Ши-тцу

Ши-тцу
Ши-тцу
Происхождение
Страна	Тибет
Характеристики
Рост	макс. 27 см
Вес	4,5 — 8 кг
Классификация МКФ
Группа	9
Секция	5
Номер	[www.fci.be/uploaded_files/208g09-en.doc 208]
Породы собак на Викискладе

Ши-тцу́ (собака-лев, собачка-хризантема) — одна из древнейших пород собак. В русском языке встречаются также названия ши-тсу, шитцу. Корни ши-тцу происходят из Китая. До 20-х годов XX века собачки породы ши-тцу были запретными собачками двора китайского императора. С китайского языка Shih Tzu (獅子, шицзы) переводится как львёнок.

История породы ши-тцу

Ши-тцу считается традиционно китайской собакой. Одной из родин ши-тцу считается Тибет. В 1653 году тибетский далай-лама подарил китайскому императору несколько собак ши-тцу, которые превратили ши-тцу в запретную породу, принадлежащую исключительно императорской семье. В качестве подарка император иногда дарил самым высокопоставленным чиновникам ши-тцу. По некоторым документам считается, что в Тибет ши-тцу пришли из Византии в начале VII века, то есть порода имеет европейские корни. В точности родина ши-тцу не выяснена.

В Европу ши-тцу вернулся благодаря норвежскому послу в Китае в конце 1930-х годов, которому сука ши-тцу по кличке Лейдза досталась в подарок. Для того, чтобы добиться потомства он использовал свои связи и приобрел еще пару кобелей ши-тцу. Вернувшись на родину, он занялся развитием неизвестной никому в Европе породы.

Существует также легенда, что Будду сопровождала в пути маленькая собачка (т. н. «ха-па»), готовая в любой момент превратиться в огромного льва на защиту хозяина или для того чтобы Будда ездил на ней. Считается, что собачкой был именно ши-тцу.

Первый клуб ши-тцу был создан в Великобритании в 1933 году, а первый современный стандарт разработан в 1948 году.

Происхождение ши-тцу

По разным гипотезам и генетическим исследованиям предполагается, что ши-тцу был получен в результате скрещивания пород Лхаса Апсо и Пекинеса. Существуют также другие гипотезы, но ни одна не признана точной. В частности, по данным генетических исследований, считается одной из древнейших пород на земле. Ши-тцу переводится с китайского как лев, потому их принято называть собака-лев. Хризантемными собачками их еще называют потому, что шерсть на их мордочке напоминает цветок хризантемы.

Характер ши-тцу

Собаки из породы ши-тцу, несмотря на свой крайне красивый, игрушечный и декоративный вид, не являются декоративными собаками. Ши-тцу — собака-компаньон с необычным характером. У ши-тцу дома чаще не бывает ярко выраженного хозяина, они разделяют любовь между всеми членами семьи. Ши-тцу не любят одиночество и неотступно следуют за своими хозяевами, куда бы они ни пошли. Даже уснув, при любом передвижении хозяина ши-тцу не ленятся проснуться, встать и как солдат следовать за своим хозяином. Благодаря своей привязанности к людям ши-тцу являются идеальными спутниками для пожилых и одиноких людей.

Ши-тцу сильно привязаны к людям, в жизни они обращают больше внимания и проявляют больший интерес к людям, чем к собакам.

Ши-тцу являются крепкими собаками, имеют крепкое телосложение и могут передвигать большой вес сообразно их телосложению, особенно если сравнить их силовые показатели с собаками аналогичных размеров. Несмотря на свою крепость, охранными собаками они не являются из-за небольших размеров и ласкового и любвеобильного характера.

Щенки и молодые ши-тцу являются хорошим спутником для самых маленьких детей из-за того, что они воспринимают их как себе подобных и стремятся играть с ними. Ши-тцу могут быть домашними собаками и не гулять на улице, особенно имея в виду, что в зрелом возрасте их длинная шерсть может доставлять им и их владельцам немалые хлопоты и проблемы. Ши-тцу поддаются обучению и могут справляться в лотке. Хотя часто ши-тцу считают молчаливыми собаками, они громко лают, причем иногда с раннего возраста. Когда хозяин оставляет их дома в одиночестве, уход хозяина обычно сопровождается несколькоминутным скулением и плачем, но не лаем. Ши-тцу очень игривые и способны долго без устали бегать и играть с хозяином, хотя встречаются и более спокойные особи.

Внешний вид

Ши-тцу — небольшая лохматая собака с длинной шерстью. Наряду с мальтийской болонкой и афганской борзой, ши-тцу обладает самой длинной шерстью относительно телосложения.

Обычно ши-тцу разноцветные, преобладают сочетания белого, коричневого и черного цвета, иногда рыжего. Крайне редко бывают почти полностью черные особи. Иногда можно встретить белые ши-тцу с примесью ванильного цвета (самые яркие ши-тцу), неопытный человек может спутать их с мальтийскими болонками.

