Шишигин, Фирс Ефимович

Фирс Шишигин
Дата рождения:	17 (30) августа 1908(1908-08-30)
Место рождения:	д. Борок-Городок, Шенкурский уезд, Архангельская губерния, Российская империя
Дата смерти:	29 мая 1985(1985-05-29) (76 лет)
Место смерти:	Ярославль, РСФСР, СССР
Профессия:	театральный режиссёр, театральный педагог
Годы активности:	с 1928 года
Театр:	Сталинградский театр имени Горького, Воронежский театр, Ярославский театр имени Волкова
Награды:

Фи́рс Ефи́мович Шиши́гин (1908—1985) — советский театральный режиссёр, педагог. Народный артист СССР (1964). Лауреат Сталинской премии третьей степени (1951).

Биография

Ф. Е. Шишигин родился 17 (30) августа 1908 года в деревне Борок-Городок Архангельской губернии (ныне Шенкурского района Архангельской области) в крестьянской семье. Раннее детство провёл в Архангельске, учился в церковно-приходской школе. С 1918 года жил с отцом в Симбирске. Впервые попробовал себя в качестве режиссёра в 1922 году, будучи вожатым пионерского отряда.

В 1925—1929 годах учился на режиссёрском отделении Ленинградского техникума сценических искусств (руководитель С. Э. Радлов, педагоги В. А. Соловьёв, С. С. Мокульский, Л. С. Вивьен). Среди его друзей этих лет Н. К. Черкасов, Б. П. Чирков, Д. Д. Шостакович.

Профессионально попробовал заниматься режиссурой в 1928 году в Театре классических миниатюр, организованном им совместно с Г. Иониным и А. Г. Прейсом в Ленинградском театре Юсуповского дворца; был поставлен единственный спектакль — «Театр Клары Газуль» П. Мериме.

В 1929—1933 годы — режиссёр Ленинградского ТРАМа (ныне театр «Балтийский дом»), написал совместно с М. Соколовским и А. Пиотровским оперетту «Зелёный цех», преподавал актёрское мастерство в техникуме ТРАМа, заведовал массовым сектором ТРАМа, руководил ТРАМом текстильной фабрики имени Ногина. В 1932 году снялся в кино в роли Филона в фильме «Сложный вопрос» П. П. Петрова-Бытова.

В 1933—1945 годах — художественный руководитель театров Дальнего Востока. В 1933 году создал в Никольск-Уссурийске актёрскую студию, вскоре преобразованную в театр ОКДВА. В 1937 году был арестован по ложному доносу вместе с окружением маршала В. К. Блюхера. В 1939 году выпущен на свободу в числе необоснованно пострадавших, восстановлен во всех правах. Член ВКП(б) с 1940 года. Вернулся в свой театр, но работа с давшими на него показания учениками не пошла. Работал художественным руководителем Приморского колхозно-совхозного театра (города Ворошилов) и Владивостокского театра; заведовал краевым отделом культуры во Владивостоке.

В 1945 году — главный режиссёр Ставропольского краевого театра драмы. В 1947—1950 годах — режиссёр Московского театра драмы и комедии (ныне Театр на Таганке). В 1950—1956 годах — главный режиссёр Сталинградского ДТ имени М. Горького; раскрыл здесь таланты К. А. Синицына, И. Г. Лапикова, И. М. Смоктуновского, Л. И. Макаровой, Р. Быковой, М. Горбатовой, Н. Соколова. В 1956—1960 годах — режиссёр Воронежского ДТ; наиболее значителен спектакль «Алексей Кольцов» по повести В. А. Кораблинова; открыл талант Л. С. Броневого.

С 1960 года — директор и главный режиссёр Ярославского театра имени Ф. Г. Волкова.

В последние годы был вынужден уйти из театра в связи с очередным конфликтом с отделом пропаганды и агитации обкома партии.

С 1962 года вёл курс в Ярославском театральном училище, в создании которого и преобразовании в институт принял активное участие.

Умер в Ярославле 29 мая 1985 года (по другим источникам — 25 мая). Похоронен на Леонтьевском кладбище. Гранитный памятник на могиле выполнили воронежские скульпторы Иван Дикунов и Эльза Пак.

Жена — актриса Л. Я. Макарова, заслуженная артистка РСФСР. Сын Владимир — инженер, заслуженный конструктор России.

Постановки в театрах

Владивостокский театр

• 1933 — «Разгром» А. А. Фадеева
• 1935 — «Часовщик и курица» И. А. Кочерги
• «Чужой ребёнок» В. В. Шкваркина
• «Аристократы» Н. Ф. Погодина
• «Слава» В. М. Гусева
• «День чудесных обманов» Р. Б. Шеридана
• 1940 — «Воробьёвы горы» А. Д. Симукова
• 1941 — «Лжец» К. Гольдони
• 1942 — «Парень из нашего города» К. М. Симонова

Ставропольский краевой театр драмы

• 1945 — «Дуэнья» Р. Б. Шеридана
• 1946 — «Старик» М. Горького
• 1947 — «Горячее сердце» А. Н. Островского
• «Русский вопрос» К. М. Симонова.

Московский театр драмы и комедии

• «Воробьёвы горы» А. Д. Симукова
• «Шутники» А. Н. Островского
• «Снежная королева» Е. Л. Шварца.

