Шишмарёв, Владимир Фёдорович

Владимир Фёдорович Шишмарёв
Дата рождения:	13 (25) марта 1875(1875-03-25)
Место рождения:	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти:	21 ноября 1957(1957-11-21) (82 года)
Место смерти:	Ленинград, РСФСР, СССР
Страна:	Российская империя Российская империя, СССР СССР
Научная сфера:	филолог, история романских языков, эпос и литература романских народов
Учёная степень:	доктор филологических наук
Учёное звание:	академик АН СССР
Альма-матер:	Петербургский историко-филологический институт, Императорский Санкт-Петербургский университет
Научный руководитель:	А. Н. Веселовский
Известные ученики:	Н. Д. Арутюнова
Награды и премии:

Владимир Фёдорович Шишмарёв (1875 — 1957) — русский и советский филолог, один из наиболее значительных российских романистов первой половины XX века. Труды по истории романских языков, эпосу и литературе романских народов; один из авторов «ЭСБЕ».

Биография

Родился 13 (25 марта) 1875 года в Санкт-Петербурге. Окончил гимназию при Петербургском историко-филологическом институте, затем историко-филологический факультет СПбУ (1897), где учился у акад. А. Н. Веселовского, стажировался во Франции и Италии (1899—1903). С 1900 года преподавал в Петербургском университете в звании приват-доцента, работал также на Высших женских педагогических и Бестужевских курсах.

В 1918 году избран профессором историко-филологического факультета Петроградского университета. В 1918 — 1923 годах жил и работал в Костроме (Костромской рабоче-крестьянский университет, Костромской институт народного образования). В Петроград вернулся в 1923 году, где продолжил работу в университете (факультет общественных наук, Ямфак, историко-лингвистический факультет) до 1930 года. В 1920—1930-х годах работал также в Публичной библиотеке, в Яфетическом институте, в Институте русской литературы и др. В 1937 году возобновил преподавание в ЛГУ став деканом филологического факультета, заведующим кафедрой романской филологии. Директор ИМЛИ (1944—1947), сотрудник ЛО ИЯАН (1950—1957). Член-корреспондент (1924), действительный член АН СССР (1946).

Дочь — Т. В. Шишмарёва (1905—1994), художник.

Умер 21 ноября 1957 года в Ленинграде. Похоронен на кладбище в Комарово. Могила является памятником культурно-исторического наследия федерального уровня охраны на основании Постановления Правительства РФ от 10.07.2001 г. № 527.

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810734000

Награды и премии

• заслуженный деятель науки Узбекской ССР (1945)
• Ленинская премия (1957) — за исследования в области романской филологии, изложенные в трудах «Историческая морфология французского языка», «Книга для чтения по истории французского языка» и «Словарь старофранцузского языка» к «Книге для чтения по истории французского языка» (1952—1955)
• орден Ленина (1953)
• два ордена Трудового Красного Знамени (21.02.1944; 1945)
• орден «Знак Почёта» (1945)
• медали

Вклад в науку

Ранние работы преимущественно по истории французской и провансальской поэзии (включая исследования в области палеографии и истории музыки); изучал и публиковал тексты французского поэта и композитора XIV в. Гильома де Машо (работа удостоена во Франции премии Сентура в 1909 году) и французского поэта XVI в. Клемана Маро (о творчестве которого защитил в 1915 году докторскую диссертацию). Занимался также историей итальянской литературы. Позднее перешёл к изучению романских диалектов на территории СССР, создал очерки истории языков Пиренейского полуострова, а также историческую грамматику французского языка — одну из наиболее полных на русском языке; в приложении к хрестоматии по истории французского языка опубликован единственный в России словарь старофранцузского языка.

Адреса в Ленинграде

• 1926—1941, 1944 -1948 — жилой дом лютеранской церкви Св. Екатерины --- проспект Пролетарской Победы, 1 / линия 1-я Васильевского острова, 20.