Окрас: бело-рыжие, бело-золотые, бело-рыжий в маске, рыжий в маске, чёрно-белый, бело-чёрный, чёрный окрас, чёрно-подпалый, бело-голубой, голубой окрас, тигровый, белый, кремовый, серый, коричневый(«печёночный»)

Стандарт породы

Общий вид: Прочная, роскошно одетая собака с высокомерным выражением и мордой, напоминающей хризантему.

Важные пропорции: Расстояние между холкой и основанием хвоста больше, чем высота в холке.

Поведение: Умная, активная и внимательная. Дружелюбная и независимая собака.

Голова: Крупная, округлая, широкая, широко расставленные глаза. На голове копна из шерсти, длинные борода и усы, на носу — растущая вверх шерсть, которая и создает эффект хризантемы. Не мешает собаке видеть.

Переход ото лба к морде: Выраженный.

Нос: Черный, но темно-коричневый у коричневых и с коричневыми пятнами собак. Кончик мочки носа должен находиться на одной линии или чуть ниже края нижнего века глаза. Спинка носа прямая или слегка курносая. Широко открытые ноздри. Опущенная мочка носа крайне нежелательна, также как и суженные ноздри.

Морда: Достаточно широкая, квадратная, короткая, без морщин, плоская и покрытая шерстью. Длина около 2,5 см от кончика носа до стопа. Пигментация морды непрерывная, насколько возможно.

Губы: Не сырые.

Челюсти/Зубы: Челюсти широкие, небольшой перекус или прямой прикус (клещевой прикус, край в край).

Глаза: Крупные, темные, округлые, не выпуклые, достаточно широко расставленные. С теплым выражением. У коричневых или с коричневыми пятнами собак допустимы более светлые глаза. Белки глаз не видны.

Уши: Крупные, с длинным ушным полотном, висячие. Посажены несколько ниже макушки, обильно покрыты украшающим волосом, так что сливаются с шерстью на шее.

Шея: Пропорциональная, красиво изогнутая. Достаточной длины, чтобы гордо держать голову.

Корпус: Расстояние между холкой и основанием хвоста больше, чем высота в холке.

Спина: Прямая.

Поясница: Хорошего сцепления, прочная.

Грудь: Широкая и глубокая и хорошо опущенная.

Хвост: Роскошно одетый, держится весело закинутым на спину. Высоко посажен. В высоту приблизительно на уровне черепа, что придает собаке сбалансированность.

Плечи: Прочные, наклонные назад.

Предплечья: Ноги короткие и мускулистые с хорошим костяком, прямые насколько возможно, согласуются с широкой, хорошо опущенной грудью.

Передние лапы: Округлые, прочные и обильно покрытые шерстью.

Общий вид: Ноги короткие и мускулистые с хорошим костяком. Прямые при осмотре сзади.

Бедра: Округлые и мускулистые.

Задние лапы: Округлые, прочные, с хорошими подушечками. Обильно покрыты шерстью.

Движения: Надменные, плавнотекущие, передние ноги с хорошим вымахом вперёд, сильный толчок задних ног, подушечки лап полностью вид

Структура: Покровный волос длинный, плотный, не курчавый, с умеренным подшерстком, не пушистый. Легкая волна допускается. Шерсть не мешает собаке видеть. Длина шерсти не должна ограничивать движения.

Окрас: Любые окрасы разрешены, белая отметина на лбу и белый кончик хвоста у пятнистых окрасов очень желательны.

Размер и вес: Высота в холке: не более 27 см. Тип и характерные черты породы являются наиболее важными и не должны приноситься в жертву ради размера. Вес: от 4,5 до 8,1 кг. Идеальный вес 4,5—7,5 кг.

Недостатки: Любое отклонение от вышеизложенных пунктов должно рассматриваться, как недостаток и наказываться пропорционально степени выраженности и влияния на здоровье и благополучие собаки.

Дисквалифицирующие пороки:

• Агрессивность или трусость.
• Любая собака с физическими или психическими аномалиями должна быть дисквалифицирована.

Примечание: У кобелей должны быть два развитых семенника, полностью опущенных в мошонку.

Источники

• [www.fci.be/uploaded_files/208g09-en.doc Стандарт породы]  (англ.)
• [nkp-shih-tzu.ru/ Национальный Российский Клуб ши-тцу]
• [www.theshihtzuclub.co.uk/ сайт первого Британского клуба ши-тцу основанного в 1933 году]
• [www.shihtzu.msk.ru/ История ши-тцу, стандарт породы]

Литература

• Ши-тцу // The Dog Collection : журнал. — М.: ООО «ДжиИ Фаббри Эдишинз». — № 5.