Сталинградский театр имени Горького

• «Грозное оружие» А. Липовского
• 1950 — «Совесть» Ю. П. Чепурина
• 1952 — «На дне» М. Горького
• «Укрощение строптивой» У. Шекспира.
• 1953 — «Большой шаг» А. М. Шейнина; «Великий государь» В. А. Соловьева
• 1954 — «Порт-Артур» А. Н. Степанова и И. Ф. Попова

Воронежский драматический театр

• 1957 — «После разлуки» братьев Тур ; «Виринея» Л. Н. Сейфуллиной и В. П. Правдухина; «На дне» М. Горького
• 1958 — «Алексей Кольцов» по повести В. А. Кораблинова; «Третья патетическая» Н. Ф. Погодина
• 1959 — «Трасса» И. М. Дворецкого
• 1960 — «Чайка» А. П. Чехова

Ярославский театр имени Волкова

• 1961 — «Кредит у Нибелунгов» Ф. Куна; «Хозяева жизни» Ю. П. Чепурина
• 1962 — «Дети солнца» М. Горького
• «Василиса Мелентьева» А. Н. Островского; «Каса марэ» И. П. Друцэ
• 1963 — «Фёдор Волков» Н. М. Севера
• 1964 — «Печорин» М. Волобринского по М. Ю. Лермонтову
• 1965 — «Панфиловцы» И. Назарова
• «Мятеж на Волге» И. Назарова
• 1970 — «Посольский дневник» С. А. Дангулова
• «Человек и глобус» В. Лавренева
• «Царь Юрий» В. А. Соловьёва
• 1971 — «Штурманы грядущих бурь» Н. М. Севера; «Снега» Ю. П. Чепурина
• 1972 — «Солдатская вдова» Н. П. Анкилова
• «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского.

Награды и премии

• Сталинская премия третьей степени (1951) — за постановку спектакля «Совесть» Ю. П. Чепурина
• Заслуженный деятель искусств РСФСР (1954)
• Народный артист РСФСР (1958)
• Народный артист СССР (1964)
• Государственная премия РСФСР имени К. С. Станиславского (1971) — за постановки последних лет
• орден Ленина
• орден Октябрьской революции (1978)
• орден Трудового Красного Знамени
• медали.

Литература

• [www.krugosvet.ru/enc/kultura_i_obrazovanie/teatr_i_kino/SHISHIGIN_FIRS_EFIMOVICH.html Шишигин Фирс Ефимович] // Кругосвет
• Шишигин Фирс Ефимович // Большая советская энциклопедия
• [www.volkovteatr.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=59%3A2010-01-19-13-59-26&catid=15&Itemid=27 Шишигин Фирс Ефимович] // Театральная жизнь. — № 16 за 1985 год.
• Ваняшова М. Г. [www.strast10.ru/node/225 Фирс Шишигин: «Люблю жить в актере!..»] // Страстной бульвар, 10. — Выпуск № 4 — 114/2008, Театральная шкатулка.
• Ваняшова М. Г. [www.sevkray.ru/news/9/14034 Парадоксы и прозрения Фирса Шишигина] // Северный край. — 30 августа 2008.
• Тимофеев Н. [www.communa.ru/news/detail.php?ID=29355 Подаривший театру имя] // Коммуна, № 128 (25165), 30.08.08.

Отрывок, характеризующий Шишигин, Фирс Ефимович

– Напротив, ваше величество, – сказал Балашев, едва успевавший запоминать то, что говорилось ему, и с трудом следивший за этим фейерверком слов, – войска горят желанием…
– Я все знаю, – перебил его Наполеон, – я все знаю, и знаю число ваших батальонов так же верно, как и моих. У вас нет двухсот тысяч войска, а у меня втрое столько. Даю вам честное слово, – сказал Наполеон, забывая, что это его честное слово никак не могло иметь значения, – даю вам ma parole d'honneur que j'ai cinq cent trente mille hommes de ce cote de la Vistule. [честное слово, что у меня пятьсот тридцать тысяч человек по сю сторону Вислы.] Турки вам не помощь: они никуда не годятся и доказали это, замирившись с вами. Шведы – их предопределение быть управляемыми сумасшедшими королями. Их король был безумный; они переменили его и взяли другого – Бернадота, который тотчас сошел с ума, потому что сумасшедший только, будучи шведом, может заключать союзы с Россией. – Наполеон злобно усмехнулся и опять поднес к носу табакерку.
На каждую из фраз Наполеона Балашев хотел и имел что возразить; беспрестанно он делал движение человека, желавшего сказать что то, но Наполеон перебивал его. Например, о безумии шведов Балашев хотел сказать, что Швеция есть остров, когда Россия за нее; но Наполеон сердито вскрикнул, чтобы заглушить его голос. Наполеон находился в том состоянии раздражения, в котором нужно говорить, говорить и говорить, только для того, чтобы самому себе доказать свою справедливость. Балашеву становилось тяжело: он, как посол, боялся уронить достоинство свое и чувствовал необходимость возражать; но, как человек, он сжимался нравственно перед забытьем беспричинного гнева, в котором, очевидно, находился Наполеон. Он знал, что все слова, сказанные теперь Наполеоном, не имеют значения, что он сам, когда опомнится, устыдится их. Балашев стоял, опустив глаза, глядя на движущиеся толстые ноги Наполеона, и старался избегать его взгляда.
– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.