Память

• На доме по адресу Большой проспект Васильевского острова 1 в 1975 году была установлена мемориальная доска ( скульптор Р. У. Каратайев, архитектор В. А. Лосев ) с ошибочными датами в тексте: " В этом доме с 1927 по 1948 год жил выдающийся филолог-романист, академик Владимир Федорович Шишмарев". (В 1941 - 1944 годах он был эвакуирован в Акмолинскую область).

Основные работы

• Лирика и лирики позднего средневековья. Очерки по истории поэзии Франции и Прованса. М., 1911.
• Клеман Маро. Пг., 1915.
• Очерки по истории языков Испании. М.-Л., 1941.
• Историческая морфология французского языка. М.-Л., 1952.
• Книга для чтения по истории французского языка IX—XV вв. М.-Л., 1955.
• Избранные статьи. М.-Л., 1965 (т. 1: Французская литература), 1972 (т. 2: История итальянской литературы и итальянского языка).

Литература

• Заикина Е. В. Владимир Фёдорович Шишмарёв: (Библиография). — М., 1957.
• Рукописное наследие В. Ф. Шишмарёва в Архиве АН СССР / Сост. М. А. Бородина и Б. А. Малькевич. — М.-Л., 1965.
• Шишмарёв, Владимир Фёдорович // Краткая литературная энциклопедия / Глав. ред. А. А. Сурков. — М.: Советская энциклопедия, 1975. — Т. 8. — С. 736—737.

Ссылки

• Шишмарёв Владимир Фёдорович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• [feb-web.ru/feb/kle/kle-abc/ke8/ke8-7362.htm Шишмарёв, Владимир Фёдорович] // Краткая литературная энциклопедия. — М.: Советская энциклопедия, 1962—1978.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-52781.ln-ru Профиль Владимира Фёдоровича Шишмарёва] на официальном сайте РАН
• [nlr.ru/nlr_history/persons/info.php?id=162 Биографические сведения] на сайте РНБ
• [isaran.ru/?q=ru/fund&guid=D803B7EE-51A3-6125-6F84-5F51DCE601B9&ida=2 Историческая справка] на сайте Архива РАН
• Сосницкий Д. А., Ростовцев Е. А. [bioslovhist.history.spbu.ru/component/fabrik/details/1/1281.html Шишмарев Владимир Федорович // Биографика СПбГУ]
• [feb-web.ru/feb/izvest/1958/01/581-098.htm Некролог]

Отрывок, характеризующий Шишмарёв, Владимир Фёдорович

На всех лицах русских, на лицах французских солдат, офицеров, всех без исключения, он читал такой же испуг, ужас и борьбу, какие были в его сердце. «Да кто жо это делает наконец? Они все страдают так же, как и я. Кто же? Кто же?» – на секунду блеснуло в душе Пьера.
– Tirailleurs du 86 me, en avant! [Стрелки 86 го, вперед!] – прокричал кто то. Повели пятого, стоявшего рядом с Пьером, – одного. Пьер не понял того, что он спасен, что он и все остальные были приведены сюда только для присутствия при казни. Он со все возраставшим ужасом, не ощущая ни радости, ни успокоения, смотрел на то, что делалось. Пятый был фабричный в халате. Только что до него дотронулись, как он в ужасе отпрыгнул и схватился за Пьера (Пьер вздрогнул и оторвался от него). Фабричный не мог идти. Его тащили под мышки, и он что то кричал. Когда его подвели к столбу, он вдруг замолк. Он как будто вдруг что то понял. То ли он понял, что напрасно кричать, или то, что невозможно, чтобы его убили люди, но он стал у столба, ожидая повязки вместе с другими и, как подстреленный зверь, оглядываясь вокруг себя блестящими глазами.
Пьер уже не мог взять на себя отвернуться и закрыть глаза. Любопытство и волнение его и всей толпы при этом пятом убийстве дошло до высшей степени. Так же как и другие, этот пятый казался спокоен: он запахивал халат и почесывал одной босой ногой о другую.
Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.