Отрывок, характеризующий Ши-тцу

– Эх, барышня! – говорил дворецкий. Но Наташа не сдалась, выкинула все вещи и быстро начала опять укладывать, решая, что плохие домашние ковры и лишнюю посуду не надо совсем брать. Когда всё было вынуто, начали опять укладывать. И действительно, выкинув почти все дешевое, то, что не стоило брать с собой, все ценное уложили в два ящика. Не закрывалась только крышка коверного ящика. Можно было вынуть немного вещей, но Наташа хотела настоять на своем. Она укладывала, перекладывала, нажимала, заставляла буфетчика и Петю, которого она увлекла за собой в дело укладыванья, нажимать крышку и сама делала отчаянные усилия.
– Да полно, Наташа, – говорила ей Соня. – Я вижу, ты права, да вынь один верхний.
– Не хочу, – кричала Наташа, одной рукой придерживая распустившиеся волосы по потному лицу, другой надавливая ковры. – Да жми же, Петька, жми! Васильич, нажимай! – кричала она. Ковры нажались, и крышка закрылась. Наташа, хлопая в ладоши, завизжала от радости, и слезы брызнули у ней из глаз. Но это продолжалось секунду. Тотчас же она принялась за другое дело, и уже ей вполне верили, и граф не сердился, когда ему говорили, что Наталья Ильинишна отменила его приказанье, и дворовые приходили к Наташе спрашивать: увязывать или нет подводу и довольно ли она наложена? Дело спорилось благодаря распоряжениям Наташи: оставлялись ненужные вещи и укладывались самым тесным образом самые дорогие.
Но как ни хлопотали все люди, к поздней ночи еще не все могло быть уложено. Графиня заснула, и граф, отложив отъезд до утра, пошел спать.
Соня, Наташа спали, не раздеваясь, в диванной. В эту ночь еще нового раненого провозили через Поварскую, и Мавра Кузминишна, стоявшая у ворот, заворотила его к Ростовым. Раненый этот, по соображениям Мавры Кузминишны, был очень значительный человек. Его везли в коляске, совершенно закрытой фартуком и с спущенным верхом. На козлах вместе с извозчиком сидел старик, почтенный камердинер. Сзади в повозке ехали доктор и два солдата.
– Пожалуйте к нам, пожалуйте. Господа уезжают, весь дом пустой, – сказала старушка, обращаясь к старому слуге.
– Да что, – отвечал камердинер, вздыхая, – и довезти не чаем! У нас и свой дом в Москве, да далеко, да и не живет никто.
– К нам милости просим, у наших господ всего много, пожалуйте, – говорила Мавра Кузминишна. – А что, очень нездоровы? – прибавила она.
Камердинер махнул рукой.
– Не чаем довезти! У доктора спросить надо. – И камердинер сошел с козел и подошел к повозке.
– Хорошо, – сказал доктор.
Камердинер подошел опять к коляске, заглянул в нее, покачал головой, велел кучеру заворачивать на двор и остановился подле Мавры Кузминишны.
– Господи Иисусе Христе! – проговорила она.
Мавра Кузминишна предлагала внести раненого в дом.
– Господа ничего не скажут… – говорила она. Но надо было избежать подъема на лестницу, и потому раненого внесли во флигель и положили в бывшей комнате m me Schoss. Раненый этот был князь Андрей Болконский.


Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.
– Ну, что же, можно сложить что нибудь, – прибавил он тихим, таинственным голосом, как будто боясь, чтобы кто нибудь его не услышал.
В девять часов проснулась графиня, и Матрена Тимофеевна, бывшая ее горничная, исполнявшая в отношении графини должность шефа жандармов, пришла доложить своей бывшей барышне, что Марья Карловна очень обижены и что барышниным летним платьям нельзя остаться здесь. На расспросы графини, почему m me Schoss обижена, открылось, что ее сундук сняли с подводы и все подводы развязывают – добро снимают и набирают с собой раненых, которых граф, по своей простоте, приказал забирать с собой. Графиня велела попросить к себе мужа.
– Что это, мой друг, я слышу, вещи опять снимают?
– Знаешь, ma chere, я вот что хотел тебе сказать… ma chere графинюшка… ко мне приходил офицер, просят, чтобы дать несколько подвод под раненых. Ведь это все дело наживное; а каково им оставаться, подумай!.. Право, у нас на дворе, сами мы их зазвали, офицеры тут есть. Знаешь, думаю, право, ma chere, вот, ma chere… пускай их свезут… куда же торопиться?.. – Граф робко сказал это, как он всегда говорил, когда дело шло о деньгах. Графиня же привыкла уж к этому тону, всегда предшествовавшему делу, разорявшему детей, как какая нибудь постройка галереи, оранжереи, устройство домашнего театра или музыки, – и привыкла, и долгом считала всегда противоборствовать тому, что выражалось этим робким тоном.