышленника, проживающего в Аргентине монархического публициста и издателя Ивана Солоневича, брат которого, Борис Солоневич, также сидел в СЛОНе.

Самое известное произведение Ширяева «Неугасимая лампада», посвященное его пребыванию в лагере на Соловках, писалось с середины 1920-х и было завершено на острове Капри в 1950 году. Это документальный роман из серии рассказов о событиях и встречах автора на Соловецкой каторге. Книга открывалась словами:

Посвящаю светлой памяти художника Михаила Васильевича Нестерова, сказавшего мне в день получения приговора: «Не бойтесь Соловков. Там Христос близко». (Издание 1954 г., С. 7).

Впервые роман был напечатан в 1954 году нью-йоркским «Издательством имени Чехова». Вторым изданием эта книга была репринтно выпущена в СССР в 1991 году московским издательством «Столица».

Ширяев не получил религиозного воспитания, но на Соловках он открыл для себя христианскую веру, а в Италии пришёл к католичеству. Он перевёл гимн Франциска Ассизского. Сборник «Религиозные мотивы в русской поэзии» стал последней книгой писателя, выпущенной католическим издательством «Жизнь с Богом» после его смерти, последовавшей 17 апреля 1959 года в Сан-Ремо.

Произведения

• [archive.org/details/dipivitaliizapis00shir Ди-Пи в Италии]. — Буэнос-Айрес, 1952;
• Ди-Пи в Италии. Записки продавца кукол. / Ред., вступ. статья, комм. М. Г. Талалая. — СПб.: Алетейя, 2007. — 230 c. — ISBN 978-5-903354-12-2
• Я — человек русский! — Буэнос-Айрес, 1953;
• Светильники Русской Земли. — Буэнос-Айрес, 1953;
• [azbyka.ru/fiction/neugasimaya-lampada/ Неугасимая лампада]. — Нью-Йорк: "Издательство имени Чехова", 1954. — 408 + 6 ненум с. (обложка)
• Неугасимая лампада. Репринтное воспроизведение с издания 1954 года. М.: "Столица", 1991. — 416 c. ISBN 5-7055-1167-1 (обложка)
• Неугасимая лампада. М.: Сретенский монастырь, 1998. — 432 с. + 1 л. илл. ISBN 5-7533-0247-5, ISBN 978-5-7533-0924-2 (переплёт). Переиздания: 2000, 2003, 2004, 2007, 2008, 2010, 2014.
• Неугасимая лампада. М.: Православный Свято-Тихоновский богословский институт, 2003. — 491 с. ISBN 5-7429-0029-5 (переплёт)
• Последний барин. — 1954;
• К проблеме интеллигенции СССР. — Мюнхен, 1955;
• Кудеяров дуб. — 1958;
• Религиозные мотивы в русской поэзии. — Брюссель, 1962.
• Италия без Колизея / Научн. ред., сост. М. Г. Талалая и А. Власенко. — СПб.: Алетейя, 2014. — 144 с. — ISBN 978-5-90670-524-2
• Бриллианты и булыжники: статьи о русской литературе / Сост. и науч. ред. А. Г. Власенко, М. Г. Талалай. — СПб.: Алетейя, 2015. — 520 c. — (Русское зарубежье. Источники и исследования) — ISBN 978-5-906792-20-4

Литература

• Вольфганг Казак. Борис Николаевич Ширяев // Энциклопедический словарь русской литературы с 1917 года. / Пер с немецкого Е. Варгафтик и И. Бурихин. Лондон: OPI, 1988. — 922 c. ISBN 0-903868-73-3 — С. 855—857.
• Геннадий Русский (псевдоним). Правда и легенда соловецкая // Б. Ширяев. Неугасимая лампада. Репринтное воспроизведение с издания 1954 года. М.: "Столица", 1991. — 416 c. ISBN 5-7055-1167-1 — С. 408—416.
• Стрижев А. Н. [www.portal-slovo.ru/history/35478.php Неугасимая лампада Бориса Ширяева]
• Б. Н. Ширяев. [kostromka.ru/kostroma/land/02/shiryaev/77.php Летопись мужицкого царства] // Костромская земля: Краевед. альманах Костром. обществ.фонда культуры. Вып. 2. Кострома, 1992.
• Талалай М. Г. [www.utoronto.ca/tsq/21/talalaj21.shtml Борис Ширяев: еще один певец русского Рима] // Toronto Slavic Quarterly, № 21 (summer 2007), Rome and Russia in the 20th Century: Literary, Cultural and Artistic Relations
• Талалай М. Г. Итальянский кукольник, он же русский изгнанник [вступ. статья] // Б. Н. Ширяев. Ди-Пи в Италии. Записки продавца кукол / Ред., комм. М. Г. Талалая. — СПб.: Алетейя, 2007. — 230 c. — ISBN 978-5-903354-12-2 — С. 5—10
• Талалай М. Г. Комментарии к биографии Б.Н. Ширяева // Ширяев Б.Н. Неугасимая лампада. — Соловки: Спасо-Преображенский Соловецкий ставропигиальный мужской монастырь, 2012. — С. 469—476.
• Талалай М. Г. Русская судьба XX века: каторга, ссылка, изгнание [о Б. Н. Ширяеве] // Воспоминания соловецких узников. Т. 1 / Отв. ред.: иерей В. Умнягин. — Соловки: Спасо-Преображ. Соловец. ставропиг. муж. монастырь, 2013. — 774 с. — ISBN 978-5-91942-022-4 — С. 194 —199

Отрывок, характеризующий Ширяев, Борис Николаевич

– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.
– Не люблю у своих занимать, не люблю, – проворчал Денисов.
– А ежели ты у меня не возьмешь деньги по товарищески, ты меня обидишь. Право, у меня есть, – повторял Ростов.
– Да нет же.
И Денисов подошел к кровати, чтобы достать из под подушки кошелек.
– Ты куда положил, Ростов?
– Под нижнюю подушку.
– Да нету.
Денисов скинул обе подушки на пол. Кошелька не было.
– Вот чудо то!
– Постой, ты не уронил ли? – сказал Ростов, по одной поднимая подушки и вытрясая их.
Он скинул и отряхнул одеяло. Кошелька не было.
– Уж не забыл ли я? Нет, я еще подумал, что ты точно клад под голову кладешь, – сказал Ростов. – Я тут положил кошелек. Где он? – обратился он к Лаврушке.
– Я не входил. Где положили, там и должен быть.
– Да нет…
– Вы всё так, бросите куда, да и забудете. В карманах то посмотрите.
– Нет, коли бы я не подумал про клад, – сказал Ростов, – а то я помню, что положил.
Лаврушка перерыл всю постель, заглянул под нее, под стол, перерыл всю комнату и остановился посреди комнаты. Денисов молча следил за движениями Лаврушки и, когда Лаврушка удивленно развел руками, говоря, что нигде нет, он оглянулся на Ростова.
– Г'остов, ты не школьнич…
Ростов почувствовал на себе взгляд Денисова, поднял глаза и в то же мгновение опустил их. Вся кровь его, бывшая запертою где то ниже горла, хлынула ему в лицо и глаза. Он не мог перевести дыхание.
– И в комнате то никого не было, окромя поручика да вас самих. Тут где нибудь, – сказал Лаврушка.
– Ну, ты, чог'това кукла, повог`ачивайся, ищи, – вдруг закричал Денисов, побагровев и с угрожающим жестом бросаясь на лакея. – Чтоб был кошелек, а то запог'ю. Всех запог'ю!
Ростов, обходя взглядом Денисова, стал застегивать куртку, подстегнул саблю и надел фуражку.
– Я тебе говог'ю, чтоб был кошелек, – кричал Денисов, тряся за плечи денщика и толкая его об стену.
– Денисов, оставь его; я знаю кто взял, – сказал Ростов, подходя к двери и не поднимая глаз.
Денисов остановился, подумал и, видимо поняв то, на что намекал Ростов, схватил его за руку.
– Вздог'! – закричал он так, что жилы, как веревки, надулись у него на шее и лбу. – Я тебе говог'ю, ты с ума сошел, я этого не позволю. Кошелек здесь; спущу шкуг`у с этого мег`завца, и будет здесь.
– Я знаю, кто взял, – повторил Ростов дрожащим голосом и пошел к двери.
– А я тебе говог'ю, не смей этого делать, – закричал Денисов, бросаясь к юнкеру, чтоб удержать его.
Но Ростов вырвал свою руку и с такою злобой, как будто Денисов был величайший враг его, прямо и твердо устремил на него глаза.
– Ты понимаешь ли, что говоришь? – сказал он дрожащим голосом, – кроме меня никого не было в комнате. Стало быть, ежели не то, так…
Он не мог договорить и выбежал из комнаты.
– Ах, чог'т с тобой и со всеми, – были последние слова, которые слышал Ростов.
Ростов пришел на квартиру Телянина.
– Барина дома нет, в штаб уехали, – сказал ему денщик Телянина. – Или что случилось? – прибавил денщик, удивляясь на расстроенное лицо юнкера.
– Нет, ничего.
– Немного не застали, – сказал денщик.
Штаб находился в трех верстах от Зальценека. Ростов, не заходя домой, взял лошадь и поехал в штаб. В деревне, занимаемой штабом, был трактир, посещаемый офицерами. Ростов приехал в трактир; у крыльца он увидал лошадь Телянина.
Во второй комнате трактира сидел поручик за блюдом сосисок и бутылкою вина.
– А, и вы заехали, юноша, – сказал он, улыбаясь и высоко поднимая брови.
– Да, – сказал Ростов, как будто выговорить это слово стоило большого труда, и сел за соседний стол.
Оба молчали; в комнате сидели два немца и один русский офицер. Все молчали, и слышались звуки ножей о тарелки и чавканье поручика. Когда Телянин кончил завтрак, он вынул из кармана двойной кошелек, изогнутыми кверху маленькими белыми пальцами раздвинул кольца, достал золотой и, приподняв брови, отдал деньги слуге.
– Пожалуйста, поскорее, – сказал он.
Золотой был новый. Ростов встал и подошел к Телянину.
– Позвольте посмотреть мне кошелек, – сказал он тихим, чуть слышным голосом.
С бегающими глазами, но всё поднятыми бровями Телянин подал кошелек.
– Да, хорошенький кошелек… Да… да… – сказал он и вдруг побледнел. – Посмотрите, юноша, – прибавил он.
Ростов взял в руки кошелек и посмотрел и на него, и на деньги, которые были в нем, и на Телянина. Поручик оглядывался кругом, по своей привычке и, казалось, вдруг стал очень весел.
– Коли будем в Вене, всё там оставлю, а теперь и девать некуда в этих дрянных городишках, – сказал он. – Ну, давайте, юноша, я пойду.
Ростов молчал.
– А вы что ж? тоже позавтракать? Порядочно кормят, – продолжал Телянин. – Давайте же.
Он протянул руку и взялся за кошелек. Ростов выпустил его. Телянин взял кошелек и стал опускать его в карман рейтуз, и брови его небрежно поднялись, а рот слегка раскрылся, как будто он говорил: «да, да, кладу в карман свой кошелек, и это очень просто, и никому до этого дела нет».
– Ну, что, юноша? – сказал он, вздохнув и из под приподнятых бровей взглянув в глаза Ростова. Какой то свет глаз с быстротою электрической искры перебежал из глаз Телянина в глаза Ростова и обратно, обратно и обратно, всё в одно мгновение.
– Подите сюда, – проговорил Ростов, хватая Телянина за руку. Он почти притащил его к окну. – Это деньги Денисова, вы их взяли… – прошептал он ему над ухом.
– Что?… Что?… Как вы смеете? Что?… – проговорил Телянин.
Но эти слова звучали жалобным, отчаянным криком и мольбой о прощении. Как только Ростов услыхал этот звук голоса, с души его свалился огромный камень сомнения. Он почувствовал радость и в то же мгновение ему стало жалко несчастного, стоявшего перед ним человека; но надо было до конца довести начатое дело.
– Здесь люди Бог знает что могут подумать, – бормотал Телянин, схватывая фуражку и направляясь в небольшую пустую комнату, – надо объясниться…
– Я это знаю, и я это докажу, – сказал Ростов.
– Я…
Испуганное, бледное лицо Телянина начало дрожать всеми мускулами; глаза всё так же бегали, но где то внизу, не поднимаясь до лица Ростова, и послышались всхлипыванья.
– Граф!… не губите молодого человека… вот эти несчастные деньги, возьмите их… – Он бросил их на стол. – У меня отец старик, мать!…
Ростов взял деньги, избегая взгляда Телянина, и, не говоря ни слова, пошел из комнаты. Но у двери он остановился и вернулся назад. – Боже мой, – сказал он со слезами на глазах, – как вы могли это сделать?
– Граф, – сказал Телянин, приближаясь к юнкеру.
– Не трогайте меня, – проговорил Ростов, отстраняясь. – Ежели вам нужда, возьмите эти деньги. – Он швырнул ему кошелек и выбежал из трактира.


Вечером того же дня на квартире Денисова шел оживленный разговор офицеров эскадрона.
– А я говорю вам, Ростов, что вам надо извиниться перед полковым командиром, – говорил, обращаясь к пунцово красному, взволнованному Ростову, высокий штаб ротмистр, с седеющими волосами, огромными усами и крупными чертами морщинистого лица.
Штаб ротмистр Кирстен был два раза разжалован в солдаты зa дела чести и два раза выслуживался.
– Я никому не позволю себе говорить, что я лгу! – вскрикнул Ростов. – Он сказал мне, что я лгу, а я сказал ему, что он лжет. Так с тем и останется. На дежурство может меня назначать хоть каждый день и под арест сажать, а извиняться меня никто не заставит, потому что ежели он, как полковой командир, считает недостойным себя дать мне удовлетворение, так…